Аргентинские муравьиЗавоеватели мира
Linepithema humile, распространен повсеместно. На иллюстрации: аргентинские муравьи постоянно перемещаются между гнездами, и этот подвижный образ жизни приводит к изменению состава семьи
16Армии земли
Семьи муравьев-портных по численности достигают полумиллиона; некоторые муравьи-кочевники – двадцати и более миллионов. Но мы заканчиваем эту книгу аргентинскими муравьями, их семьи могут занимать пространство в сотни квадратных километров. Зная, что чем больше семья, тем агрессивнее обычно ее обитатели, я ожидал, что семьи такой величины будут иметь практически неограниченную способность к кровопролитию, и был готов стать свидетелем их сражений.
Это была осень 2007 года, и я находился в Южной Калифорнии с Дэвидом Холуэем, энергичным доцентом из Калифорнийского университета в Сан-Диего. С нами была Мелисса Уэллс, моя партнерша по приключениям с тех пор, как мы встретились годом раньше у стойки устричного бара «Жемчужница» на Манхэттене. Рыжая, с сильным телом пловчихи, Мелисса жаждала приключений (и устриц) не меньше меня самого. Хотя и заявляла, что предпочитает слонов, она подумала, что преследовать муравьев тоже довольно забавно. Я брал ее в Лаос и в Камбоджу, где она сделала видео про меня и муравьев-портных, а теперь мы были на пути туда, где, как я уверял ее, разворачивалось самое огромное поле боя на Земле. Наше путешествие в итоге наведет меня на мысли о новом виде сверхорганизма, который не ограничен телесными границами времени и пространства или обычными границами между индивидом, обществом и биологическим видом.
Но поначалу мы с Мелиссой, должно быть, выглядели сомневающимися, пока Дэвид вез нас по пригородам вдоль шоссе Дель-Диос в округ Сан-Диего. Он свернул в Эскондидо, уединенный прибрежный поселок к северу от Дель-Мар. Лавируя по ухоженным улицам, он наконец припарковался у тротуара и объявил: «Вот оно!»
Вокруг нас виднелись аккуратные дома и живые изгороди. Мелисса бросила на меня вопросительный взгляд, но Дэвид предложил нам встать на колени у бордюра, и там, в пятне грязи, и далее на бетоне мы увидели шоколадно-коричневую полосу шириной в палец, состоящую из маленьких мертвых тел, лежащих там тысячами. Эта куча трупов уходила из поля зрения в растительность. Из прочитанного мною я знал, что линия фронта может простираться на километры. Дэвид объяснил, что каждый год в пограничных стычках между «Семьей озера Ходжес» и «Очень большой семьей» погибает тридцать миллионов муравьев. Выходит, случается по смерти в секунду.
Мертвые тела аргентинских муравьев накапливаются вдоль линий фронта между «Семьей озера Ходжес» и «Очень большой семьей» в Эскондидо, Калифорния
«Вчерашний ночной дождь мог прервать сражение», – предупредил нас Дэвид.
Может, так и было, но боевые порядки уже восстанавливались. Муравьиные тропы, сходящиеся со всех сторон, вели отряды поверх мертвецов. Осматривая действие через камеру, я пошагово сообщал Мелиссе и Дэвиду о десятках яростных схваток. Большинство начиналось один на один, с медленным и тщательным подходом, за которым следовал бросок и захват. Поверх трупов рабочие парами без устали мутузили друг друга в течение нескольких минут (и, насколько мне известно, часов) подряд. Там и тут вступал третий или четвертый рабочий. Я сфокусировал камеру на группе из трех муравьев, тянущих одного, у которого уже не было антенны. Пока я наблюдал, у него оторвалась задняя нога. Рабочий, который ее оторвал, постоял немного, как будто удивившись своему успеху, а нога свисала у него из челюстей. Потом он ее бросил и стал осматривать культю своего противника.
