– Не смог… Ну не смог! – выдавил Поттер. – Я и хотел было, да только ноги сами сюда привели. – И он снова глухо зарыдал.
Спустя несколько минут шериф привел индейца Джо к присяге, и тот без запинки повторил свои показания. Поскольку и теперь ни грома, ни молнии не последовало, мальчики окончательно уверились в том, что он в большой дружбе с дьяволом. Отныне Джо стал для них самым опасным и в то же время самым интересным человеком на свете, и оба уставились на него как завороженные, решив про себя следить за ним по ночам, – может, представится случай хоть издали взглянуть на его страшного господина.
Труп доктора перенесли в повозку, причем индеец помогал людям шерифа. В толпе зашептались – кто-то заметил, что при этом из раны будто бы выступила кровь – верная примета, что убийца рядом. Том и Гек уже решили, что это обстоятельство направит следствие по новому пути, и были сильно разочарованы, когда кто-то из горожан заметил:
– Чему ж тут дивиться? Когда показалась кровь, Мэф Поттер стоял в трех шагах!
Целую неделю после этого события жуткая тайна и нечистая совесть не давали Тому спать. Как-то утром, за завтраком, Сид сказал:
– Том, ты так мечешься и бормочешь во сне, что я не могу уснуть до полуночи.
Мгновенно побледнев, Том спрятал глаза.
– Скверный признак, – сурово проговорила тетя Полли. – Что у тебя на душе, Томас?
– Ничего особенного, – пробормотал Том, но руки у него так задрожали, что он расплескал кофе.
– И такую ахинею несешь, – продолжал Сид, – что уши вянут. Вчера ночью ты бормотал: «Это кровь, это кровь, вот что это такое!» И так раз пять подряд. А потом: «Нет, нет, не мучайте меня! Я расскажу все как есть!» Это что ты собрался рассказывать?
У Тома в глазах помутилось. Неизвестно, чем бы все кончилось, но, к счастью, тетя Полли, сама того не сознавая, пришла ему на выручку.
– Ну ясно! – сказала она. – Это все ужасное убийство! Я сама каждую ночь вижу несчастного молодого Робинсона во сне.
Мэри посетовала, что и на нее это подействовало, и Сид как будто унялся. После этого Том целую неделю жаловался на зубную боль и на ночь подвязывал челюсть платком. Ему и невдомек было, что Сид продолжает бодрствовать по ночам, бдительно следя за ним, а иной раз стаскивает с него платок и довольно долго прислушивается, после чего возвращает платок на место. Мало-помалу Том успокоился, изображать зубную боль ему надоело, и он ее отменил. Сид же, если и понял что-то в бессвязном бормотании сводного брата, держал это при себе.
Любимой забавой школьных приятелей Тома стали судебные следствия над дохлыми кошками, и ему казалось, что они никогда не дадут ему забыть о том, что его мучило. Даже Сид заметил, что Том ни в какую не желал быть следователем, хотя прежде неизменно брал на себя роль вожака во всех затеях такого рода. И еще он заметил, что Том уклоняется даже от роли свидетеля, а уж это было совсем странно, как и то обстоятельство, что Том не раз выражал отвращение к таким судебным процессам. Несмотря на это, Сид помалкивал, и в конце концов дохлые кошки вышли из моды и перестали терзать Тома.
В течение всего этого времени, полного тревог и сомнений, Том через день, а то и ежедневно, если подворачивался удобный случай, бегал к тюрьме и тайком просовывал через маленькое зарешеченное оконце угощение для «убийцы» – все, что ему удавалось раздобыть. Тюрьмой в городке служила небольшая кирпичная постройка, стоявшая у болота, за городской чертой. Охраны при ней не было, так как большую часть времени тюрьма пустовала. Эти передачи существенно облегчали совесть Тома.
Многие горожане были совсем не прочь вымазать индейца Джо дегтем, обвалять в перьях и вывезти из города на тачке. Попытка похищения мертвого тела – нешуточное преступление, но Джо так боялись, что желающих сделать это не нашлось и идея эта вскоре была забыта. К тому же индеец был настолько осторожен, что начал свои показания с драки, не упомянув ни словом об осквернении могилы, которое ей предшествовало. Поэтому власти сошлись на том, что будет благоразумнее до поры до времени оставить его в покое.
Глава 12
От всех этих тайных тревог Тома отвлекла другая, гораздо более важная забота – Бекки Тэтчер перестала ходить в школу. Несколько дней подряд Том сражался со своей гордостью и пытался развеять тоску, но в конце концов не выдержал. Теперь он околачивался по вечерам в окрестностях ее дома, чувствуя себя совершенно несчастным. Бекки заболела – а что, если она умрет? Эта мысль доводила его до последней степени отчаяния. Его больше не интересовали ни войны, ни разбойничьи похождения, ни даже пираты. Жизнь окончательно потеряла всякую привлекательность, и Том погрузился в сплошное серое уныние. Он даже забросил обруч с палкой – игры не доставляли ему теперь ни малейшего удовольствия.
