С этими словами американец пожал руку полицеймейстеру и почти бегом выбежал от него, бормоча себе под нос:
— Я опережу их, черт возьми.
VII.
Прошло три дня.
Стоял жаркий весенний день и Черное море, тихое и спокойное, едва заметно колыхало свои темно-синие воды. В одной из хат маленькой прибрежной деревушки, населенной исключительно рыбаками, сидел за столом Нат Пинкертон. Около него, группируясь вокруг стола, сидело человек семь сыщиков, приехавших сюда вместе с ним.
Держа перед собою карту черноморского побережья, американец делал распоряжения, словно главнокомандующий перед боем.
— Они могут избрать только этот участок побережья, к которому вплотную подходит горная цепь! — говорил он. — Значит, наш район равен не более ста двадцати верстам.
И он указал на карте предполагаемый район.
— Нас восемь человек, и следовательно, на долю каждого приходится по пятнадцати верст береговой полосы. Если же принять во внимание берега совершенно неподходящие, то на долю каждого придется верст по одиннадцати. Вот тут у меня написано, кто каким участком заведует и определены точные границы каждого. Чтобы быть менее заметными, оденьтесь в форму черноморских моряков. Следите за каждым проходящим судном, за каждым подозрительным человеком и, если увидите что-нибудь, моментально давайте мне знать на мой пункт.
Сыщики кивнули головой.
Нат Пинкертон достал из бумажника тысячу четыреста рублей и дал каждому сыщику по двести рублей.
— Это на расходы и обмундировку! — пояснил он. — Устройтесь возможно скорее и живее становитесь каждый на свое место.
Проговорив это, он встал, давая этим понять, что официальный разговор окончен.
Разговаривая между собою, сыщики вышли из избы.
Сам же Пинкертон снова нагнулся над картой, весь погрузившись в свою работу.
Прошло не меньше часу, пока он наконец поднял голову.
— Степан! — крикнул он.
На зов вошел казак.
— Что, лошади оседланы? — спросил американец.
— Так точно! — ответил казак.
— Тогда подводи их к дому!
Казак вышел и через три минуты две оседланные лошади уже стояли у двери избы. Заперев дверь на крючок, американец быстро переоделся простым казаком, взял свою дорожную сумку и, перекинув через плечо винтовку, вышел из избы.
Быстро вскочил он в седло и в сопровождении казака тронулся в путь крупной рысью.
Ему хотелось во что бы то ни стало осмотреть скорее весь подозрительный участок.
— Ты хорошо знаешь берег? — спросил он казака.
— Ничего… Знаю! — отвечал тот.
— А не знаешь ли ты тут таких скрытых бухточек, в которых обыкновенно останавливаются подозрительные суда и шхуны?
— Да их тут много!
— Ну, ладно! Ты мне их указывай! Если выйдет дело, то получишь от меня двадцать пять рублей.
Физиономия казака просияла.
— Эх, барин, посоветывал бы я вам одну вещь! — проговорил он, улыбаясь. — Вы ведь по сыскной части, а коли не поскупитесь, так дам я вам хорошего человека… Только ему дайте рубликов пятьдесят…
Пинкертон круто осадил лошадь и поехал рядом с казаком.
— Говори, говори! — сказал он быстро.
— Есть тут один ингуш… Мошенник первой руки и контрабандой промышлял…
— Ну!
— За деньги всех продаст, а особливо теперь!
— А что?
— Да разодрался он, сказывают, с турецкими капитанами, которые, шут их знает, что возят. До стрельбы у них дошло. Сказывают, ингуш этот хотел заместо денег какую-то девку взять, а ему не дали…
Нат Пинкертон так и насторожился.
— Ну, ну! — подбадривал он казака. — Какую девку?
— А, право, не знаю! Кто их знает? Должно, ихнюю.
— Вези меня к нему! — быстро проговорил Пинкертон. — А как только познакомишь, я тебе лишнюю десятку дам.
— Тогда своротить влево придется, — сказал обрадованный казак.
— Сворачивай, голубчик, сворачивай, да только поживее!
— заторопил американец.
И повернув лошадей, они углубились в горы.
Судьба, видимо, улыбалась американцу.
VIII.
Лишь только мы с Холмсом возвратились на Военно-Грузинскую дорогу, как Холмс так зашагал к городу, что я едва поспевал за ним.
Все мокрые добрались мы до Владикавказа.
Взяв извозчика, мы направились к Бугасову.
Он был дома.
— Ну что? Как? Нашли? — засыпал он вопросами Холмса.
— След есть! — ответил он. — Но пока не спрашивайте ничего. Скажите, пожалуйста, есть ли у вас собака?
— Собака? — удивился инженер. — Есть и комнатная и дворовая. Вам какую угодно?
— Ту, которую больше любила ваша дочь!
— Моя дочь? Да она чуть не спала с фокстерьером.
— Скажите: он скучает без нее?
— Ужасно!
— Он здесь?
— Здесь.
— Нет ли у вас немытого чулка вашей дочери?
— Ну, уж этого не знаю? — растерялся инженер.
— В таком случае узнайте! — попросил Холмс.
— Сейчас! — ответил Бугасов и вышел из комнаты.
Я с удивлением слушал этот странный разговор.
Через несколько минут Бугасов вернулся к нам.
В его руке была пара чулок.
— Нашел! — сказал он, подавая Холмсу чулки дочери.
