— Совы это… — проронил среди общего молчания Марк и простенал по-совиному так, что на дерево над самой головой его опустилась тень и вспыхнули два фосфорные глаза; все сидели, закутавшись в плащи; было так сыро, что рука, прикоснувшаяся хотя бы к соседу, оказывалась мокрой. Ров начал застилаться туманом; языки его вздымались все выше и вскоре непроницаемая белая пелена закрыла лес; на небе очерчивались вершины деревьев да часть башни с силуэтом человека на ней.
Адольф, сидевший в засаде, пришел сообщить, что пленник подает сигнал частыми высеканиями огня; Ян опять быстро скинул с себя платье и с жутким чувством, как в черный, бездонный колодезь, погрузился в воду; водоросли и купавки то и дело прикасались к его телу и он, весь подрагивая, спешил плыть дальше. Руки его натолкнулись на препятствие; Ян ощупал его — перед ним была башня; он ошарил подножье стены и нашел висевшую толстую веревку — Луиджи укрепил ее наверху.
Ян дернул ее несколько раз, затем, придерживаясь за нее одной рукой, стал ждать пленника.
Легкий, чуть уловимый шорох достиг до Яна; по судорожному колебанию веревки он сообразил, что Луиджи уже спускается и через несколько мгновений подхватил беглеца правой рукой.
— Держись за мое плечо!.. — едва слышно шепнул Ян и осторожно опустил Луиджи в воду; тот дрожал частой, как сыпь, дрожью. Ян поплыл. Неаполитанец хватил ртом воды и задыхающееся «и-и» громко пронеслось над рвом. На берегу захохотал филин; крик его без отзвука потонул в тумане — кричал и хлопал в ладоши Марк.
Часовой громко забормотал «патер-ностер».
Товарищи пловцов ожидали их у самого рва и помогли выбраться на берег.
— Ну, теперь ходу отсюда!.. — проговорил Мартин.
Ощупью, по легкому пофыркиванью, нашли ослика, оседланного еще до наступления темноты.
— Куда же идти?.. — спросил Марк, озираясь по сторонам; ни малейшего просвета в густом молоке не было.
— Пойдем за осликом!.. — отозвался Луиджи, продолжая дрожать.
Перекликаться было нельзя, поэтому, чтобы не потерять друг друга, Марк достал еще одну веревку; ее привязали к седлу, все взялись за нее на расстоянии длины руки и Луиджи тихо почмокал. Ослик тронулся неведомо куда; за ним, едва различая своих соседей, послушной вереницей следовали люди. Идти было невероятно трудно; то и дело напарывались на сучья, падали, ослик несколько раз проваливался в невидные трясины по брюхо и Мартин со своим другом Адольфом подхватывали его за подпруги и вытаскивали, как какую-нибудь репу.
Все шли, прикрывая одною рукою бесполезные глаза; караван несколько раз останавливался для передышки и снова пускался тонуть в тумане.
Марк заметил, что под ногами у него бежит вода.
— Мы вверх по ручейку идем!.. — проговорил он.
— Это хорошо… значит, замок остался позади!.. — отозвался Мартин. — Овраг куда-нибудь выведет!
Слова его оказались верными — через некоторое время ветви стали хлестать путников меньше — ослик, стало быть, попал на какую-то тропку. Она продолжала взбираться все в гору; туман редел; начали проступать очертанья деревьев. Еще немного — и лес и туман остались за плечами шедших; под черным небом кругом разостлался черный простор; кое-где мелкими желтыми искрами обозначились звезды.
— Дорога!.. — сказал Мартин, почувствовав под ногами камни.
— А ведь она та самая, по которой мы шли днем!.. — произнес Марк. Он остановился; то же сделали и остальные.
Замок и лес, из которого они только что выбрались, были не видны; вместо них белело громадное озеро со вздыбленными и недвижными волнами.
— Скоро начнет светать!.. — заметил Мартин. — Надо уходить скорее!
Только что путники двинулись дальше, слева впереди показалось красное, дымное облако; под ним виднелась озаренная множеством факелов длинная вереница вооруженных всадников, поблескивали доспехи; посредине ехал рыцарь в епископской мантии.
Мартин схватил ослика под уздцы и кинулся в сторону; за ним метнулись и остальные; все припали к земле.
Отряд проследовал шагах в ста от беглецов и стек вниз к замку.
Мартин выждал некоторое время, чтобы не наткнуться в темноте на отсталых, и поднялся на ноги.
— Теперь скорее!.. — проговорил он; Луиджи захлестал ослика и все поспешили дальше. Мартин знал тропку, сокращавшую путь на Лукку, и вскоре после восхода солнца свернул на нее с проезжей дороги. Ненадолго путников вновь обступил густой лес; через какой-нибудь час он сменился травяной заболоченной равниной.
Марк, шедший позади всех, часто оглядывался: как раз в ту пору должны были хватиться в тюрьме пленника; Мартин, продолжавший оставаться вожаком, казался невозмутимо-спокойным, так же как и его друг Адольф. Горячие лучи солнца отогрели наконец неаполитанца; он оживился и принялся болтать, перемежая болтовню радостными восклицаниями и смехом; он даже сплясал на ходу подобие сарабанды.
