– Сейчас буду.
– Вот и умница… Речь, наверное, пойдет о каких-то грязных махинациях?
На это Пуаро повторил только, что немедленно выезжает.
– Не хотите слишком много болтать по телефону? И правильно. Пока.
Через четверть часа Пуаро уже сидел в библиотеке – длинной низкой комнате в тыловой части Нортуэй-Хаус на первом этаже. Помимо него в комнате находилось еще пять человек: инспектор Барнетт, доктор Стиллингфлит, миссис Фарли, вдова миллионера, Джоанна Фарли, его единственная дочь, и Хьюго Корнуорти, личный секретарь.
Инспектор Барнетт оказался мужчиной с выправкой военного. Доктор Стиллингфлит, чьи профессиональные манеры разительно отличались от его манеры говорить по телефону, был высоким молодым человеком лет тридцати с вытянутым лицом. Было заметно, что миссис Фарли значительно моложе своего супруга; симпатичная черноволосая молодая женщина с крепко сжатыми губами. По ее черным глазам невозможно было догадаться о том, что она испытывает. Казалось, что вдова абсолютно владеет собой. У Джоанны Фарли были светлые волосы и веснушки на лице. Выдающиеся вперед нос и подбородок она явно унаследовала от отца. У нее были умные и проницательные глаза. Хьюго Корнуорти выглядел каким-то бесцветным, при этом отлично одетым, умным и деловитым.
После того как приветствия и представления были закончены, Пуаро просто и доходчиво рассказал об обстоятельствах своего визита и повторил историю, рассказанную ему Бенедиктом Фарли. На недостаток внимания ему грех было жаловаться.
– Никогда не слыхал ничего подобного! – сказал инспектор. – Сон, видите ли… А вы что-нибудь об этом слышали, миссис Фарли?
Вдова склонила голову.
– Супруг упоминал о нем. Его это здорово расстраивало. Я… я сказала ему, что все это от несварения желудка – вы же знаете, что его диета была довольно специфической, – и предложила обратиться к доктору Стиллингфлиту.
Молодой человек покачал головой.
– Ко мне он так и не обратился. Как я понял из рассказа Пуаро, он предпочел Харли-стрит.
– Я хотел бы услышать ваше мнение по этому поводу, доктор, – сказал Эркюль Пуаро. – Мистер Фарли сказал мне, что консультировался у трех специалистов. Что вы думаете о тех теориях, которые они выдвинули?
Стиллингфлит нахмурился.
– Сложно сказать… Надо принимать во внимание, что то, что он рассказал вам, не совсем соответствует тому, что сказали ему они. Все это была интерпретация непрофессионала.
– Вы хотите сказать, что он путал терминологию?
– Не совсем. Я хочу сказать, что они объясняли свою теорию профессиональным языком, а до него все доходило в слегка искаженном виде, после чего он пересказывал ее своими словами.
– То есть то, что он говорил мне, не совсем соответствовало тому, что говорили ему врачи?
– В конечном счете это именно так. Он все понял немножко не так, если вы меня понимаете.
Сыщик задумчиво кивнул.
– А известно, у кого именно он консультировался? – последовал новый вопрос.
Миссис Фарли отрицательно покачала головой, а Джоанна заметила:
– Никто из нас вообще не знал, что он с кем-то консультировался.
– Он рассказывал вам о своем сне? – поинтересовался Пуаро.
Девушка покачала головой.
– А вам, мистер Корнуорти?
– Нет, он мне ничего не говорил. Я записал под его диктовку письмо вам, но я и понятия не имел, о чем он хочет с вами говорить. Я подумал, что это, может быть, связано с какими-то нарушениями в бизнесе…
– Ну а теперь давайте перейдем к тому, как умер мистер Фарли, – предложил Пуаро.
Инспектор Барнетт вопросительно взглянул на миссис Фарли и доктора Стиллингфлита, а потом взял на себя роль спикера.
– Во второй половине дня мистер Фарли обычно работал в своем кабинете на втором этаже. Как я понимаю, в настоящее время происходит большое слияние…
Тут он взглянул на Хьюго Корнуорти, который подтвердил:
– Да, с «Консолидейтед коучлайнз».
– В связи с этим, – продолжил инспектор, – мистер Фарли согласился дать интервью двум представителям прессы. Интервью он дает очень редко – как я понимаю, не чаще одного раза в пять лет. Соответственно, два журналиста – один из Ассошиэйтед пресс, а второй из Амалгейтед прессшитс – прибыли на это интервью в три пятнадцать дня. Они ждали на втором этаже, перед дверью в кабинет мистера Фарли, – это обычное место ожидания для людей, у которых назначена с ним встреча. В три двадцать из офиса «Консолидейтед коучлайнз» прибыл курьер со срочными документами. Его провели в кабинет мистера Фарли, где он передал эти документы. Мистер Фарли проводил его до дверей кабинета и оттуда обратился к представителям прессы. Он сказал: «Прошу меня простить, джентльмены за то, что я заставляю вас ждать, но мне надо закончить с одним срочным делом. Я постараюсь побыстрее».
Оба джентльмена, мистер Адамс и мистер Стоддарт, заверили мистера Фарли, что будут ждать столько, сколько потребуется. Он вернулся в кабинет, закрыл дверь – и больше живым его никто не видел.
– Дальше, – попросил Пуаро.