При ближайшем рассмотрении это напоминало войну таких видов, как муравей-мародер и муравей-портной, где рабочие используют аналогичную технику растягивания на дыбе. Но, в то время как муравьи-мародеры дерутся только в течение нескольких часов, когда они случайно сталкиваются с другой колонией в рейде, а муравьи-портные участвуют в стычках, которые могут продолжаться с перерывами в течение нескольких недель, аргентинские муравьи сражаются непрерывно. Муравьи активно патрулируют каждый сантиметр своих территорий вплоть до самой границы – точнее, до передовой.
Тихий пригород, который мы посетили, как оказалось, был лишь одним из фронтов в обширной войне между гигантскими империями аргентинских муравьев. Вокруг Эскондидо и к западу от него лежат владения «Семьи озера Ходжес», королевства, распространившегося почти на 50 квадратных километров. К северу было царство «Очень большой семьи», единого сообщества, чья территория, простирающаяся почти на 1000 километров от мексиканской границы до Центральной долины Калифорнии и дальше за Сан-Франциско, поражает воображение. Если учесть, что средний дворик в Эскондидо может прокормить миллион муравьев, то общая численность популяции «Очень большой семьи» может приближаться к триллиону особей, общим весом примерно как у людей в Кармеле, одном из калифорнийских городов на ее территории.
Неудивительно, что эти республики аргентинских муравьев называются суперколониями.
Аргентинские муравьи униколониальны, что означает, что особи из разных гнезд – или, скорее, из бесчисленных миллионов гнезд – свободно перемешиваются. Однако они нападают на муравьев из других семей или других видов. В спорных районах ведутся боевые действия. По мере того как потери растут с обеих сторон, границы меняются. Это сдвигание границ может быть медленным, как движение ледника[530]. Самое рекордное смещение составило 70 метров за месяц, когда отряды из «Очень большой семьи» победили «Семью озера Ходжес» и отхватили кусок земли Эскондидо, заросшей кустарником. В свое время армия озера Ходжес отвоевала его снова.
Отступив от линии фронта, Мелисса пнула деревяшку, обнаружив массу муравьев и расплода. Три самки чайного цвета кинулись прятаться под листом. Когда выскочила четвертая самка, Дэвид объяснил, что суперколонии обязаны своими огромными популяциями отчасти мирмекологическому изврату: они производят несколько крылатых маток, которые передвигаются только пешком, оставаясь в своей семье, чтобы породить еще больше муравьев. В суперколониях Калифорнии живут миллионы самок. Ничто не может помешать семье процветать, расти и расширяться, кроме столкновений с другими суперколониями.
Стравливание королевств
До 1997 года сражения между аргентинскими муравьями не были известны, и многие полагали, что этот вид – поистине одна большая счастливая семья. Тем летом старшекурсница Калифорнийского университета в Сан-Диего (UCSD) Джилл Шанахэнд случайно спровоцировала стычку аргентинских муравьев – и таким образом подняла занавес в театре их междоусобной войны. Джилл участвовала в проекте по аргентинским муравьям, возглавляемом аспирантом UCSD Эндрю Суаресом. В лаборатории держали некоторое количество муравьев, собранных в кампусе университета. Однажды Джилл решила увеличить их запас, собрав муравьев во дворе у ее родителей в Эскондидо, где полно аргентинских муравьев. Но, когда запустила новых муравьев в пластиковую емкость, где содержались муравьи из кампуса, она была потрясена, увидев, что эти две группы вцепились друг в друга. Были эти драки производной от содержания муравьев в неволе или рабочие сцепились по какой-то другой причине, а скорее всего, поскольку они происходили из независимых враждебных семей?
