Палеонтология также не была совершенно ему чужда благодаря тому, что он очень любил читать надписи на разных окаменевших экземплярах. Но когда он произносил греко-латинские названия, было презабавно слушать, как он умудрялся их коверкать.
Таков был Станислав.
– Доброго утра, лорд! – произнес он, когда лорд открыл глаза.
– Доброго утра! – зевая, ответил тот.
– Как вам спалось, лорд? – непринужденно продолжал Станислав. – Я уже здесь часа два сортирую минералы. Поглядите-ка, какой прелестный образчик известняка…
– Известняка? Это что же такое, во имя всего святого?
– Это, лорд, такая осадочная порода, которая состоит из камешков, спаянных меж собой минеральной массой. Горные породы, как вам должно быть известно, делятся на осадочные и массивные или кристаллические. Первые образовались из осадков на дне морском и называются также слоистыми; вторые – как, например, гранит, лава, порфир, – происхождения огненного.
– Ты, как я погляжу, занятный парень, – заметил англичанин и сел на кровати. – Говоришь, словно книжку читаешь.
Станислав взял со стола другой камень и поднес его лорду.
– Это также осадочная порода, – продолжал он с возрастающим оживлением. – Именуется она песчаником, так как состоит из зерен кварца, связанных минеральным веществом. Если вещество это – глина, то песчаник называется глинистым; если же кремневая масса – то кремнистым.
– В самом деле? – проговорил лорд, с любопытством глядя на Станислава. Тот почувствовал, что произвел впечатление и небрежно прибавил:
– У нас полные шкафы таких песчаников… А вот, извольте взглянуть, аммонит. Полюбуйтесь… Что за дивный экземпляр! Видали ли вы что-нибудь подобное по красоте?
– Скажи лучше, где профессор, – буркнул англичанин, которому болтовня Станислава начинала уже надоедать.
– Ушел! Разве он может усидеть дома, да еще когда на дворе такая славная погода? Вероятно, забрался куда-нибудь со своим молотком и придет нагруженный, что твой носильщик. Сколько у меня потом труда с укладыванием в сундуки всех этих минералов, костей и окаменелостей, одному только богу известно. И вдобавок – за каждую мелочь выговор!..
– Куда же пошел профессор? – прервал его лорд.
– Разве вы не знаете? Ведь он нашел ночью отверстие.
– Это я знаю!
– Ну так вот он туда и пошел!
– Почему же ты мне сразу этого не сказал? – в сердцах воскликнул лорд и, быстро одевшись, побежал к месту своего вчерашнего открытия.
Там он застал небольшую группу боснийцев. Двое лежали над отверстием и внимательно прислушивались к чему-то. Несколько человек громко спорили и жестикулировали. Лорду показалось, что они чем-то очень встревожены и недовольны. Между ними находился и его переводчик, который объяснил ему, что профессор, несмотря на протесты собравшихся боснийцев, решил спуститься вглубь земли и обещанием щедрой награды соблазнил одного молодца спуститься вместе с ним. Оба уже часа два находятся в «адской дыре» и, вероятно, уже поплатились жизнью за свою смелость. Все это переводчик рассказывал в сердитом тоне, а боснийцы, хотя и не понимали по-английски, вставляли в его рассказ недовольные возгласы. Но прежде чем рассказчик успел закончить, один из лежащих на земле людей быстро вскочил и крикнул:
– Идут!
Он не ошибся. Через несколько минут снизу донесся шум и человеческие голоса. Лорд Кэдоган наклонился над отверстием.
– Победа! Радуйтесь, лорд! – крикнул ему оттуда профессор. – Трещина уходит глубоко в землю, глубже, чем я смел надеяться!
– Изменник, изменник! Ушли, ничего мне не сказав! – гневно воскликнул лорд.
– Вы так сладко спали, что мне совестно было будить вас, – оправдывался профессор.
– Неправда! Это из зависти! Вы хотели первым проникнуть в пропасть, и за это вы, как только выйдете, получите достойное возмездие.
– Но я и не думаю выходить, пока не доберусь до дна пропасти. Быть может, найдется другой выход, и тогда мы не скоро встретимся.
– Прекрасно, прекрасно, ищите другой выход, – здесь вы мой пленник…
Тут подбежал запыхавшийся Станислав и, услышав конец разговора, весело сказал:
– Вы забыли, лорд, что и я существую на белом свете.
Лорд почувствовал, как гнев его проходит.
– Далеко вы уходили, профессор? – спросил он, успокоившись.
– Я был на глубине трехсот метров! – донесся из отверстия голос профессора Браннича. – Теперь я нахожусь от вас на расстоянии примерно пятидесяти метров.
– А дорога удобная?
– Да, для мух – очень удобная.
– Подождете меня?
– Нет, вам, лорд, незачем рисковать здоровьем, а быть может и жизнью…
– Но ведь вы же рискуете! – не сдавался лорд Кэдоган.
– Я – другое дело. Я исполняю свой долг. К тому же для вас, как для человека неопытного в такого рода экскурсиях, опасность особенно велика.