— Прекрасно! — произнес сыщик — Оставьте их пока у себя.
— А вы?
— Мы вернемся через час.
И, обратившись ко мне, он добавил:
— Пойдемте, Ватсон, нам надо поторопиться! А с вами мы не прощаемся, — добавил он Бугасову.
Мы вышли и, сев на извозчика, Холмс приказал:
— В кавказские ряды!
Я молча наблюдал, что будет делать Холмс.
Почти не торгуясь, он купил два полных костюма горцев, плохонькое оружие и подержанные бурки.
Забравши покупки, мы поехали снова к Бугасову.
По просьбе Шерлока Холмса, он проводил нас в свой кабинет и мы стали переодеваться.
Прошло четверть часа и мы великолепнейшим образом преобразились в двух бедных горцев.
Выйдя из кабинета, Холмс попросил дать ему в чашку растопленного масла и грязи.
Посредством этих вещей он придал и черкескам старый вид, а когда он надорвал их в нескольких местах, то мы приняли вид совершенных бедняков.
— Нельзя ли позвать сюда парикмахера? — попросил он Бугасова.
— Конечно, можно! — ответил тот.
Он отдал распоряжение и через несколько минут парикмахер был к нашим услугам.
— А ну-ка, сбрейте нам головы! — попросил Холмс.
Маскарад совершился быстро и вскоре наши выбритые головы так и засияли.
Расплатившись с парикмахером, Холмс снова обратился к Бугасову:
— Дайте мне чулки!
Чулки были принесены.
— Как звать вашего фокстерьера?
— Бек!
— Чудесное имя! Самое подходящее! Позовите-ка его сюда!
Бугасов отворил дверь и крикнул:
— Бек! Бек! Поди сюда!
Чудный фокстерьер влетел в кабинет.
Увидав нас, он было опешил, но Холмс приласкал его и комнатная собака быстро успокоилась.
— Поди сюда, Бек! — позвал сыщик и вытянул вперед девушкины чулки.
И вдруг произошла изумительная сцена.
Бек понюхал чулки и вдруг жалобно завыл.
— Ага, узнал! — радостно воскликнул сыщик.
Он сунул чулки к самому носу собаки, огладил ее и, держа чулки на весу, пошел к двери, зовя с собою собаку.
И умное животное с громким лаем кинулось за ним, словно ожидая от него возвращения своей госпожи.
— За мной, Ватсон! — крикнул Холмс.
Он обернулся к Бугасову и сказал:
— Ваша собака возвратит вам вашу дочь!
— О! — простонал инженер со слезами на глазах.
Не сказав больше ни одного слова, Холмс вышел на улицу.
Собака с громким лаем продолжала бежать за ним.
Подозвав извозчика, Холмс крикнул:
— Живо на Редант! Три рубля!
Извозчик что есть духу погнал лошадей.
Через час он был уже на месте. Отпустив извозчика, мы снова вскарабкались по тропинке к пещере.
Тем же путем забрались мы на елку, втянув Бека на руках за собой.
Затем, пробравшись к кусту шиповника, мы вошли в пещеру и пошли прежним путем по подземелью.
Лишь только мы вошли в пещеру за кустом, как Шерлок Холмс подозвал Бека и, отыскав след ноги девушки, показал его собаке.
Умная собака нервно обнюхала след и, весело визжа, бросилась вперед.
Скоро свет верхней пещеры блеснул перед нами.
Когда мы вышли на свободу из этой пещеры, Холмс снова дал собаке понюхать все следы перед пещерой, не оставив без внимания и лошадиных следов.
Бек без слов понимал его.
Стуча носом, он старательно обнюхивал следы.
И когда он разнюхал их, по-видимому, хорошо, с громким лаем бросился вперед.
Быстрым шагом мы последовали за ним.
— Помните, Ватсон, что мы не знаем ни одного кавказского наречия! — говорил Холмс, идя рядом со мной.
— Плохо же мы будем разыгрывать из себя горцев! — сказал я со смехом.
— О, это ничего! — возразил весело Холмс. — Нам будет очень хорошо, если мы будем разыгрывать из себя глухонемых бедняков. Нищие в большом почете у магометан.
Я понял его мысль.
Действительно, нам не оставалось ничего более, как изображать из себя глухонемых.
Дорога пошла круто под гору.
Она спустилась в дикое ущелье и пошла по его дну.
Пройдя верст пятнадцать, мы совершенно выбились из сил, а между тем Бек все продолжал с визгом стремиться вперед.
— Отдохнем! — взмолился я.
— Отдохнем! — согласился, наконец, и Холмс.
Он подозвал Бека, привязал его шнуром и мы сели отдыхать.
Но, полежав с час и закусив консервами и хлебом, Холмс снова двинулся вперед.
Вдруг Бек свернул со дна ущелья и побежал вверх по откосу.
Мы потянулись за ним.
Сначала, без всякой дороги, мы взобрались на горный кряж, затем спустились вниз, потом еще раза три опускались и подымались, но в конце концов, измученные окончательно, вышли-таки на дорогу и увидали прямо перед собою аул.
Наш переход был не менее тридцати верст.
При входе в аул нас встретило несколько горцев.
Один из них что-то спросил нас на своем наречии.
Но Холмс воздел руки к востоку, потом показал на свои уши, затем на губы и издал резкий, отвратительный звук, который издают обыкновенно немые.