Ответ на этот вопрос появился только в 2004 году. Дэвид тогда стал профессором в UCSD, а другая Мелисса, Мелисса Томас, была его первым докторантом. Три месяца, день за днем, она объезжала округ, ища границы семьи. На заднем сиденье автомобиля у нее размещались партии живых муравьев, которых она планировала подпускать к другим муравьям в различных местах, как химик, ищущий нужную реакцию. Если ее муравьи из UCSD будут атакованы местными муравьями, это означает, что они из другой семьи. Если их не тронут, значит, они из одной и той же семьи. Ее целью было использовать тест на агрессию, чтобы определить границы, где две семьи вступают в контакт.
Задание оказалось более трудным, чем ожидала Мелисса, с учетом того, какими огромными оказались территории. Начав с окрестностей двора родителей Джилл Шанахэнд, она продолжала поиск от улицы к улице, пока наконец не нашла две разных семьи, каждая из них занимала свою сторону дороги – с асфальтовой безмуравьиной зоной, которая должна была очень сильно снижать смертность, по крайней мере от стычек. Затем, однажды апрельским утром – эврика! – она нашла место, где дрались представители двух гнезд, таким образом став первым биологом, оказавшимся свидетелем апогея скрытой от глаз среди пригородных травинок войны за территорию.
За несколько месяцев ей стало ясно, как огромны и уникальны эти семьи. Даже и сегодня известны лишь 4 семьи, живущие в Калифорнии. Это «Семья озера Ходжес» в Эскондидо, две другие суперколонии в южной части штата и «Очень большая семья», контролирующая не только кампус UCSD, но еще и изрядную часть остальной Калифорнии.
Рассказы Дэвида о кровавых делах в суперколонии, основанные на материале с тротуара в Эскондидо, полностью завладели нашим вниманием. Мелисса спросила, как аргентинский муравей стал непобедимым. «Почему бы тебе не поехать со мной в Аргентину? – предложил Дэвид. – Он происходит именно оттуда. То, что мы узнали о Linepithema humile в его родном ареале, объясняет многое из того, как этот вид покорил Калифорнию. Это поразительно»[531].
Когда мы возвращались в машину Дэвида, Мелисса оглянулась на калифорнийские жилые дома. Да, это походило на настоящее приключение.
«Возможно, – сказал Дэвид. – Но, прежде чем вы покинете Калифорнию, я должен кое-что вам показать».
Берегитесь, местные экосистемы
Дэвид отвез нас к краю застройки, где уходило вдаль попурри из местных чапаральных растений. Пока мы шли мимо гречихи, полыни, шалфея и малосмы лавровой, Дэвид объяснял, что калифорнийцы привыкли к тому, что аргентинские муравьи вторгаются в их кладовые, на кухонные столы и в сады, и рассматривают их как досадное явление. Однако наносимый ими ущерб гораздо более тонок. Эти муравьи заботятся о неисчислимых равнокрылых – тлях и щитовках, – помогая им процветать на садовых розах и во фруктовых садах Калифорнии с печальными последствиями для экономики. Но наиболее серьезное влияние они оказывают на естественные экосистемы, потому что стали провозвестниками смерти многих аборигенных видов. Это особенно верно для местных муравьев и всего, что от них зависит.
Аргентинские муравьи так же упорны в войнах, которые они ведут с другими видами муравьев, как и в битвах со своим собственным видом, уничтожая даже калифорнийских муравьев, обладающих гораздо более крупными и злобными рабочими. Хотя аргентинцы не могут жалить и слишком малы, чтобы кусать людей, они используют богатую калориями падь от своих равнокрылых стад как топливо для того, чтобы быстро находить и захватывать любой кормовой ресурс, до которого могут дотянуться, оставляя таким образом соперников голодными. Но угроза от них простирается и дальше, потому что, даже когда местные виды не соперничают за те же ресурсы и не представляют физической угрозы, аргентинские муравьи потребляют их расплод в качестве легкой добычи.