— А я ведь все время ждал вас!.. — сказал он между прочим. — Верил, что не бросите! Потому и пел, чтобы подать весть, где я! Меня еще вчера взяли б на пытку, если бы эта лиловая балда не запоздала! Ну и купанье же было дьявольское — так и казалось, что черти сейчас схватят за ноги и уволокут на дно!.. А холодище какой, брр!!.. Молодчина, Янушка!.. — и он затормошил приятеля, потом отскочил и запел во всю силу легких.
— Не вопи!.. — ответил Ян. — Погоня ведь будет за нами!
— Э!!.. — беспечно возразил Луиджи. — За нами на Болонью да на Пистойю бросятся, а мы вон куда — на Лукку взяли!
— По всем дорогам поскачут!.. — проронил Мартин. — Людей хватит!
Все оглянулись, но на пустынном горизонте ничего не виднелось: впереди и по бокам сияли бесчисленные озерки, зеленел и частью уже желтел камыш — скрыться было бы решительно негде. Тропка иногда выбегала на гать из хвороста и неукрепленных бревен и она колыхалась под ногами.
В полдень Мартин сделал привал для обеда и через четверть часа заторопил всех дальше: с минуты на минуту могли появиться преследователи. Луиджи притих, наморщил лоб и то и дело стал оборачиваться…
— Вот что?.. — заявил он. — Как только кто завидит погоню — сейчас же все назад возвращайтесь, будто к епископскому замку направляетесь, а я в болото залезу.
Путники сделали не более сотни шагов и Марк издал легкое восклицание; вдали, на дороге, точно горсть муравьев, наметились черные точки; они катились с небольшого взгорка.
Луиджи мгновенно скрылся за спинами товарищей, присел и ужом скользнул в осоку и низкий кустарник, подходивший в том месте к самой тропе; шурша им, он стал пробираться в глубину болота. Мартин сразу заворотил ослика и все медленно направились навстречу неизвестным.
Мартин вынул свою лютню.
Всадники быстро приближались; их было десять человек, вооруженных копьями; из-за спин выглядывали оконечья луков. О сопротивлении нечего было и думать.
— Кантату пресвятой Деве!.. — невозмутимо распорядился Мартин.
Марк взял аккорд, загремели басы, мощно зарокотала октава; их повел сочный, высокий баритон. Хор получился необыкновенный.
Всадники были уже совсем близко; Мартин отогнал ослика с середины узкой дороги и остановил товарищей.
Передний затянул повода и взмыленный вороной конь его стал как вкопанный; подскакали и перегородили дорогу и остальные; запаренные кони тяжело водили мокрыми боками.
— Кто такие, куда идете?!.. — охриплым голосом резко крикнул передний.
— Артисты из Болонского университета!.. — ответил Мартин. — Идем в замок епископа.
— Откуда?
— Из Пистойи!
— Не встречали ли кого-нибудь по дороге?
— Как будто нет… Впрочем, вчера под вечер две крестьянки-старухи проходили!
Преследователи переглянулись.
— Я так и думал!.. — сказал предводитель. — Это болонских рук дело!
— Не болонских!.. — убежденно возразил поравнявшийся с ним всадник. — В камеру сегодня мы впятером ведь вошли — на наших глазах тот человек вороном скинулся и в окно улетел! Разве такого башня удержит? Только лошадей зря перемучили!
— А зачем же веревка тогда была спущена?.. — ответил предводитель.
— А нарочно, чтобы глаза всем отвести!..
Предводитель привстал на стременах и, прикрыв ладонью глаза, осмотрел даль — она была пустынна.
— Что ж… — проронил он, — поворачивай коней!.. Счастливого вам пути!..
Путники приподняли колпаки и шляпы и вооруженный отряд тронулся обратно легкою рысью.
Чтобы не навлечь на себя подозрений, Мартин и Адольф наломали из гати и из ближайших кустов веток и развели костер; все с наслаждением растянулись вокруг него; до того велика была усталость, что, кроме Адольфа, никто даже не прикоснулся к еде. Мартин и Марк неотступно наблюдали за все уменьшавшимися всадниками и за местом, где прятался неаполитанец.
Прошло с добрый час; епископские люди скрылись совершенно, время было выручать Луиджи. Ослик был снова оседлан, Адольфа и Яна, успевших крепко заснуть, растолкали и маленький караван отправился обратно.
— Э-э-й!!. — окликнул Мартин.
В ответ послышалась возня в кустах, они стали шататься, раздвигаться и у самых корней их зачернело страшное эфиопское лицо.
— Бросьте веревку!.. — задыхаясь, сказал голос Луиджи. — Утопаю… трясина!..
Марк поспешил к ослику, вытащил из мешка веревку и кинул конец неаполитанцу. Тот с трудом высвободил руку и ухватился за него. Адольф перенял у Марка другой конец, взял веревку себе на плечо, нагнулся и, словно бык, попер почти засосанного трясиной товарища, вырывая телом его с корнями кусты; глянцевитая торфяная грязь облепляла его от волос на голове до пяток и только лоб белел, будто перевязанный тряпкою.
Раздался всеобщий смех. Даже ничем невозмутимый Адольф разинул огромную пасть и грохотал подземным грохотом.
— Дьяволы!.. — с сердцем произнес обессилевший Луиджи.
Еще пущий смех встретил это слово.
— Черти!!. — уже с улыбкой добавил он, несколько отдышавшись.
Ему сообщили, что преследователи вернулись обратно; окончательно воспрянувший духом Луиджи поднялся на ноги, отыскал неподалеку большую лужу, разделся догола и принялся черпать воду шляпой и мыться, потом выполоскал платье и накинул на себя плащ Марка.