– Я бы порекомендовал вам, Monsieur Фарли, почитать «Книгу снов Наполеона» или обратиться к практикующему психологу с Харли-стрит.
– Сделал и то и другое… – произнес Бенедикт Фарли своим обычным голосом.
В воздухе повисла пауза, а потом миллионер заговорил – сначала почти шепотом, а потом его голос становился все громче и громче.
– Каждую ночь один и тот же сон. Я боюсь, говорю я вам, просто боюсь… Сон всегда один и тот же. Я в своем кабинете – он расположен за соседней дверью – сижу и работаю. Рядом стоят часы, я смотрю на них и вижу время – ровно двадцать восемь минут четвертого. Вы понимаете меня, время всегда одно и то же… И когда я вижу это время, месье Пуаро, я понимаю, что должен сделать. Я не хочу этого делать, мне претит делать это, но я должен…
Голос Фарли превратился в визг.
– И что же вы должны сделать? – невозмутимо спросил Пуаро.
– В двадцать восемь минут четвертого, – хрипло ответил Фарли, – я открываю второй ящик правой тумбы моего стола и достаю оттуда револьвер, который там храню. Заряжаю его и подхожу к окну. А потом… потом…
– Я вас слушаю…
– А потом я убиваю себя… – прошептал Бенедикт Фарли.
В комнате установилась гробовая тишина.
– И в этом заключается ваш сон? – спросил детектив спустя какое-то время.
– Да.
– И он повторяется из ночи в ночь?
– Да.
– А что происходит после того, как вы себя убиваете?
– Я просыпаюсь.
Пуаро задумчиво кивнул.
– А кстати, вы действительно держите револьвер именно в этом ящике?
– Да.
– Зачем?
– Я всегда держу его там. Надо быть готовым.
– Готовым к чему?
– Человек в моем положении всегда должен быть начеку, – раздраженно пояснил Фарли. – У всех богатых людей есть враги.
Пуаро не стал распространяться на эту тему. Несколько мгновений он сидел молча, а потом спросил:
– И почему же вы послали за мной?
– Я вам отвечу. Прежде всего я проконсультировался с врачом – с тремя, если быть точным.
– И?…
– Первый сказал мне, что вся проблема в питании. Он был представителем старой школы. Второй, молодой, представлял современную медицину. Он заверил меня, что все это связано с каким-то происшествием в далеком детстве, которое случилось именно в двадцать восемь минут четвертого. И вот теперь я, по его словам, изо всех сил стараюсь не вспоминать об этом, символом чего становится мое самоуничтожение. Это его объяснение.
– А третий врач? – поинтересовался Пуаро.
Голос Бенедикта Фарли вновь поднялся до уровня визга.
– Он тоже был молод. И его теория просто абсурдна! Он считает, что я устал от жизни, что считаю свою жизнь невыносимой и что намеренно хочу ее закончить. Но, поскольку признание этого факта равно признанию того, что я неудачник по жизни, в период бодрствования я отказываюсь признать эту правду. А когда сплю, все ограничения исчезают, и я делаю то, что хочу сделать в действительности. То есть убиваю себя.
– То есть он считает, что вы, сами не зная об этом, хотите свести счеты с жизнью? – уточнил Пуаро.
– И это невозможно, невозможно! – визгливо прокричал Бенедикт Фарли. – Я совершенно счастлив! У меня есть все, что я могу пожелать, – все, что можно купить за деньги! Это просто невероятно – о таком даже подумать страшно!
Пуаро с интересом посмотрел на своего собеседника. Возможно, что-то в этих трясущихся руках, в этом дрожащем визгливом голосе сказало ему о том, что во всем сказанном чересчур много страсти и наигранности, что даже то, как это все произносится, вызывает подозрение. Так что он удовлетворился тем, что сказал:
– И какую роль во всем этом вы отводите мне, Monsieur?
Неожиданно Бенедикт Фарли успокоился. Он выразительно постучал пальцем по стоящему рядом столику:
– Есть еще одна возможность. И если я прав, то вы – тот человек, который должен о ней знать! Вы знамениты, вы раскрыли сотни преступлений – иногда фантастических и совершенно невероятных. Так что вы поймете…
– Пойму что?
Голос миллионера понизился до шепота.
– Предположим, они хотят меня убить… Можно ли сделать это таким образом? Могут они заставить меня видеть один и тот же сон каждую ночь?
– Вы сейчас о гипнозе?
– Да.
Эркюль Пуаро задумался.
– Наверное, такое возможно, – сказал он наконец. – Но это вопрос скорее к врачу.
– Вы сами о таком никогда не слышали?
– Нет. Если подумать, то нет.
– Вы понимаете, к чему я? Меня заставляют ночь за ночью видеть один и тот же сон – а потом, в один прекрасный день, все это меня настолько достает, что я поступаю так, как вижу во сне. Делаю то, что так много раз видел, – убиваю себя!
Детектив медленно покачал головой.
– Вы думаете, такое невозможно? – спросил Фарли.
– Невозможно? – переспросил Пуаро. – Я не мыслю такими категориями.
– Но вы думаете, что это неосуществимо?
– Практически – да.
– Доктор тоже так сказал… – пробормотал Бенедикт Фарли, а потом его голос вновь усилился до визга, и он выкрикнул: – Но почему мне снится этот сон? Почему? Почему?
И вновь сыщик покачал головой.