Некоторые местные виды муравьев выстраивают слабую оборону. Дэвид указал на большой округлый курган муравейника муравьев-жнецов. Они заткнули вход примерно так же, как Formica загораживаются от рейдов за рабами муравьев-амазонок. Но без толку: проходящие колонны аргентинских муравьев со временем уничтожат и это гнездо, заморив голодом или повторными атаками, не давая местному виду шанса на распространение. Даже когда зрелые гнезда умудряются продержаться, они, как сказал Дэвид, «по сути, живые мертвецы»[532]. Те немногие аборигенные муравьи, что выживают, делают это благодаря тому, что фуражируют под землей или выходят на поверхность, когда для аргентинских муравьев слишком холодно. Все остальные виды, живущие в местах, захваченных аргентинскими муравьями, уже исчезли, их защитная тактика не могла сравниться с настырностью южноамериканских завоевателей.
Зачистка аборигенных муравьев произошла везде, где расселились аргентинские муравьи, а именно по всем континентам, кроме Антарктиды, – особенно в регионах со средиземноморским или субтропическим климатом, включающих самые желанные объекты людской недвижимости, в том числе Южную Калифорнию[533]. В каждом случае муравьи образуют суперколонии, самые обширные из которых простираются от Италии до Атлантического побережья Испании, то есть примерно на 2000 километров.
Последствия завоеваний аргентинских муравьев еще только изучаются. На горных склонах Гавайев, куда этот вид внедрился в 1940-х, его рабочие извели популяции других муравьев, а заодно и хищные виды вроде пауков-волков, травоядных гусениц, детритофагов (улиток) и опылителей – бабочек и пчел[534]. Эти организмы могли быть намного крупнее, чем аргентинские муравьи, но рабочие подолгу истощали их, пока те не сдавались. После того как заканчивалась добыча подобного рода, суперколония продолжала процветать на пади[535].
Даже некоторые позвоночные исчезали с побережья юга Калифорнии благодаря аргентинцам. Рогатым ящерицам, по форме напоминающим колючие оладьи, требуется сбалансированная диета из разнообразных местных муравьев, а аргентинские муравьи слишком малы и быстры, чтобы ящерицы могли их поймать. Мало того, рабочие аргентинцев еще и специалисты по харассменту, буквально загоняющие этих рептилий в песок[536].
Аргентинские муравьи питаются семенами протейного растения в финбоше в Западной Капской провинции Южной Африки
Лучше всего описано воздействие аргентинских муравьев на растения в финбоше, экосистеме Южной Африки, подобной средиземноморской. Здесь оригинальная муравьиная фауна играет решающую роль в распространении семян, что я увидел в 1996 году во время посещения этих ярко окрашенных пустошей вместе с мирмекологом из Кейптауна Хэмишем Робертсоном. Под кроваво-красными цветочными стеблями одной из местных протей Хэмиш показал мне аборигенных муравьев Anoplolepis custodiens, которые тащили семена растения в гнездо, где рабочие съедят наросты на семенах, называющиеся элайосомы. Потом выброшенные семена, как и сотни других местных растений, будут иметь возможность прорасти в богатой питательными веществами муравьиной мусорной куче. На расстоянии короткой автомобильной поездки от этого места вторгшаяся суперколония аргентинских муравьев захватила другой район, уничтожая Anoplolepis. Там мы нашли муравьев, поедающих элайосомы снаружи, но затем оставляющих тяжелые семена валяться на поверхности земли, высыхать и умирать[537].
Растениям Южной Калифорнии угрожает то же самое. Небольшое дерево, называемое калифорнийским кустовым маком (Dendromecon rigida), которое показал нам Дэвид во время визита к осажденной семье муравьев-жнецов, зависит от исчезающих жнецов, которые разносили его тяжелые семена[538]. Это лишь один из многих аборигенных калифорнийских видов, чья численность снижается в областях, захваченных аргентинскими муравьями. В результате флора и фауна Калифорнии и других пострадавших регионов становятся все более однородными вследствие трагического процесса, известного как биотическая гомогенизация. В этой битве проиграли мы все.
