Шерлок Холмс немного помолчал, еще раз внимательно осмотрел подоконник и продолжал:
— Одной ногой он наступил прямо на эту книгу. Сапоги у него с подковками…
— Почему? — спросил я.
— На бумаге остался след подковки от каблука.
Он указал мне на вмятый в бумагу след и добавил:
— При этом на этой ноге подковка у него сломана.
— Вы думаете?
— Да. Зарубка круто обрывается на этом месте.
Окончив осмотр, мы направились снова к Нату Пинкертону.
Его мы застали, на этот раз, в ресторанном зале, куда он пошел утолять свой голод.
Мы сели рядом.
— Ну что? — спросил американец Холмса.
— Преступление самое обыкновенное! — ответил Холмс.
— Вор, проследив, что Дрягин ушел в буфет, отпер дверь…
— Заранее принесенной отмычкой… — словно продолжал его речь Нат Пинкертон.
— Совершенно верно! — подтвердил Холмс.
Американец улыбнулся.
— Хотите, я расскажу вам все ваши выводы? — предложил он.
Холмс, улыбаясь, кивнул головой.
— Отмычка была немного велика… — заговорил Пинкертон.
— Верно!
— Поэтому замок испорчен!
— Правильно!
— Он вошел и, сильно торопясь, не заметил ящичков, спрятанных под столом.
— И это так.
— Затем он схватил ящики с медыо и серебром, отворил окно…
— Так, так…
— И выпрыгнул из него.
— Правильно!
— Наступив ногой на книгу…
— Так…
— Обут он был в обувь с подковками…
— Чудесно.
— Итак, наши выводы одинаковы? — улыбаясь, спросил Нат Пинкертон.
— Совершенно одинаковы, — согласился Шерлок.
И, помолчав немного, он спросил:
— Вы, кажется, говорили, что нашли уже преступника?
— Да.
— И кто он?
— Станционный сторож Авсеенко.
— Какие улики говорят против него?
— Слишком веские для того, чтобы сомневаться!
— А именно?
— Во-первых, в этот час он должен был находиться на платформе…
— Один из телеграфистов уверяет, что приблизительно в то время, когда совершена была кража, он видел его проходившим по платформе и пьяным.
— Значит, он напился раньше?
— Вероятно, для храбрости.
— Дальше!
— Во-вторых, против него говорят его сапоги.
— А именно?
— Он носит сапоги с подковками.
— У него, вероятно, порезана рука и сломана подковка?
— задал вдруг вопрос Шерлок Холмс.
— Совсем нет.
— Неужели?
— Я вас уверяю! — ответил удивленно Нат Пинкертон. — Я осматривал его самым подробным образом и не нашел ни того, ни другого.
Лицо Холмса приняло сосредоточенное выражение.
— Вы хорошо осматривали его? — спросил он.
— Хорошо.
— Так-с… Ну, а скажите, пожалуйста, где находится в настоящий момент преступник?
— Авсеенко?
— Да.
— Он арестован.
— Здесь?
— Здесь!
— В таком случае, хотел бы повидать его, — попросил Шерлок Холмс. Нат Пинкертон пожал плечами.
— Если угодно! — произнес он, и едва заметная улыбка скользнула по его губам.
— В таком случае, пойдемте, дорогой Ватсон! Жандарм нас проводит, — сказал Холмс, обращаясь ко мне.
Он вежливо раскланялся с американцем и мы вышли из буфетного зала.
Подозвав жандарма, Шерлок Холмс показал ему свое удостоверение и попросил проводить нас к месту предварительного заключения Авсеенки.
Жандарм беспрекословно исполнил его требование.
Мы вышли со станции, прошли в поселок и вскоре очутились перед местным волостным правлением. В этом доме было арестное отделение и Шерлок Холмс прямо прошел туда.
По приказанию жандарма, стражник отпер камеру, в которой содержался сторож.
Мы вошли.
Авсеенко, невзрачный, вихрастый мужиченко, сидел в углу на скамейке.
Голова его была низко опущена, руки сжимали одна другую.
И весь его вид представлял картину величайшего уныния.
На грохот двери он поднял голову.
И вдруг робко поднялся с места.
— Ты Авсеенко? — спросил его Холмс.
— Так точно! — хрипло ответил сторож.
— Ну, так вот что, Авсеенко! — заговорил Холмс. — Как же это ты, с таким честным лицом, и вдруг пошел на такое пакостное дело?
Сторож вдруг бултыхнулся на колени.
— Батюшка, спаси! — завопил он.
— Как спасти? — строго спросил Холмс.
— Не виноват я! Не брал я никаких денег! — душу надрывающим воплем разразился сторож.
— Встань! — приказал Холмс.
Он повиновался.
— Ведь улики против тебя? — сказал Холмс.
— Выслушай меня, барин! — простонал Авсеенко.
— В чем дело?
— Сделай милость, выслушай!
— Ну, говори.
Сторож несколько минут собирался с мыслями.
Он переминался с ноги на ногу.
Чесал в затылке.
Мычал.
И, наконец, довольно сбивчиво заговорил.
V.
— Был я в этот проклятый день дежурным…
— По вокзалу? — спросил Холмс.
— Да. Поезд, значит, отправили, а мне домой понадобилось…
— Зачем? — спросил Холмс.
— Брат ко мне из деревни приехал. Ну, думаю, до следующего поезда еще три с лишним часа… Делать нечего в пустом вокзале, дай, думаю, пробегу.
Он сопнул носом и продолжал.
— Прихожу домой, а брат уж и водочки с закуской приготовил. Я пью мало. Хмелею я быстро! Стал было отказываться, а он уговаривает.
Авсеенко тряхнул головой.
— Ну, не выдержал и выпил! Сперва одну рюмку, потом другую, ну, и пошла писать.
— И нализался?
— То-то! Напился и заснул.
— А на станцию пьяный ходил?
— Нет, не ходил, барин!
— Как же, говорят, что видели тебя!
— Врут, барин, врут, — застонал мужиченко слезливо. — Все на меня наврали! Опутали меня кругом словно темным лесом, а я из него и выбраться никак не могу!
— Ну, ну, говори дальше! — серьезно произнес Холмс.
— Да что же говорить-то?
— Все, что было!
— Заснул значит я, вдруг слышу, будят. Вскочил — гляжу, жандарм и этот сыщик высокий…
— И тебя арестовали?
— Связали и повели.
Авсеенко махнул безнадежно рукой и договорил:
— Стали допрашивать! А что я скажу? Мне говорят, что я ограбил, а я отродясь чужой копейки не брал! Как же это так?
Физиономия Авсеенки выражала такую неподдельную искренность, что положительно невозможно было поверить, что этот человек был грабитель.
Видимо, и Холмс думал то же самое.
И когда он задал ему следующий вопрос, голос его звучал мягко и ласково.
— У тебя одни сапоги?
— Одни-с! — ответил, недоумевая, сторож.
— А старые?
— Старые уже давно продал.
— Кому?
— Татарину. Махметка тут ходит к нам, старыми вещами торгует.
— А давно ты ему их продал?
— Да с месяц тому назад!
— И не врешь?
— Чего же мне врать-то? — с недоумением и некоторой обидчивостью произнес сторож. — Я, барин, в жисть свою никогда не врал, так и теперь врать не буду. Да коли хотите, то и спросить можете! Он тут неподалече в крайней избе живет и всех нас знает.
— А ну-ка, сними свои сапоги! — приказал Холмс.
Авсеенко разулся и протянул свои сапоги Шерлоку Холмсу.
Внимательно осмотрев их, Холмс произнес:
— Подковки-то целы!
— Целы, батюшка, целы!
— Ну, а теперь покажи мне руки.
— Чего? — не понял мужик.
— Руки покажи!
Авсеенко протянул Холмсу свои грубые, покрытые мозолями руки.
Одну за другой Холмс осмотрел их до локтя.
Но и этот осмотр не удовлетворил его.
— Разденься-ка, братец мой, совсем, догола! — приказал он сторожу. Тот снял, ни слова не говоря, рубаху, потом сапоги, штаны и портянки и через несколько минут он стоял перед нами в костюме праотца Адама.
Шерлок Холмс приказал внести лампу и, освещая со всех сторон, стал тщательно осматривать все тело опешившего сторожа.
Наконец он отставил лампу.
И, посмотрев прямо в глаза сторожу, он сказал:
— Ни одного пореза.
— Чего изволили сказать, батюшка? — удивленно спросил Авсеенко, ничего не понимавший, что кругом его творится.
— А то, братец мой, что я начинаю убеждаться в том, что ты совершенно не виноват в этом деле! — весело пояснил ему Холмс.
Мужик хотел было что-то сказать, но душевное волнение его было настолько велико, что он не мог выговорить ни слова и вместо слов вдруг кинулся Холмсу в ноги.
— Ну, будет, будет! — сказал Холмс, поднимая его с пола и ставя снова на ноги.
— Отец родной, милостивец! — воскликнул Авсеенко.
От этой сцены у меня выступили на глазах слезы. Шерлок Холмс был тоже взволнован.
Он ласково потрепал мужика по плечу, окинул его ласковым взглядом и мягко сказал:
— Ну, братец, потерпи немного! Вот я примусь за дело и тебя живо выпустят на свободу.
И, не ожидая ответа, он повернулся к нему спиной, дал мне знак следовать за собой и мы вышли из камеры.
Дверь за нами снова затворилась.
VI.
— Ну, что вы думаете об этом стороже, дорогой Ватсон? — спросил меня Шерлок Холмс на улице.
— Думаю, что сторож не виноват! — ответил я искренне.
— И я тоже! Нат Пинкертон попал на ложный след, вернее, чересчур поспешил со своим умозаключением и через это ввел в беду несчастного мужика, неповинного и честного.
Мы молча шагали по улице.
— Вы ведь поняли, Ватсон, в чем тут дело? — спросил он меня после недолгого молчания.
— Не совсем! — ответил я.
— Личного убеждения, конечно, было бы далеко недостаточно для оправдания арестованного..
— А отсутствие царапины?
— Вот это-то и есть то, что мне надо! Подковки на каблуках его целы! Это — раз.
— И царапины нет.
— Да. Это — два. По этим двум данным я вывожу положительный вывод, что Авсеенко невинен.
— Конечно!
— Воображаю, как удивится и будет смеяться в душе надо мною мистер Пинкертон, когда я объявлю ему эту неожиданную новость! — засмеялся Шерлок Холмс.
— Да, воображаю! — подтвердил и я.
Мы снова прошли несколько минут молча.
Шерлок Холмс казался погруженным в глубокую задумчивость и я не мешал ему своими расспросами.