Мой товарищ в знак одобрение захлопал в ладоши.
– Превосходно, Лестрад, превосходно! – воскликнул он. – Только я плохо вникнул в то, чем объясняете вы истребление бюстов.
– Бюсты! Вы никак не можете выкинуть их из головы! В сущности это пустяки, мелкая кража, за которую полагается самое большее шесть месяцев тюремного заключения. На самом деле мы расследуем убийство, и говорю вам, что скоро все нити преступлены будут у меня в руках.
– Ну, а следующая стадия?
– Она очень проста. Я отправлюсь с Гиллем в итальянски квартал, отыщу человека, фотографию которого мы достали, и арестую его по обвинению в убийстве. Вы пойдете с нами?
– Едва ли. Мне кажется, что мы сумеем достичь цели гораздо проще. Конечно, я не могу ручаться за успех, потому что все это зависит… ну да, все это зависит от фактора, совершенно недоступного нашему контролю. Однако, есть большие шансы – на самом деле можно поставить два против одного, – что если вы согласитесь отправиться с нами сегодня ночью, то я помогу вам накрыть преступника.
– В итальянском квартале?
– Нет; я полагаю, что Чизвик – более подходящий адрес для его поимки. Если вы поедете со мною сегодняшней ночью в Чизвик, Лестрад, то я обещаю вам пойти с вами завтра в итальянский квартал, и от этой отсрочки не произойдет никакой беды. Теперь же всем нам не мешало бы хорошенько выспаться, так как я не рассчитываю выйти из дому до одиннадцати часов, и нельзя надеяться, чтобы мы вернулись раньше утра. Вы отобедаете с нами, Лестрад, а потом добро пожаловать на диван, пока не наступить время тронуться с места! Тем временем, Ватсон, я буду вам весьма признателен, если вы позвоните и потребуете нарочного; мне надо отправить письмо, и его отсылка не терпит отлагательства.
Холмс провел вечер в том, что рылся в кипах старых газет, которыми был набить один из наших чуланов. Когда он, наконец, спустился вниз, его глаза горели торжеством; однако, мой товарищ не обмолвился ни словом ни одному из нас о результате своих поисков. С своей стороны я выслеживал шаг за шагом приемы, которые он применял, подвигаясь вперед в лабиринте этого сложного дела, и хотя я не мог догадаться, к чему приведет его план, но ясно понимал, что, по расчету Холмса, нелепый преступник должен произвести нападение на два уцелевших бюста, один из которых, как мне помнилось, находился в Чизвике. Несомненно, целью нашей поездки было захватить виновного на месте преступления, и я невольно восхищался той хитростью, с которой Шерлок поместил ложное указание в вечерней газете с целью внушить преступнику мысль, что он может безнаказанно продолжать задуманное им. Меня нисколько не удивило, когда Холмс посоветовал мне запастись револьвером. Сам он взял заряженный охотничий пистолет, свое любимое оружие.
Наемный экипаж подкатил к крыльцу в одиннадцать ночи, и мы доехали до одного места по ту сторону Геммерсмитского моста. Здесь извозчику было приказано дожидаться. Пройдя немного пешком, мы достигли уединенной дороги, окаймленной красивыми домиками, стоявшими в садах. При свете уличного фонаря на воротах одного из них можно было прочесть «Лэберном-Вилла». Обитатели дома, очевидно, спали, потому что в нем все окна были темны, исключая слухового над входной дверью, которое отбрасывало единственный тусклый круг света на садовую дорожку. Деревянный забор, отделявшие сад от дороги, отбрасывал от себя густую черную тень на внутреннюю сторону, и здесь-то мы притаились втроем.
– Боюсь, что нам придется долго ждать, – прошептал Холмс. – Мы должны еще благодарить судьбу, что нет дождя. Едва ли можно даже закурить сигару от скуки. Но все-таки у нас есть два шанса против одного, что мы добьемся кое-чего в награду за труды.
Между тем наше ожидание оказалось не таким продолжительным, как опасался Холмс, и окончилось весьма внезапным и необычайным образом. В одну минуту, без малейшего звука, который предупредил бы нас о приближение человеческого существа, садовая калитка распахнулась, и гибкая темная фигура, юркнув в нее с проворством и живостью обезьяны, помчалась стрелой по дорожке сада. Мы видели, как она мелькнула в полосе света, выходившего из полукруглого окна над крыльцом, и скрылась опять в густой тьме около дома. Наступила долгая пауза, в продолжение которой мы не двигались с места, притаив дыхание; потом до нас донесся еле слышный треск. Окно отворилось. Слабый шум прекратился, и все окружающее снова застыло в жутком безмолвии. Ночной пришелец пробирался в дом. Мы увидали внезапную вспышку потайного фонаря в темной комнате. То, чего искал вор, очевидно, не попадалось ему под руку, потому что мы заметили новое мелькание огня сквозь другую стору, а там сквозь третью.
– Пойдемте к отворенному окну. Мы сцапаем его, когда он будет вылезать вон, – прошептал Лестрад.