– Вскоре после четырех часов, – продолжил инспектор, – мистер Корнуорти вышел из своего кабинета, расположенного рядом с кабинетом мистера Фарли, и с удивлением увидел, что двое журналистов все еще ждут. Ему нужна была подпись мистера Фарли на некоторых письмах, и он решил заодно напомнить ему об ожидающих его джентльменах. Так мистер Корнуорти зашел в кабинет мистера Фарли. К своему удивлению, он сначала не увидел мистера Фарли и решил, что кабинет пуст. И только потом заметил ботинок, торчавший из-за письменного стола, который стоит прямо перед окном. Он быстро подошел к столу и обнаружил мертвого мистера Фарли с лежащим рядом револьвером. Выбежал из комнаты и велел дворецкому связаться с доктором Стиллингфлитом. Тот, в свою очередь, посоветовал проинформировать о случившемся полицию.
– Кто-нибудь слышал выстрел? – уточнил маленький бельгиец.
– Нет. Движение здесь очень шумное, а окно на лестничной площадке было открыто. Так что с ревом двигателей и звуковыми сигналами услышать что-либо было проблематично.
Пуаро задумчиво кивнул.
– В котором часу наступила смерть? – поинтересовался он.
– Я обследовал тело, как только приехал, – ответил Стиллингфлит, – то есть где-то в четыре тридцать две. Мистер Фарли был мертв по крайней мере час.
Лицо Пуаро было очень серьезно.
– Значит, вполне возможно, что смерть наступила в то самое время, которое он называл мне, – в двадцать восемь минут четвертого.
– Вот именно, – согласился Стиллингфлит.
– Отпечатки на револьвере?
– Только его собственные.
– А сам револьвер?
Слово взял инспектор.
– Тот самый, который он держал во втором ящике правой тумбы своего письменного стола. Миссис Фарли его узнала. Более того, вы должны понимать, что в комнату ведет всего одна дверь, выходящая на лестничную площадку. Журналисты сидели как раз напротив этой двери, и оба клянутся, что никто не входил в комнату в период между тем, когда мистер Фарли говорил с ними, и тем, когда мистер Корнуорти вошел в нее после четырех.
– То есть все говорит за то, что мистер Фарли совершил самоубийство?
Инспектор Барнетт слегка улыбнулся.
– В этом не было бы никаких сомнений, если б не одно маленькое «но».
– И какое же?
– Письмо, написанное вам.
Тут сыщик тоже улыбнулся.
– Я вас понял! Там, где появляется Пуаро, немедленно возникает подозрение в убийстве…
– Вот именно, – сухо подтвердил инспектор. – Хотя после того, как вы прояснили ситуацию…
– Момент, – прервал его детектив и повернулся к миссис Фарли: – Вашего мужа когда-нибудь гипнотизировали?
– Никогда.
– А он изучал гипноз? Интересовался этим вопросом?
– Не думаю. – Женщина покачала головой.
Неожиданно выдержка изменила ей.
– Жуткий сон! Это совершенно необъяснимо! Необъяснимо, что ему каждую ночь снился этот сон, а потом… потом… все это выглядит так, как будто его довели до смерти!
Пуаро вспомнил, как Бенедикт Фарли сказал ему: «Я делаю то, что действительно хочу сделать. Убиваю себя».
– А вам никогда не приходило в голову, что ваш супруг, возможно, испытывает желание покончить с собой? – спросил детектив у вдовы.
– Нет… хотя… иногда он бывал очень странным…
В этот момент раздался ясный и насмешливый голос Джоанны Фарли:
– Папа себя никогда не убил бы. Для этого он слишком любил себя.
– Знаете ли, мисс Фарли, – вмешался в разговор доктор Стиллингфлит, – те, кто грозится совершить самоубийство, обычно его не совершают. Именно поэтому самоубийства бывает так трудно объяснить.
– А мне будет позволено, – спросил Пуаро, вставая, – осмотреть комнату, где произошла трагедия?
– Конечно. Доктор Стиллингфлит…
Тот проводил Пуаро наверх. Кабинет Бенедикта Фарли был гораздо больше кабинета его секретаря, расположенного рядом. Он был роскошно обставлен глубокими креслами, обтянутыми кожей, громадных размеров письменным столом и толстым ковром на полу.
Пуаро прошел мимо стола туда, где на ковре, прямо перед окном, виднелось темное пятно. Он вспомнил, как миллионер говорил ему: «В двадцать восемь минут четвертого я открываю второй ящик в правой тумбе моего письменного стола, достаю револьвер, который держу там, заряжаю его и подхожу к окну. А потом – потом я убиваю себя…»
Пуаро, медленно кивнув, произнес:
– Окно так и было открыто?
– Да. Но через него никто не мог забраться.
Пуаро высунул голову на улицу.
Ни подоконника, ни парапета, ни труб рядом. Даже кошка сюда не забралась бы. Напротив возвышалась стена фабрики, глухая стена без каких-либо окон.
– Смешно, что богач выбрал комнату с таким видом в качестве святая святых, – сказал Стиллингфлит. – Как будто смотришь на тюремную стену.
– Да, – согласился Пуаро. Он втянул голову внутрь и стал изучать обширную стену из сплошного кирпича. – Мне кажется, эта кирпичная стена очень важна.
– Вы хотите сказать – психологически? – Стиллингфлит с любопытством взглянул на детектива.