– Держать по ветру!
– Есть, сэр!
– Так держать!
– Есть, сэр!
– К ветру на полрумба!
– Есть, сэр!
Поскольку мальчики гребли неторопливо, выводя плот на середину реки, то эти приказания отдавались только для красоты слога и сами по себе не имели особого смысла.
– Какие поставлены паруса?
– Нижние, марселя и бом-кливера, сэр!
– Поставить трюмселя! Эй, там! Послать десяток молодцев на фор-стень-стакселя! Шевелись!
– Есть, есть, сэр!
– Ослабить грот-брамсель, шкоты и брасы! Живей, ребята!
– Есть, сэр!
– Руль под ветер! Изготовиться к абордажу с левого борта! Лево руля, еще левей! Так держать!
– Есть так держать, сэр!
Плот миновал середину реки. Мальчики развернули его по течению и налегли на весла. В это время года уровень воды в Миссисипи невысок и скорость течения не превышает двух-трех миль в час. Теперь беглецы не произносили ни слова – плот проходил мимо Сент-Питерсберга. Там, где над затянутой туманом и усеянной отражениями звезд гладью реки дремал городок, не подозревая о том, какое в этот момент совершается событие, виднелись всего два-три дрожащих огонька. Черный Мститель Вест-Индии продолжал стоять со скрещенными на груди руками, «провожая последним взглядом» те места, где он однажды был счастлив, а потом только страдал. О, если бы она могла видеть, как он мчится, рассекая бурные волны, навстречу опасностям и гибели, не ведая страха и приветствуя смерть мрачной усмешкой! Достаточно было немного напрячь воображение, чтобы переместить остров Джексона куда-нибудь в южные моря, и все трое так увлеклись этим самым «прощанием навек», что течение едва не пронесло плот мимо острова. Однако они вовремя спохватились и обнаружили свою оплошность.
В два часа пополуночи плот сел на мель в двухстах ярдах выше острова, и мальчикам пришлось вброд перетаскивать все свои припасы на берег. На плоту нашелся старый парус, его растянули между кустами в качестве навеса, чтобы укрыть провизию, сами же пираты намеревались спать под открытым небом, как и положено в их звании.
Но для начала они развели костер у гнилого дерева, за которым в двадцати-тридцати шагах чернела лесная чащоба, изжарили на ужин добрых три фунта свиной грудинки и слопали половину запаса кукурузных лепешек. Это было замечательно – пировать на свободе, в девственном лесу, на необитаемом и никем до них не исследованном острове, вдали от людской суеты. Поэтому, покончив с грудинкой, они решили больше не возвращаться к цивилизации. Пламя костра, взвиваясь к небесам, освещало их лица и бросало красноватые отблески на стройные колонны стволов, уходящие вглубь леса, на блестящую, будто лакированную, листву и на плети дикого винограда.
Когда был съеден последний кусок кукурузной лепешки, мальчишки разлеглись на траве вокруг огня, сытые и довольные. Хотя от огня стало жарко, им не хотелось отказывать себе в редком удовольствии провести ночь у походного костра.
– Неплохо тут, а? – сказал Джо.
– Да уж! – отозвался Том. – Что бы сказали наши парни, если б увидели нас?
– Что? Да они все на свете отдали бы за то, чтобы оказаться на нашем месте! Верно говорю, Гек?
– Похоже на то, – сказал Гек. – Я-то доволен, мне ничего лучше этого и не надо. По правде говоря, мне ведь и брюхо набить не всегда удается толком; ну и еще… никто здесь тебя не трогает, не лезет то с тем, то с этим.
– Такая жизнь как раз по мне, – заявил Том. – Ни тебе утром вставать, ни в школу ходить, ни умываться… Да мало ли какой они там чепухи понавыдумывают! Соображай, Джо: если ты пират, тебе ничего не нужно делать, пока ты не в море. А вот отшельнику приходится без конца молиться, да и нет ничего веселого в том, чтобы вечно быть одному как перст.
– Это верно, – сказал Джо. – Я, знаешь, как-то об этом раньше не подумал. А теперь, когда попробовал, каково это – быть пиратом, я в отшельники ни ногой.
– Тут вот еще что, – сказал Том, – отшельники нынче не в чести, не то что в старое время. А пиратов и теперь уважают. Вдобавок отшельнику приходится спать в гробу, носить рубище, посыпать главу пеплом, мокнуть под дождем и…
– А на кой ему это рубище и главу посыпать? – удивился Гек.
– Полагается. Все отшельники так поступают. И тебе бы пришлось, если б ты подался в отшельники.
– Ну, это уж дудки! – возмутился Гек.
– А что бы ты делал?
– Не знаю. Но уж точно спать бы в гробу не стал.
– Да ведь пришлось бы. Как же без этого?
– Ну, я б не стерпел. Взял бы и сбежал.
– Сбежал! Хорош отшельник! Чистое безобразие!
Кровавая Рука промолчал, так как нашел себе занятие получше. Он только что закончил вырезать трубку из кукурузного початка, приладил к ней чубук из полого стебля и набил табачными листьями. Затем прижал сверху угольком, выпустил целое облако душистого дыма – и весь погрузился в удовольствие. Прочим пиратам оставалось только завидовать, и втайне они решили выучиться курить как можно скорее, не откладывая дела в долгий ящик.
Неожиданно Гекльберри спросил:
– А чем вообще занимаются пираты?
Том сразу оживился:
– О, знаешь, как им весело живется! Они захватывают корабли, жгут их или топят, а деньги и сокровища берут себе и зарывают на каком-нибудь необитаемом острове, чтоб их там призраки стерегли. А команды и пассажиров кораблей убивают – сбрасывают всех до единого в море с доски.