Но не успели мы пошевелиться, как незнакомец показался вновь. Когда он вступил на освещенное пространство, мы увидали, что негодяй тащит под мышкой какой-то белый предмет. Он огляделся украдкой вокруг себя. Тишина безлюдной улицы успокоила его. Повернувшись к нам спиной, он положил на землю свою ношу; вслед за тем раздался громки стук, сопровождаемый треском и звяканьем разлетевшихся осколков. Злоумышленник был до такой степени поглощен своим делом, что не расслышал наших шагов, когда мы осторожно подкрадывались по траве, покрывавшей лужайку. Стремительным прыжком тигра Холмс кинулся ему на спину, а секунду спустя Лестрад и я овладели его руками, чтоб застегнуть на них ручные кандалы. Когда мы перевернули барахтавшегося арестанта навзничь, то я увидал перед собою отвратительное бледно-желтое лицо с искаженными свирепыми чертами и яростным взглядом, обращенным на нас. Это был, несомненно, оригинал фотографии, найденной в кармане убитого.
Между тем внимание Холмса было устремлено совсем не на пойманного человека. Присев на корточки на ступенях крыльца, он тщательно рассматривал предмет, вынесенный вором из дома. То был гипсовый бюст Наполеона, подобный тому, который мы видели поутру, и раздробленный на такие же осколки. Шерлок с озабоченной миной подносил каждый черепок к свету, но ни один из них не отличался ничем от всякого другого обломка гипса. Мой приятель только что окончил свой осмотр, как вдруг огонь в сенях вспыхнул ярче, дверь отворилась, и хозяин дома, веселый толстяк в одних брюках и рубашке, показался на пороге.
– М-р Джозия Браун, если не ошибаюсь? – спросил Холмсъ.
– Да, сэр, а вы, без сомнения, м-р Шерлок Холмс? Я получил записку, посланную вами с нарочным, и сделал в точности то, что вы мне велели. Мы заперли все двери изнутри, после чего стали дожидаться вора. Ну, я очень рад поимке негодяя! Надеюсь, джентльмены, что вы зайдете ко мне закусить и подкрепиться.
Однако, Лестрад торопился доставить преступника в безопасное место, потому несколько минуть спустя был вызван наш кэб, и мы вчетвером покатили обратно в Лондон. Наш узник не проронил дорогой ни слова, он только свирепо смотрел на нас из под нависших на лоб всклокоченных волос, да однажды, когда моя рука очутилась вблизи него, он впился в нее зубами, как голодный волк. Мы пробыли достаточно долго в полицейском участке, чтоб узнать, что при обыске платья у арестанта не найдено ничего, кроме нескольких шиллингов и длинного кинжала в ножнах, рукоятка которого носила многочисленные следы свежей крови.
– Скоро все откроется, – сказал, прощаясь с нами, Лестрад. – Гиллю хорошо известен весь этот честной народец, и он сейчас назовет имя нашего молодца. Вот вы увидите, что моя догадка насчет маффии подтвердится. Тем не менее я весьма обязан вам, м-р Холмс, за искусную поимку злодея. Очень уж ловко подстроили вы это, хотя, собственно, я не вполне понимаю, что навело вас на такую счастливую мысль.
– Боюсь, что теперь слишком поздний час для разъяснений, – отвечал Шерлокъ. – Кроме того, здесь не определились еще кое-какие подробности, а это одно из дел, которые стоит разобрать до конца. Если вы пожелаете зайти ко мне опять завтра вечером около шести часов, то, пожалуй, я буду в состояние показать вам, что даже и теперь вы не проникли вполне в самую суть происшествие, представляющего некоторые черты, которые ставят его совершенно особняком от прочих в истории преступлений. Если когда-нибудь я разрешу вам, любезный Ватсон, занести в вашу летопись еще кое-какие из моих маленьких проблем, то предвижу заранее, что вы оживите страницы своих записок рассказом об удивительном приключение с Наполеоновскими бюстами.
Когда мы сошлись втроем в назначенное время на другой день, Лестрад был более осведомлен о нашем арестанте. Зовут его, кажется, Беппо, фамилия неизвестна. Среди итальянской колонии он слыл неисправимым бездельником. В былое время этому человеку везло счастье; он был искусным скульптором и содержал себя честным трудом, но потом свернул на другую дорогу и уже два раза сидел в тюрьме: однажды за мелкую кражу, а второй раз, как мы уже слышали, за вооруженное нападение на своего земляка. По-английски он объяснялся совершенно правильно. Причины, заставлявшая его истреблять бюсты французского императора, оставались пока невыясненными, и преступник отказывался отвечать на все вопросы по этому предмету; но полиция дозналась, что эти гипсовые снимки могли быть сделаны его собственными руками, так как он занимался ремеслом лепщика в скульпторной мастерской Гельдера и Ко. Ко всем этим сообщениям, большая часть которых не представляла для нас новизны, Холмс прислушивался с вежливым вниманием, но мне, знавшему его так хорошо, было ясно, что его мысли витали далеко, и я угадывал смесь беспокойства и нетерпеливого ожидания под обычной маской хладнокровной сдержанности, которую он носил. Наконец Шерлок выпрямился в кресле; его глаза просияли. Внизу раздался звонок. Минуту спустя мы услыхали на лестнице приближающиеся шаги, и в комнату вошел пожилой краснолицый мужчина с седеющими бакенбардами. В правой руке у него был старомодный ковровый саквояж, который он поставил на стол.
– Дома ли м-р Шерлок Холмс? – спросил вошедший. Мой друг поклонился с улыбкой, говоря: