Мой замысел был единодушно одобрен, и мы немедленно приступили к делу. Заготовив плоты, мы вернулись в жилище великана. Едва он заснул, поужинав ещё одним из наших товарищей, я и ещё девять человек – самых ловких и отважных – взяли по вертелу, раскалили их докрасна и все разом вонзили в единственный глаз людоеда.
Он взревел от боли и, вскочив на ноги, стал шарить вокруг, стараясь схватить кого-нибудь своими когтями, но мы уже успели попрятаться в надёжных местах. Около часа бродил он по всему своему жилищу, наконец наткнулся на дверь и, вероятно, потеряв надежду отыскать нас, вышел наружу. Мы тоже не замедлили выбраться из этого страшного места и направились к своим плотам.
На восходе солнца мы снова увидели своего лютого врага; его вели под руки двое почти таких же громадных великанов, а впереди шли ещё другие. В страхе мы бросились на свои плоты и поспешили оттолкнуть их от берега, но гиганты, запасшись огромными камнями, вошли по пояс в воду и стали бросать их в нас с такой ловкостью и силой, что в одну минуту потопили как плоты, так и людей, спасавшихся на них; уцелел только я с двумя товарищами, и то благодаря тому, что нам удалось отогнать плот на такое расстояние, куда камни гигантов уже не долетали.
Целые сутки мы провели на своём плоту, пока ветер не пригнал его к какому-то острову, где было много разных спелых плодов. Освежившись ими и подкрепив свои силы, мои друзья отправились обследовать остров, а я уселся на берегу и стал обдумывать своё положение.
Из раздумий меня вывел какой-то странный хруст. Оказывается, откуда-то выползла змея огромных размеров, проглотила одного из моих товарищей и теперь с хрустом дожёвывала его туфли. Я едва успел взобраться на самую вершину дерева, где уже стучал зубами второй мой спутник. Я просидел там весь остаток дня и всю ночь, но мой товарищ, задремав, свалился с ветки, и к утру змей оставил от него лишь стоптанные туфли и чалму. Лишь с рассветом я смог сойти на землю, но мысли о предстоящей ночи не давали мне покоя. Судя по участи второго из моих бедных спутников, и на дереве нельзя было найти надёжное убежище от змея.
Бродя по берегу, я наткнулся на обломки корабля, выброшенные волнами на песок, и при виде этих обломков в голову мне пришла спасительная мысль. Я выбрал несколько досок покрепче, собрал из них ящик и с наступлением темноты спрятался в нём. Всю ночь змей ползал вокруг моего убежища, удивляясь, откуда же так вкусно пахнет человеком.
Он даже пробовал разгрызть доски, но у него ничего не вышло. Лишь с рассветом он уполз, но я отважился выбраться из своего укрытия, только когда солнце взошло достаточно высоко. Неужели мне каждую ночь предстояло запираться в ящике?
Я уже готов был впасть в отчаяние, когда судьба послала мне спасение: вдали показался корабль. Он приближался и наконец подошёл на такое расстояние, что я мог различить людей. Я сорвал свою чалму и стал махать ею в воздухе, чтобы привлечь к себе внимание. С корабля действительно заметили меня – я видел, как от него отделилась шлюпка и направилась в мою сторону. Вскоре я уже взошёл на борт и рассказал о том, что мне пришлось пережить. Весь экипаж был тронут моим положением и сочувственно отнёсся ко мне. Заметив, что я голоден, все наперебой стали предлагать свои припасы, а капитан дал мне новую одежду вместо истрёпанной старой.
Спустя некоторое время мы пристали к какому-то острову, где купцы начали выгружать свои товары для обмена. В это время капитан сказал мне:
– У меня хранятся товары одного погибшего купца, и мне хотелось бы продать их, чтобы вырученные деньги передать когда-нибудь его наследникам, если они найдутся. Вот его имущество, – продолжал он, указывая на тюки, уже выложенные на палубу, – я просил бы тебя заняться его распродажей – разумеется, за известное вознаграждение.
Между тем на тюках писали имена владельцев. Человек, занимавшийся этим, дойдя до тюков, предложенных мне для продажи, спросил у капитана, какое имя выставить на этих товарах.
– Пиши «Синдбад-мореплаватель», – ответил капитан.
Я изумлённо взглянул на него, услышав своё имя, и, всматриваясь пристальнее, вспомнил знакомые черты того самого капитана, который покинул меня на необитаемом острове во время моего второго плавания, когда я уснул на берегу ручья.
– Капитан, – сказал я ему, – ты говоришь, что владелец этих товаров Синдбад?
– Да, именно так его звали. Он родом из Багдада и сел на мой корабль в Балсоре. Я до сих пор не могу простить себе своей оплошности. Видишь ли, в то время мы пристали к одному острову; Синдбад высадился на берег вместе с другими, но, когда все возвратились, я не заметил его отсутствия и, пользуясь попутным ветром, поспешил сняться с якоря. Хватились мы его уже спустя более часа, а ветер дул со стороны острова и был так силён, что вернуться назад оказалось невозможным.
– Так ты считаешь его погибшим? – спросил я.