Разрушитель снаружи, бузотер внутри
Через год мы с Мелиссой вновь пожимали руку Дэвиду Холуэю, на этот раз – душным, жарким ранним утром на автовокзале Корриентес в Северной Аргентине. Мы только что прибыли из Буэнос-Айреса, где стейки были огромны, а мне удалось осилить урок танго, не покалечив ни Мелиссу, ни мелкую, но крепкую инструктора по танцу. Все еще одуревшие от 13 часов, проведенных в автобусе, мы вместе с бывшим студентом Дэвида Эдом Лебраном залезли в арендованную Дэвидом колымагу и ехали еще три часа до полевого лагеря. Получив наконец возможность размять ноги, Мелисса и я топали за Дэвидом и Эдом через тернистое пастбище вдоль реки, посматривая, нет ли где свободно бродящих быков. У нас под ногами извивались тонкие колонны аргентинских муравьев.
Открытие, что калифорнийские аргентинские муравьи объединяют свои силы для создания суперколоний, пробудило любопытство Дэвида, тогда аспиранта Калифорнийского университета в Сан-Диего (UCSD). Был ли этот муравей, чрезвычайно опытный боец в Калифорнии, столь же смертоносен в родной стране? С этим вопросом Дэвид с тремя коллегами направился в 1997 году в тот регион, где этот вид демонстрирует свое предпочтение ко влажным местам, обитая на заливных приречных лугах – в местности, куда теперь прибыли и мы с Мелиссой.
К удивлению исследователей, в своей родной стране аргентинский муравей незаметен, он настолько безобиден и столь редко встречается, что местное население зовет его «сахарный муравей» (по одному из его любимых продуктов) и почти не обращает на него внимания. Более того, рабочие, пересаженные в соседнее гнездо, часто вступают в сражения между собой, что предполагает наличие большого количества мелких семей. Я получил подтверждение этому, посадив нескольких рабочих в пробирку и отнеся на соседнее поле. Там я высыпал их поверх местных сахарных муравьев, и те тут же пошли в атаку.
Что еще более неожиданно, Дэвид и его коллеги обнаружили, что дома аргентинские муравьи принадлежат к богатому и устойчивому сообществу видов муравьев. Они – родственники осажденных ими в Калифорнии муравьев-жнецов. Это не значит, что их отношения гармоничны. Так же как в Калифорнии, аргентинские муравьи ведут территориальные сражения с другими видами муравьев, на которых они совершают набеги в поисках своей любимой закуски – расплода[539]. Но в Аргентине местные муравьи оказывают гораздо лучшее сопротивление, поэтому здесь сохраняются все виды.
Действительно, бассейн реки Парана в этой части Аргентины представляет собой исключительно жестокую среду для муравьев, заставляя местные виды оттачивать свои боевые навыки. Эта территория – место обитания не только для сахарных муравьев, но и для других видов, населяющих обширные пространства: Pheidole obscurithorax, Pseudomyrmex gracilis, Paratrechina fulva, Solenopsis richteri, Solenopsis invicta и Wasmannia auropunctata[540]. Как сказал один мой друг, любая семья, вывезенная из этого региона, будет похожа на команду, выигравшую чемпионат мира по футболу, которую отправили в пригород Огайо для участия в юношеской футбольной лиге[541].
Что же превратило сахарного муравья и остальные другие местные виды в непревзойденных воинов? Все они собирают разнообразную еду посредством массовой мобилизации, приводящей на кормовой участок огромное число рабочих, что создает сильную конкуренцию. У многих видов муравьев, однако, агрессия между семьями спадает после того, как бойцы подерутся, установят территориальные границы, а затем отступят. Как и люди в подобных ситуациях, муравьи приспосабливаются к присутствию другого в своего рода безвыходном положении, доходя даже до того, чтобы провести полосу ничейной земли между спорными участками. Хотя обе стороны продолжают при случае проверять друг друга на прочность, смертность падает – такое поведение называется «феноменом закадычного врага» и наблюдается у такого вида муравьев, как портные, и у позвоночных от лягушек до птиц[542].
