— А где живет этот диакон?
— В этом же дворе, только в другом флигеле.
— Как его зовут?
— Отец Петр.
Холмс выпил рюмку водки, закусил сардинкой и снова стал расспрашивать:
— Переполох в доме Мюревых поднялся при вас?
— Как же!
— Не заметили ли вы, сколько времени прошло с того момента, когда госпожа Мюрева вышла, чтобы пригласить всех к столу, и тем моментом, когда поднялась тревога?
— Как вам сказать? Минут шесть-семь!
— А не меньше? Госпожа Мюрева говорит, что прошло не более двух минут.
Регент улыбнулся.
— Ну уж нет! — произнес он. — Я по своему желудку это помню! Помню, кончили мы панихиду, хозяйка ушла переодеваться, а мы и ждем: когда же нас закусить попросят! На часы посмотрел — вижу, хозяйки уже пять минут как нет, а потом через минутку-две она появилась бледная, да встревоженная! Ну, и пошло смятение. Нас, певчих, конечно, не обыскивали, потому что весь хор все время в зале стоял…
— Так, так, — задумчиво произнес Холмс. — Значит, не две минуты?
— Конечно не две! Это хозяйке впопыхах так показалось!
— Это очень важно для меня! И, значит, из-за этого завтрак расстроился?
— Да. Поняли все, что хозяевам не до нас. Сначала преосвященный собрался ехать, а за ним потянулись и все остальные.
— Очень, очень вам благодарен за ваши сведения! — сказал Шерлок Холмс, вставая из-за стола. — Вы, конечно, понимаете, что моя работа требует поспешности и поэтому я не могу оставаться у вас лишней минуты! Еще раз благодарю вас и хозяюшку!
Мы пожали руки хозяйке и хозяину и направились к диакону.
Он жил в том же дворе, но через дом.
Когда мы вошли в его квартиру, его не было дома.
Однако жена диакона сию же минуту послала за ним к священнику, и через несколько минут он был уже перед нами.
VI.
Подобно регенту, он страшно обрадовался, узнав, что перед ним стоит знаменитый Шерлок Холмс.
Так же, как и регенту, Шерлок Холмс точно описал ему приметы незнакомого брюнета.
— Заметили ли вы его? — спросил Холмс.
— Заметил, как не заметить! — ответил диакон. — Раньше-то я, признаться, не примечал его, а вот только когда подсаживал его преосвященство…
— А что тогда случилось? — быстро спросил Холмс.
— Да уж больно ретиво он помогал нам!
— А ну-ка, расскажите все по порядку, — попросил Шерлок Холмс.
— Дело, видите ли, так было, — заговорил диакон. — Когда его преосвященство вышел, карета подъехала и я с отцом Благовещенским подошли, чтобы подсадить его преосвященство.
— Так, так…
— Ну вот-с… Только это мы стали подсаживать, как вдруг подскакивает этот самый господин под благословение. Его преосвященство благословил… Ну-с так вот… Вдруг он и говорит: — «разрешите и мне подсадить его преосвященство!» — Ну, мы — ничего! Он и бросился подсаживать! Все ногам чтобы преосвященного легче было…
— Ногам, вы говорите? — переспросил Холмс.
— Да, — ответил диакон. — Он уставил преосвященному ноги, подвернул ему рясу и, снова приняв благословение — удалился.
— Не заметили ли вы, чтобы он чересчур долго усаживал архиерея? — спросил Холмс.
— Гм… как вам сказать… — замялся диакон. — Конечно, постороннее лицо не столь привычно… Мы-то, ведь, на этом стоим, а следовательно, у нас все быстрее делается…
— Так, так! А не заметили ли вы, куда он после этого пошел?
— Право, не заметил.
— И больше вы его не видали?
— Видел.
— Когда и где?
— Часа три тому назад.
— Где?
— Здесь.
— В архиерейском дворе?
— Да. Он спрашивал старшего кучера.
— Ну, ну…
— Только старшего кучера не было дома.
— И что ему сказали?
— Просили зайти позднее.
— И что он ответил?
— Что придет.
— А не знаете ли, приходил он во второй раз?
— Не знаю. Но это можно узнать.
— Пожалуйста! — попросил Холмс.
Диакон кивнул головой и вышел из комнаты.
Немного спустя он возвратился и объявил, что незнакомец еще не возвращался вторично.
Тогда Холмс приказал позвать старшего кучера.
Пока человек ходил за кучером, Шерлок Холмс подробно расспросил о нем диакона.
Судя по словам диакона, этот кучер, которому было лет сорок восемь, был человеком крайне религиозным, высокой честности и редкой благотворительности, доходившей до того, что он раздавал, в продолжение своей двадцатилетней службы, почти все свое жалование бедным, оставляя себе лишь на самое необходимое.
Слушая эту аттестацию, Шерлок Холмс с видимым удовлетворением кивал головой.
Наконец пришел и старший кучер.
По одному взгляду на него можно было заключить, что это безусловно честный человек.
Он вошел, перекрестился на образа и поклонился нам.
— Слушай, Иннокентий, — заговорил отец диакон. — Вот тут случилось одно преступление, так по этому делу приглашены они… чтобы разведать, значит. Так ты уж говори и делай все для них.
— Небось не для воров же буду делать! — ответил обидчиво кучер.