– Вы уверены, что никогда ни с чем подобным не сталкивались? – отрывисто спросил его Фарли.
– Никогда.
– Вот это я и хотел узнать.
Пуаро деликатно прочистил горло.
– Вы позволите задать вам один вопрос?
– Что? Что вы сказали?… Спрашивайте, что хотите.
– А кого вы подозреваете в желании убить вас?
– Никого. Вообще никого, – рыкнул Фарли.
– Но ведь такая идея приходила вам в голову, – не отставал Пуаро.
– Я просто хотел знать… существует ли такая возможность.
– Основываясь на своем собственном опыте, я отвечу вам – НЕТ! А кстати, вас когда-нибудь гипнотизировали?
– Конечно, нет. Вы что, думаете, что я добровольно соглашусь на такое шарлатанство?
– Тогда, думаю, можно сказать, что ваша идея абсолютно невероятна.
– Но сон, тупой вы человек, сон!
– Сон действительно поразительный, – задумчиво произнес сыщик. Он помолчал, а потом продолжил: – Я хотел бы увидеть место этой драмы – стол, часы, револьвер…
– Конечно. Я вас сейчас отведу.
Запахнув полы своего лоскутного халата, старик полупривстал в кресле. Но потом неожиданно вернулся на свое место, как будто ему в голову пришла какая-то мысль.
– Нет, – сказал он. – Там нечего смотреть. Я вам уже все рассказал.
– Но я хочу увидеть собственными глазами…
– В этом нет необходимости, – голос Фарли звучал резко. – Вы уже сообщили мне свое заключение. И покончим с этим.
– Как вам будет угодно. – Пожав плечами, Пуаро встал. – Мне жаль, мистер Фарли, что я ничем не смог вам помочь.
Бенедикт Фарли смотрел прямо перед собой.
– Не хочу всей этой лишней суеты, – брюзгливо заявил он. – Я рассказал вам все факты, вы ничем не можете мне помочь. Таким образом, вопрос закрыт. Можете прислать счет за консультацию.
– Не премину это сделать, – сухо ответил детектив и пошел к двери.
– Минуточку, – остановил его миллионер. – Письмо – верните мне его.
– Письмо от вашего секретаря?
– Да.
Пуаро поднял брови. Затем засунул руку в карман, достал оттуда сложенный листок и передал его старику. Тот осмотрел его, а потом, кивнув, положил на столик рядом с собой.
Сыщик опять повернулся к двери. Он был сильно озадачен. Его деятельный мозг снова и снова возвращался к услышанной истории. Но, несмотря на эту интенсивную умственную деятельность, его не покидало ощущение, что что-то пошло не так. И что это «не так» связано с ним самим, а не с Бенедиктом Фарли.
Уже взявшись за ручку, детектив наконец понял. Он, Эркюль Пуаро, повинен в ошибке! Маленький бельгиец вновь повернулся к Фарли.
– Тысяча извинений! Меня так заинтересовала ваша проблема, что я все перепутал. Письмо, которое я вам передал, – я случайно засунул руку в правый карман вместо левого…
– Что? В чем дело?
– Письмо, которое я вам только что передал, – это извинения моей прачки по поводу испорченных воротничков. – Пуаро смущенно улыбнулся и опустил руку в левый карман. – Вот ваше письмо.
Бенедикт Фарли выхватил у него письмо и прорычал:
– Какого черта вы не думает о том, что делаете?
Пуаро забрал у него послание своей прачки, еще раз изящно извинился и покинул комнату.
На лестничной площадке он на мгновение остановился. Она была просторной. Прямо перед ним стояла большая дубовая скамья, перед которой расположился длинный узкий стол. На нем лежали журналы. Здесь же стояли два кресла и столик с цветами. Вся обстановка немного напомнила сыщику приемную зубного врача.
Дворецкий ждал внизу, чтобы выпустить его.
– Вызвать такси, сэр?
– Нет, благодарю. Хороший вечер. Я пройдусь.
На мгновение Эркюль Пуаро задержался на тротуаре, ожидая, когда среди машин появится просвет. Дождавшись, он перешел через оживленную улицу.
Его лоб избороздили морщины.
«Нет, – сказал он сам себе, – я ничего не понимаю. Во всем этом нет никакого смысла. Печально в этом сознаваться, но я, Эркюль Пуаро, совершенно сбит с толку».
Таковым был, если можно так сказать, первый акт драмы.
Второй случился через неделю. И начался он со звонка некоего доктора Джона Стиллингфлита.
Говорил он далеко не как дипломированный врач:
– Это вы, Пуаро, старая вы кляча? Говорит Стиллингфлит.
– Слушаю, друг мой. В чем дело?
– Я говорю из Нортуэй-Хаус, дома Бенедикта Фарли.
– Ах вот как. – В голосе Пуаро послышался интерес. – И что же… мистер Фарли?
– Фарли мертв. Застрелился сегодня днем.
После паузы Пуаро произнес:
– Да…
– Чувствуется, что вас это не очень удивило. Знаете что-нибудь об этом, старина?
– А почему вы так думаете?
– Ну, не подумайте, что это какая-то телепатия или замечательная догадка. Мы нашли письмо, в котором Фарли неделю назад назначил вам встречу.
– Понятно.
– Здесь у нас есть один унылый полицейский инспектор… приходится осторожничать, когда один из этих миллионеров сносит себе башку. Так вы не могли бы пролить свет на случившееся? А если да, то, может быть, подъедете?