– Не всех, – возразил Джо, – женщин пираты не убивают, а увозят к себе на остров. Особенно если они красавицы.
– Верно, – кивнул Том, – пираты всегда великодушны.
– А как они одеты! Закачаешься! Сплошь бархат, золото, серебро и брильянты! – с восторгом прибавил Джо.
– Кто одеты? – спросил Гек.
– Да пираты, кто ж еще!
Гек с сомнением оглядел свои лохмотья.
– По-моему, я в пираты не гожусь, – заметил он, – а другого у меня ничего нет.
Однако ему в два счета доказали, что богатые костюмы появятся сами собой, как только начнется жизнь, полная приключений. Даже лохмотья сойдут на первых порах, хотя состоятельные пираты, как правило, приступают к делу с богатым гардеробом.
Мало-помалу разговор сошел на нет – у беглецов начали слипаться глаза. Кровавая Рука выронил трубку и заснул на полуслове, как спят хорошо потрудившиеся люди с чистой совестью. Ужас Океанов и Черный Мститель Вест-Индии помолились – лежа и про себя, потому что здесь не нашлось никого, кто заставил бы их встать на колени и прочесть молитву вслух. По правде говоря, была у них мысль и вовсе не молиться, но они побоялись заходить так далеко из опасения, что их разразит громом. В голове у них все перемешалось, и они уже были готовы погрузиться в сон, но тут явилась непрошеная гостья, от которой не так-то просто отделаться, – совесть. В душах обоих пиратов зародилось смутное подозрение, что они, возможно, поступили не так уж хорошо, сбежав из дому, а когда им вспомнились украденные ветчина и грудинка, начались истинные мучения.
Оба попробовали отделаться от зудящего голоса совести, напомнив ей, что и раньше они десятки раз таскали без спросу конфеты и яблоки, но на такие дешевые уловки она не поддалась. Более того, совесть исподволь подсунула мальчикам такой вывод, который никак нельзя было обойти: взять потихоньку что-нибудь сладкое – значит стащить, умыкнуть же кусок грудинки, окорок и прочие существенные ценности – значит попросту украсть, и относительно этого все ясно прописано в Библии.
Тогда каждый из них дал себе слово, что, пока они будут пиратами, ни за что не запятнают себя таким гнусным преступлением, как кража. Тут совесть угомонилась и объявила перемирие, и Том и Джо наконец-то уснули.
Глава 14
Проснувшись, Том не сразу понял, где он и как тут очутился. В себя он пришел только тогда, когда сел, протер глаза и осмотрелся. Занималось прохладное утро, и лес, стоявший в глубоком безмолвии, дышал миром и покоем. Ни малейшее дуновение ветра, ни один звук не нарушали величавого спокойствия природы. Листья и травы поседели от обильной росы. Головни костра были припудрены белым пеплом, над ними вился тонкий синий дымок. Джо и Гек еще спали.
Наконец где-то в чаще леса неуверенно подала голос птица, ей ответила другая, и сейчас же отозвался короткой дробью дятел. Серый туман над рекой постепенно начал наливаться светом, так же постепенно множились звуки. Все оживало на глазах. В глубокой задумчивости мальчик смотрел, как пробуждается и начинает трудиться природа. Маленькая зеленая гусеница торопливо ползла по мокрому от росы листу. Время от времени она поднимала в воздух две трети туловища и, казалось, принюхивалась, а затем продолжала свой путь. «Это она обмеривает лист», – сказал себе Том, а когда гусеница пожелала подползти к нему поближе, замер, затаив дыхание. Его охватывала радость, когда она продвигалась к нему еще на дюйм, и отчаяние, когда гусеница останавливалась, словно раздумывая, не свернуть ли в другую сторону. Наконец она еще раз остановилась, приподняв изогнутое вопросительным знаком туловище, а потом решительно переползла на ногу Тома и отправилась в путешествие по ней. Мальчик возликовал всем сердцем: верная примета, что вскоре у него будет новый костюм – разумеется, раззолоченный бархатный камзол пирата. Тут же неизвестно откуда появилась деловитая процессия муравьев; один из них, изловчившись, взвалил на спину дохлого паука впятеро больше его самого и поволок куда-то вверх по стволу дерева. Рыжая в крапинку божья коровка карабкалась по длинной травинке, когда Том склонился над ней и проговорил:
Божья коровка, поскорей улетай.
Твой дом загорелся, своих деток спасай!
Она тут же распахнула блестящие надкрылья и улетела, и Том совершенно не удивился: он-то давно знал, что божьих коровок обмануть проще простого, и не раз пользовался их простодушием. Потом мимо проковылял навозный жук, с натугой толкая перед собой шар, и Том тронул жука пальцем, чтобы полюбоваться тем, как тот поджимает лапки и прикидывается мертвым. Птичий хор к этому времени гремел вовсю. Дрозд-пересмешник опустился на ветку над головой Тома и принялся передразнивать голоса соседей. Вспыхнув голубым пером в крыле, метнулась вниз крикливая сойка и уселась так близко от Тома, что он мог бы дотянуться до нее рукой. Наклонив голову, она с жадным любопытством принялась разглядывать чужаков быстрым карим глазом. Мимо пробежала серая белка, остановилась на ходу и сердито зацокала на мальчиков. Похоже, что звери в этом лесу редко видели человека и не знали толком, стоит его бояться или нет. Еще несколько минут – и все живое проснулось. Длинные, косо падающие копья солнечного света пробили густую листву, и сейчас же две-три бабочки принялись гоняться друг за другом, перепархивая с места на место.