Изменчивые аргентинские заливные луга не дают возможности зайти в тупик. Часто поднимающиеся воды вынуждают семьи уходить на возвышенности – и даже лезть на деревья – и на любое доступное временное жилое пространство. Каждый раз, когда потоп спадает, муравьи спускаются к своему прежнему дому, где должны бороться, чтобы восстановить с нуля свои территории. Этот тренировочный режим быстрых перемещений, многократных и безжалостных марафонских боев превратил муравьев в опытных путешественников по всему миру и эффективных хладнокровных убийц. Перемещаясь с места на место при малейшей возможности, аргентинские муравьи и их противники из заливаемой поймы быстро занимают любые доступные жилые помещения и поэтому могут путешествовать автостопом на кораблях, направляющихся в дальние уголки мира. Как только корабль пришвартовывается и муравьи выходят на берег, их способность к переселению и завоеванию обеспечивает им контроль над новым ландшафтом.
Скачки и почкование
Умение переселяться в дальние места называется расселением скачком, и это очень развитый навык среди кочевых видов муравьев. До того как люди изобрели телеги, лодки, машины и аэропланы, кочевники могли расширять свои ареалы только за счет того, что крылатых самок куда-то уносило ветром или семьи уплывали на мусоре по рекам. Эти неприятные события редко уносили муравьев слишком далеко и имели низкую вероятность успеха. Изгои часто погибали при перемещении.
Через несколько дней после нашего приезда Дэвид взял нас на мутную Парану. Река была такой широкой, что другой берег едва виднелся зеленой линией, по течению плыла масса растительности, а посреди реки шли контейнеровозы. Под рычание обезьян-ревунов на деревьях Дэвид вел нас пешком к берегу реки по дороге, ненадежной из-за куч крупномерного плавника и прочей дряни. Я миновал зубастый череп пираньи, отчищаемый до блеска аргентинскими муравьями. При обилии таких ресурсов у кромки воды неудивительно, что муравьи часто оказываются на плывущих предметах. Так, видимо, их уносило по реке тысячелетиями, пока появление людских транспортных средств не усилило для них возможность скачкового расселения в миллион раз, а заодно унесло их на куда большие дистанции. При нескольких рабочих и паре самок отделившаяся группа аргентинских муравьев может выжить практически в любом носителе, будь то бочка с продуктами или горшок с небольшим растением.
Связь аргентинского муравья с североамериканцами восходит к ранним торговым путям из Буэнос-Айреса. Плимутской скалой для этих муравьев, скорее всего, был док в Новом Орлеане, городе, где они были впервые обнаружены в 1891 году и, по всей вероятности, прибыли сюда на борту корабля, груженного кофе. Первые встречи с этим видом в Калифорнии случились около 1907 года, в области залива Сан-Франциско и вокруг Лос-Анджелеса. Происхождение этих популяций известно, но так как Панамский канал еще не был открыт, то похоже, что они явились из юго-восточных штатов США, а не прямо из Аргентины, возможно прибыв в железнодорожном вагоне[543].
Медленно, но верно аргентинские муравьи распространились по Южной Калифорнии. Хотя эти вторженцы никогда не утаскивали наших детей, как намекали таблоиды в 1980-х, муравьи стали частью ландшафта и продолжили распространяться на территориях, пока еще не захваченных этим видом. Даже «Очень большая семья» еще растет. Там, где влажные участки сплошные, семья может распространяться наружу, поскольку муравьи мигрируют на ранее незаселенные участки, и в этом случае происходит постепенный процесс образования новых гнезд, которые остаются частью той же семьи. Такие миграции иногда происходят через непригодные для обитания участки, такие как узкие дороги, но «Семья озера Ходжес» разделена двумя скоростными автострадами, более грозным препятствием. У другого вида самка в брачном полете могла бы преодолеть такой барьер и образовать семью на его другой стороне, но у самок аргентинцев нет такой возможности. Либо «Семья озера Ходжес» старше этих автострад, либо семья была случайно перенесена на ту сторону людьми – расселением скачком.