— Так вот что, мой милый! — заговорил Холмс. — Может быть, помните: когда его преосвященство служил панихиду у Мюревых и после этого вышел, его подсаживал чернявый такой господин…
— Нет, не видал! — покачал головой кучер.
— А не заходил ли такой брюнет к вам после этого? Высокий, худощавый, с пушистыми усами?
— Не заходил. Сказывают, сегодня приходил кто-то, только я его не видал.
— Вот и прекрасно! — сказал Холмс. — Так вот, дорогой Иннокентий, все, что я вас буду просить — вы исполните?
— Коли для правого дела, так почему и не исполнить! — ответил серьезно кучер.
— Спасибо! — проговорил Шерлок Холмс. — Сегодня к вам придет один господин. Как раз такой, какого я сейчас описывал, но, возможно, что он примет и другой облик. Все, о чем бы он с вами ни говорил, должно быть тотчас же передано мне.
— Слушаю-с.
— Во-вторых, если этот или вообще другой незнакомец придет к вам, не показывайте и тени подозрения.
— Понимаю-с.
— В-третьих: если зайдет речь о карете его преосвященства, то без меня не показывайте ее никому.
— Понимаю-с.
— Теперь скажите мне: есть ли в каретный сарай такой ход, кроме главного, через который можно было бы проникнуть туда незаметно?
— Есть. Люк в чердаке.
— Прекрасно. А есть где спрятаться незаметно в сарае?
— Можно.
— Вы мне покажете?
— Хоть сию минуту.
— Очень хорошо. Теперь еще одно приказание. Если кто захочет осмотреть карету, то скажите, что не можете допустить этого без разрешения ну хоть… кого бы?
— Смотрителя можно назвать, — ответил, ухмыляясь, кучер.
— Дело! Этим смотрителем буду я.
— Понимаю-с.
— А теперь пойдемте осмотреть каретник, а по дороге я дам вам еще несколько советов.
Вместе с кучером Холмс вышел из комнаты, оставив меня с диаконом.
VII.
Когда он возвратился назад, лицо его положительно сияло.
Сказав диакону, что ему нужно остаться со мною наедине, он попросил его прощения за то, что действует так самовольно в его квартире.
— Что вы, что вы! — заволновался диакон. — Сколько вам угодно!
И с этими словами он вышел.
Оставшись со мной наедине, Шерлок Холмс подсел ко мне совсем близко и заговорил:
— Итак, дорогой Ватсон, дело близится к развязке. Я был прав, говоря, что Нат Пинкертон напал на ложный след и чересчур поторопился обвинить невинного человека…
— Дай Бог, чтобы это было так! — проговорил я.
— Вы в этом скоро убедитесь! — сказал Холмс. — И если вас интересует весь ход дела, то в настоящую минуту я готов удовлетворить вашему любопытству.
— Но конечно же! — воскликнул я.
— В таком случае, слушайте! — заговорил Холмс.
Он не спеша закурил сигару и, попыхивая густыми клубами дыма, стал рассказывать.
— Вы помните, конечно, дорогой Ватсон, что Пинкертон отнесся совершенно равнодушно к следам на внутреннем подоконнике спальни.
— Помню.
— Ну так вот! Я не так отнесся к ним. Исследовав следы на наружном подоконнике, я заметил там след сапога с левой ноги и след колена. Нат Пинкертон недостаточно внимательно отнесся к ним. Если бы он отнесся к ним более внимательно, то без сомнения заметил бы, что оба эти следа — искусственные. След сапога отпечатался целиком от каблука до самого конца носка, а этого никогда не бывает в действительности, раз человек ставит ногу не на глину или вообще мягкую почву, а на твердую плоскость, лишь покрытую пылью. Носок у сапога всегда бывает приподнят, и если человек приподнимается даже на носки, то и тогда конец носка не отпечатается. Затем мне бросилось в глаза то обстоятельство, что на наружном подоконнике всего один сапожный след. Если бы человек действительно влезал в форточку, то он неминуемо должен был бы оставить хоть два сапожных и два коленных следа. Одну пару при влезании, другую при вылезании. Внизу, под окном, оказался также лишь один след, с той же левой ноги. В этом следе каблук был вдавлен в землю очень сильно, словно для того, чтобы подчеркнуть присутствие на каблуке подковки, а подошва была отпечатана легко. Здесь фальшь ярко бросается в глаза. Ясно, что след должен был получиться при прыжке с последней ступеньки лестницы, но если бы это было так, то упор должен был бы получиться на переднюю часть ступни. Лишь только я заметил это, как в голове моей созрела вполне определенная нить. На внутреннем подоконнике следы были совершенно не схожие с наружными. Тогда, по пути, я осмотрел дверь, ведущую из будуара в коридор. Тут, на медной оправе замочной скважины, я заметил несколько свежих царапин по краям, а посмотрев самую скважину через увеличительное стекло, я заметил и в ней свежие царапины. Для меня стало ясным, что тут шла спешная работа с отмычкой. Теперь, надеюсь, для вас все ясно.
— Да, почти, — ответил я.
— Итак, неизвестный негодяй воспользовался суматохой в доме и сном кучера Никиты. Он забрался в его конурку и в голове его созрел план. Быстро схватив первый попавшийся сапог, он выскочил с ним во двор. Другой негодяй сидел на соседней крыше, с которой прекрасно видна вся внутренность дома. Вероятно, он заметил, что в спальне хо