– Вы, очевидно, меня совсем не знаете, профессор, – горячо заговорил лорд. – Я и не в таких ямах бывал. На острове Ява, где вулканов столько, сколько в лесу грибов, я посетил четыре неизвестных мне до того кратера. Я спускался в вечно клокочущий Гунунг-Гелунгун и не испугался даже вулкана на острове Сумбава.
– Как? Вы спускались в вулкан Тамбора, который в 1815 году встряхнул весь индийский архипелаг и покрыл его пеплом[2]?
– Да, я был на дне его кратера…
– Да вы после этого прямо герой, лорд! – воскликнул удивленный профессор. – Сдаюсь, сдаюсь… Я сейчас же выхожу наверх, чтобы нам вместе собраться в дорогу.
– Не трудитесь, профессор, – отозвался лорд Кэдоган. – Подождите меня там, – охота вам без нужды идти триста метров взад и вперед? Я сам принесу все, что нужно.
– Как пожелаете, лорд. Берите побольше масла для ламп, захватите съестных припасов, магнит и веревочную лестницу. Я пришлю к вам своего молодца – он понесет вещи и проводит вас ко мне.
– А про меня вы совсем забыли? – обиженно спросил Станислав, наклоняясь над ямой.
– Я не забыл про тебя, милый мой, но ты должен остаться наверху. Ты не вынесешь адской жары, которая ожидает нас на глубине.
Станислав чуть не прослезился и принялся так страстно уверять, что вынослив к жаре, что профессор в конце концов уступил и позволил ему спуститься вниз вместе с лордом.
Глава 6
Ровно через час англичанин встретился с палеонтологом на глубине двухсот метров, считая от дна оврага. Термометр показывал двадцать один градус по Цельсию.
Для ознаменования счастливой встречи лорд предложил распить бутылку шампанского, после чего они втроем (босниец от дальнейшего путешествия отказался) в самом что ни на есть радужном настроении продолжали путь в мрачную глубину.
– Здесь совсем не жарко, – заметил спустя некоторое время Станислав.
– Что-то ты запоешь, когда мы спустимся метров на пятьсот пониже? Впрочем, прирост температуры не везде бывает одинаков. Обыкновенно полагают, что через каждые тридцать метров прибавляется один градус, но есть места, где температура возрастает на один градус через каждые восемьдесят, как, например, под Ливерпулем.
– А какой вы здесь заметили прирост? – спросил лорд Кэдоган.
– Мы в настоящий момент на глубине трехсот метров, – начал считать профессор. – Спустились, значит, еще на сто метров… Там был двадцать один градус, здесь двадцать три, – следовательно, на каждые пятьдесят метров приходится один градус. Прирост небольшой, но тем лучше для нас, потому что мы пойдем глубоко.
– А где мы теперь находимся?
– В меловых пластах…
– Но я здесь совсем не вижу мела! – воскликнул лорд.
– Меловые пласты не всегда состоят именно из мела, – объяснил профессор Браннич. – Именуются же они так потому, что отлагались в меловой период, получивший свое первоначальное название в Англии и Франции, где среди прочих отложений белый мел играет весьма видную роль. Во многих местах к меловым породам принадлежит известняк, содержащий раковины и кораллы, а также мергель – смесь известняка с глиной; в Литве – пластичная глина, в Карпатах – серый крупнозернистый песчаник, известный под названием карпатского песчаника. Из полезных ископаемых меловой системы известны: каменный уголь, асфальт, железные руды, нефть. Меловой уголь образует весьма тонкие пласты. Он по большей части очень смолист и образовался путем разложения не сигиллярий, каламитов и лепидодендронов, как уголь каменного периода, а саговых пальм и хвойных деревьев.
Путешественники при слабом свете ламп дошли между тем до следующих пластов, юрских. Здесь профессор поминутно делал какие-то измерения на стенах и вносил их в записную книжку. Его поражала необыкновенная мощность пластов этой системы. Он прошел мимо толстых верхних и средних слоев, известных под именем белой и бурой юры и остановился среди нижних, называемых черной юрой. Профессор весь сиял от удовольствия.
– Мы находимся среди самых старых отложений юрской системы, – сказал он. – В течение получаса мы ушли на миллионы лет назад в прошлое…
– В прошлое? – переспросил лорд Кэдоган.
– Конечно. Мы в катакомбах юры, и здесь каждая окаменелость, каждая мало-мальски сохранившаяся раковинка – драгоценный для науки свидетель прежней, давно угасшей жизни…
– А как отложения этого периода, – спросил Станислав, – одинаковы они на всем земном шаре или нет?
– Конечно нет. Как и меловые, и все другие, они в одних местах толще, в других тоньше, а в некоторых их вовсе нет.
– Чем же это объясняется? – поинтересовался англичанин, не на шутку заинтригованный.
– Объясняется это различным воздействием тепла, воды и воздуха, которым подвергались и подвергаются пласты. Во многих местах, например, верхние пласты настолько выветрились или размыты, что на поверхности земли оказывается очень древний пласт, и его можно было бы принять за молодой, если бы заключающиеся в нем окаменелости не обнаруживали его древности. Кроме того, здесь важно и самое происхождение ила на дне рек, озер и болот… Но довольно разговоров, друзья мои, вперед! Глубже мы найдем, быть может, вещи более интересные.