Расселение аргентинского муравья скачком было существенно важным для его успешного доминирования, как это заметно в Калифорнии. Распространение этого вида отпочковыванием гнезд идет медленно – до 150 метров в год. Если «Очень большая семья» расширялась бы только таким способом, она выросла бы лишь до одной десятой ее нынешнего размера. Однако, с учетом объема грузов, которые мы возим не только через океаны, но и между кварталами городов, современные люди должны помогать и содействовать муравьям-безбилетникам в посещении тысяч новых мест каждый день.
На родной земле аргентинские муравьи-рабочие не так скученны, скорее всего, потому, что они борются с более многочисленными и более плотно расположенными семьями своего вида, а также с семьями других равно агрессивных муравьев. Несомненно, конкуренция вынуждает семьи оттягивать рабочую силу и ресурсы от фуражирования и роста семьи, удерживая численность и плотность популяций рабочих под контролем и позволяя другим видам обосновываться и расширяться. В других странах мира менее опытные бойцы терпят поражение, и аргентинский муравей поэтому в огромных количествах наводняет новые территории.
Когда эти муравьи впервые прибыли в Новый Орлеан и распространились по юго-востоку США, их количество было астрономическим с самого начала[544]. В целом занесенные виды обычно имеют мало ограничений для своих популяций благодаря тому, что называется экологическим высвобождением: они свободны не только от конкурентов, но также и от хищников и паразитов, которые терзают любой организм в его родном ареале. Даже притом что по человеческим стандартам ведения войны в суперколонии аргентинцев погибает невероятно много особей, смертность остается низкой, потому что огромное большинство рабочих живет далеко от пограничных стычек. Как только семья аргентинских муравьев закрепляет за собой участок земли, работники там могут никогда и не испытать конфликта с муравьями своего или любого другого вида. И поэтому их популяции невероятно разрастаются[545].
Аргентинские муравьи едят пиранью на берегах реки Парана в Северной Аргентине
Контролирование ландшафта
Успеху аргентинского муравья способствует его подвижный образ жизни. «Этот вид странный, их гнезда децентрализованы; они живут где угодно», – сказал Дэвид Холуэй. В этом отношении они напоминают муравьев-портных с их взаимосвязанными дорогами и лиственными гнездами. Но, в отличие от портных, аргентинские муравьи мало вкладываются в инфраструктуру, и это одна из причин, почему они легко расширяют свои семьи без территориальных ограничений. «Они берут то, что есть вокруг, обычно у поверхности земли, – объяснил Дэвид. – Если в гнезде под камнем становится слишком жарко, часть рабочих и самка перебираются под соседние листья. Часть из них снова переселится, когда эти места просохнут, или они сменят место, чтобы быть поближе к тлям, и все в один день».
Муравьи отпочковывают новые гнезда, когда передвигаются, не только за пределами установленных границ, но и где угодно внутри семьи, и они делают это все время. Частая смена местожительства на территории называется полукочевым образом жизни – практика, которая, похоже, идет рука об руку с проживанием во временных лагерях. Такие лагеря напоминают бивуаки муравьев-кочевников, за исключением, как пояснил Дэвид, того, что вместо пребывания в одном компактном гнезде, как делают и кочевники, и мародеры, «аргентинские муравьи постоянно перекочевывают с места на место сразу на всей территории семьи».