Разумеется, тетя Полли всполошилась и принялась пробовать на нем все имеющиеся в доме лекарства. Она принадлежала к числу людей, которые увлекаются патентованными средствами и новейшими способами укрепления здоровья, и в своих увлечениях порой хватала через край. Едва появлялось что-нибудь новенькое, она воспламенялась желанием испытать это средство, причем не на себе – потому-то и со здоровьем у нее было все в порядке, – а на ком-нибудь, кто оказывался под рукой. Она выписывала все подряд медицинские журналы и шарлатанские книжонки и просто шагу ступить не могла без советов разных словоохотливых невежд. Как проветривать комнаты, когда ложиться спать и когда вставать, что есть и пить, какую одежду носить – в весь этот вздор она верила, как в слово Евангелия, не замечая, что медицинские журналы в каждом следующем номере опровергают все, что настоятельно советовали вчера. Душа тети Полли была чиста, как погожий день, поэтому она то и дело попадалась на удочку. К тому же ей нравилось чувствовать себя этаким ангелом-исцелителем.
То было время, когда водолечение еще только входило в моду, и состояние Тома показалось тете Полли сущей находкой. Теперь по утрам она поднимала его с постели ни свет ни заря, выводила в сарай и выливала на страдальца целый ушат ледяной воды. Затем она растирала его жестким, как рашпиль, полотенцем, закатывала в мокрую простыню, загоняла под одеяло и доводила до седьмого пота – при этом, по словам Тома, «душа вылезала на свет божий через все поры».
Несмотря на эти меры, мальчик худел, бледнел и по-прежнему казался подавленным. Тогда тетя Полли стала применять горячие ванны, ножные ванны и души. Мальчик оставался унылым, как катафалк. Пришлось добавить к водолечению диету из жидкой овсянки, чередуя ее с применением нарывного пластыря. Помимо этого, она каждый день до отказа накачивала его каким-нибудь шарлатанским пойлом.
Ко всем надругательствам и пыткам Том относился с полным равнодушием. Именно это и показалось тете Полли самым страшным. Во что бы то ни стало следовало вернуть его к жизни! Как раз в это время до нее дошли первые слухи о знаменитом «болеутолителе», и тетя Полли тут же выписала крупную партию этого лекарства. Отведав его сама, она преисполнилась надежд. На вкус это был просто жидкий огонь. Водолечение и прочее отправились в отставку, и теперь все надежды были возложены на «болеутолитель». Дав Тому чайную ложку снадобья, она, в сильнейшем беспокойстве, принялась наблюдать за ним, ожидая результатов. Наконец-то ее душа успокоилась и тревога улеглась: безразличие Тома как рукой сняло. Мальчик оживился настолько, что вряд ли мог выглядеть бодрее, даже если бы под ним развели костер.
Впрочем, Том уже и сам чувствовал, что пора покончить с хандрой – такая жизнь, может, и подходит для человека, решившего поставить на себе крест, но уж слишком много в ней утомительного разнообразия. Один за другим у него возникали планы избавления, и наконец он остановился на том, что притворился, будто ему страшно нравится «болеутолитель». Он то и дело просил еще ложечку и в конце концов так надоел тете, что она велела ему принимать лекарство самостоятельно и не дергать ее по пустякам. Если бы на месте Тома находился Сид, душа ее была бы спокойна, но, поскольку это был Том, она потихоньку приглядывала за бутылкой. Жгучее снадобье и в самом деле убавлялось, однако этой простодушной женщине не приходило в голову, что Том поит «болеутолителем» щель между досками пола в гостиной.
Как-то раз, когда Том только-только наладился угостить эту щель очередной порцией лекарства, в комнату вошел тетушкин желтый кот по кличке Питер. Он жадно взглянул на ложку и замурлыкал, будто хотел отведать зелья.
Том сказал:
– Лучше не проси, Питер. Не думаю, что тебе так уж хочется.
Питер дал понять, что хочется, и весьма.
– Смотри не пожалей!
Питер выразил полную уверенность, что жалеть тут не о чем.
– Ну тогда давай, я не жадный. Но если что не так, сам будешь виноват. А я умываю руки.
Питера это устраивало. Том открыл коту рот и влил туда полную ложку «болеутолителя». Питер подскочил на шесть футов, испустил истошный вопль и заметался по комнате, с грохотом налетая на мебель, опрокидывая горшки с цветами и расшвыривая диванные подушки. Затем он встал на задние лапы и закружился в бешеной пляске посреди гостиной, свернув голову к плечу и утробным воем выражая неукротимую радость. После этого он вихрем помчался по дому, сея на своем пути хаос и разрушение. Тетя Полли вошла как раз в тот момент, когда Питер, пару раз перевернувшись через голову, испустил напоследок громовое «уа-у-у!» и сиганул в открытое окно, увлекая за собой уцелевшие цветочные горшки.
Тетя Полли окаменела, позабыв про очки, которые едва не свалились с кончика ее носа. Том корчился на полу, полумертвый от хохота.
– Том, что это такое с Питером?
– Н-не знаю, тетя, – еле выдавил мальчик.
– В жизни ничего подобного не видела. И давно это с ним?
– Ей-богу не знаю, тетя Полли. Я думал, кошки всегда так себя ведут, когда у них отличное настроение.
– Неужели? – В голосе тетушки прозвучало нечто, заставившее Тома насторожиться.