– К сожалению, да.
– А посмотри-ка повнимательнее, не признаешь ли ты во мне этого Синдбада?
Теперь настала его очередь удивляться: он долго и пристально смотрел на меня, потом сказал:
– Да, кажется… Но скажи, как тебе удалось выбраться с необитаемого острова?
Тогда я подробно рассказал ему о своих приключениях. Капитан внимательно слушал и, убедившись в правдивости моих слов, воскликнул, обнимая меня:
– Благодарю Бога, снявшего с моей души мучительную тяжесть; я вдвойне радуюсь твоему спасению. Так прими же от меня своё имущество! Вот товары, а вот и деньги, что я успел уже выручить.
Со своей стороны я горячо выразил ему свою благодарность и простил от всего сердца невольно причинённые мне страдания.
Далее всё пошло благополучно; мы долго плавали, выгодно занимаясь торговлей, и наконец прибыли в Балсору. Возвратившись домой с громадным капиталом, я опять раздал щедрую милостыню и купил ещё много земли.
Четвёртое плавание
Никакие удовольствия, никакие блага жизни не могли удержать меня от тяги к путешествиям. И вот я запасся товарами и отправился сначала в Персию, а оттуда через её провинции – в морскую гавань. Там я сел на корабль и, довольный, счастливый, отважно пустился в путь.
Долгое время наше плавание проходило благополучно: мы заходили во все торговые города, выгружали товары, меняли их или продавали и плыли дальше. Но однажды нас застиг сильнейший шквал. Капитан немедленно приказал снять паруса и принял все меры, чтобы предотвратить крушение, но ничто не помогло. Наш корабль, гонимый страшной бурей, ударился на всём ходу о подводные камни и мгновенно пошёл ко дну. Большая часть людей утонула, но мне и ещё нескольким купцам удалось продержаться на поверхности до тех пор, пока волны не вынесли нас на берег ближайшего острова.
Выбравшись на берег, мы долго лежали неподвижно, собираясь с силами, а на рассвете, подкрепившись спелыми плодами и родниковой водой, двинулись наугад в глубь острова. Наконец вдали показалось какое-то здание, напоминающее дворец. Оттуда выбежали какие-то люди и, окружив нас толпой, отвели к своему царю.
Увы! Царь этого города оказался людоедом. Всех чужеземцев, приплывающих на остров, приводили к нему и откармливали специальным кушаньем, от которого люди теряли разум и не только начинали вести себя как свиньи, но так же и толстели. Когда они становились достаточно жирными, царь с аппетитом съедал их.
Такая участь постигла и всех моих товарищей. Только я ни разу не притронулся к этому кушанью, а поскольку ничего другого нам есть не давали, мне лишь изредка удавалось отыскать где-нибудь то ягоду, то корешок, и вскоре я совсем отощал.
По счастью, мне удалось улучить момент, когда поутру все во дворце спали и ворота никто не охранял. Я выбрался из владений царя-людоеда незамеченным и побрёл куда глаза глядят.
Я шёл целых семь дней, всё это время питаясь одними кокосами. На восьмой день передо мной открылось море. По берегу его ходили какие-то люди, они собирали перец, который рос здесь в изобилии. Я направился в их сторону; они тоже, заметив меня, пошли мне навстречу, а когда мы поравнялись, спросили на чистом арабском языке, кто я и откуда попал сюда. Я был вне себя от радости, услышав родную речь, и поспешил рассказать им о своих бедствиях.
Через несколько дней мои новые товарищи, собрав достаточное количество перца, отправились в обратный путь, захватив и меня на свой корабль, ожидавший их в бухте. Во время плавания они наперебой восхваляли своего доброго, великодушного царя и ручались, что он поможет мне, когда узнает о моём несчастном положении. Действительно, прибыв в столицу, я был немедленно представлен этому государю; он выслушал меня с большим вниманием, искренне пожалел и приказал доставить мне всё необходимое, начиная с одежды.
Теперь я отдыхал, осыпаемый щедротами великодушного царя. Присматриваясь к порядкам и обычаям страны, я заметил одну странную особенность: никто из туземцев, даже сам царь, не пользовался при езде верхом ни седлом, ни уздой. Это так удивляло меня, что я решился спросить у государя, почему он отвергает такие полезные приспособления.
– Потому что в нашей стране никто даже не имеет понятия об этих вещах, – отвечал царь, – да я и сам в первый раз о них слышу.
Тогда, отыскав мастеров, я велел им сделать упряжь по моим указаниям. Через день я уже отправился к царю и, с его позволения, сам оседлал ему коня; царь сел в седло и был так доволен, что не мог нахвалиться моим изобретением, а потом и все его приближённые осыпали меня просьбами сделать для них то же самое. Я смастерил ещё несколько сёдел и в благодарность получил множество ценных подарков, а главное – заслужил такой почёт, что стал первым лицом при дворе.
Царь почти каждый день призывал меня во дворец и однажды сказал мне:
– Послушай, Синдбад, у меня есть к тебе просьба, и ты должен исполнить её, если хочешь доказать, что дорожишь моим благоволением.