Расползание суперколонии и расползание пригородов прочно связаны с жаждой, одинаковой для муравьев и людей. Если бы я мог заставить муравьев светиться, орошаемая человеческая недвижимость фосфоресцировала бы по всей площади, и еще дополнительная иллюминация распространялась бы вдоль русел рек и ручьев, в сырых естественных местообитаниях. Эти светящиеся пятна расширялись бы и становились контрастнее, когда рабочие приходят в гнезда и уходят из них или создают и бросают гнезда, основываясь на температуре и доступности воды, с приуроченностью к дневным и сезонным циклам. Но часть светимости простиралась бы в затемненные области, такие как анклавы семьи, отстоящие на расстояние до 200 метров от очевидных источников воды[546]. Именно в таких коридорах вторженцы приносят наибольший вред калифорнийским кустарниковым экосистемам.
Постоянное перераспределение гнезд минимизирует время, которое муравьи тратят на фуражирование и перемещение к еде, где бы ни была эта еда, и не имеет значения, кучно она лежит или разбросана[547]. В результате аргентинские муравьи не обязательно привязаны к конкретному ресурсу или месту, но полностью контролируют всю полезную часть ландшафта. Их тропы появляются вдоль линий, где они ходят часто, как человеческие тропинки – на вытоптанной траве, хотя муравьи направляются по запаху, а не по следам[548]. Самые плотные колонны образуются между гнездами или от гнезд к местам, богатым едой, притом что муравьи и возобновляют старые маршруты, и пролагают быстро и легко новые трассы.
Разбегаясь веером от дорог, рабочие ведут себя немного похоже на муравьев-кочевников в том смысле, что действуют большой численностью. Фуражиры продвигаются по неизведанной земле, прокладывая исследовательские тропы, но они расходятся более свободно и рассредоточенно, чем кочевники на переднем крае своего рейда[549]. Физик, ставший биологом, Жан-Луи Денебур руководил командой, описавшей этот процесс, при котором вся группа генерирует за собой след, ведущий обратно к гнезду. Успех этой операции зависит от рабочих, массово покидающих гнездо, постоянно выделяющих феромоны:
Исследовательское поведение аргентинских муравьев не исключительно. В то время как другие мобилизационные тропы создаются между двумя точками (например, гнездом и едой), их исследовательские тропы не имеют известного назначения, постепенно продвигаясь в неизвестность. Они быстро ведут новых разведчиков к передовой между только что разведанной и предназначенной к исследованию зонами, избегая того, чтобы муравьи обследовали одну и ту же зону дважды, и помогают возвращающимся разведчикам достигнуть гнезда по прямой. Таким образом, широкий коридор химически немаркированной зоны систематически «подметается» и маркируется за минимальное время с максимальной экономией[550].
Каждый рабочий может отходить по крайней мере на полметра от соседей, что предполагает, что, в отличие от муравьев-кочевников, он относительно свободен в собственных исследованиях. Там, где мало сородичей, фуражиры выбирают прямые пути, которые позволяют им быстро рассредоточиться по новой территории. При увеличении их числа рабочие начинают ходить менее регулярными курсами, например передвижения каждого ограничиваются меньшей областью, и так происходит, пока рабочие не заполнят собой всю территорию[551].
Аргентинские муравьи используют эти исследовательские паттерны, чтобы повысить концентрацию рабочих сразу и повсюду. Они могут не достичь совокупной плотности и мощи буйных муравьев-кочевников, собравшихся в набег, не показать многоплановые системы связи муравьев-портных, но не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа[552]. Аргентинские муравьи смогли преуспеть, несмотря на отсутствие многих организационных навыков, которые мы привыкли ожидать от крупных сообществ, описанных в этой книге. Рабочие проявляют минимальное разделение труда, без полиморфизма. Они не создают конвейеров и команд, они не склонны переносить еду группой (да им это и не нужно, так как воровство от конкурентов настолько маловероятно, что они могут поедать найденное на месте). И все же они доводят до феноменальных крайностей военные методы быстрого доминирования, применяемые муравьем-мародером. Подобно морской звезде, которой удается вскрыть моллюска, настойчиво давя на его створки, эти скромного вида империалисты изматывают неприятных соперников и добычу, во много раз превышающую их по весу в войнах на истощение, продолжающихся часы, дни, недели и даже годы[553].