рушился на самого себя – за то, что не воспользовался случаем помириться с Бекки, когда она сама подошла к нему. Он поносил себя всеми бранными словами, какие знал, и едва не плакал от досады. А тут еще и Эмми трещала без умолку, не помня себя от радости. На какое-то время Том словно оглох и онемел. Он не слышал болтовни Эмми, а когда та вопросительно поглядывала на него, ожидая ответа, бормотал какую-то чепуху. Незримая сила снова и снова тянула его к скамье за школой, хотя то, что там происходило, только растравляло его рану. Бекки словно забыла о его существовании. Видеть-то она его видела, но при этом отлично понимала, что перевес снова на ее стороне. Теперь Том страдает точно так же, как совсем недавно страдала она.
Веселая болтовня Эмми стала для Тома просто нестерпимой. Он намекнул было ей, что у него полным-полно важных дел, но ничего этим не добился – та не умолкала и словно прилипла к нему. Наконец он прямо заявил, что торопится и должен идти, на что Эмми простодушно ответила, что будет ждать его «где-нибудь поблизости» после уроков. Тут Том попросту сбежал от нее, проклиная собственную глупость.
«Кто угодно, только не Альфред! – бормотал он на ходу, едва не скрежеща зубами. – Только не этот лощеный франт из Сент-Луиса! Воображает себя аристократом, потому что одет с иголочки! Ну погоди, приятель, я тебе всыпал в первый же день, как ты приехал в город, а за добавкой дело не станет! Дай только срок! Вот возьму, да и…»
Тут Том принялся уничтожать воображаемого противника – молотил по воздуху кулаками, отвешивал оплеухи и пинки. «Ах, вот ты как? Проси пощады! Что, не понравилось? Ну, так тебе и надо, будет вперед наука!» Воображаемое побоище закончилось его полной победой.
На большой перемене Том не выдержал и удрал с уроков. Сил его больше не было смотреть на простодушное счастье Эмми, а ревность жгла огнем. Бекки снова уселась с Альфредом рассматривать картинки вместе, однако Том почему-то не появлялся. Мучить стало некого, и она мигом потеряла интерес к Альфреду, стала рассеянной и заскучала. То и дело она настораживалась, прислушиваясь к приближающимся шагам, но всякий раз это оказывался не Том. В конце концов Бекки начала жалеть, что зашла так далеко. А бедняга Альфред, который все не мог взять в толк, с чего это она заскучала, не унимался:
– Ты только взгляни, какая славная картинка! А здесь еще лучше!
Терпение Бекки лопнуло:
– Ах, отстань от меня, пожалуйста! Не нужны мне эти картинки! – Залившись слезами, она вскочила и бросилась прочь.
Альфред потащился следом, намереваясь утешить ее, но Бекки, все еще всхлипывая, заявила:
– Оставь меня в покое! Я тебя терпеть не могу!
Альфред остолбенел, соображая, чем провинился. Ведь она сама сказала, что хотела бы всю большую перемену разглядывать с ним картинки, а теперь убегает, да еще и в слезах. Не зная, что и думать, рассерженный и обиженный, он побрел обратно в пустую школу. Истина лежала на поверхности: Бекки просто использовала его, чтобы досадить Тому Сойеру.
Догадавшись об этом, Альфред еще больше возненавидел Тома, и ему нестерпимо захотелось хоть чем-нибудь насолить этому хвастуну и пройдохе, не подвергая себя при этом риску. Тут на глаза ему попался учебник Тома. Случай был исключительный, и он открыл книжку на той самой странице, где был заданный на сегодня урок, и плеснул на нее чернилами.
Бекки, как раз в эту минуту заглянувшая в окно класса, заметила, что он сделал, но промолчала и отправилась домой. Было бы здорово прямо сейчас разыскать Тома и все рассказать ему. Он, конечно, будет ей благодарен, и они наконец-то помирятся.
Однако уже на полпути Бекки передумала. Ей вспомнилось, как Том обошелся с ней, когда речь зашла о пикнике, и горечь обиды вновь обожгла ее. Нет, она не только не станет выручать Тома, но и возненавидит его навеки. И пусть его как следует накажут за безнадежно испорченный учебник.
Глава 19
Том вернулся домой мрачнее тучи, но первые же слова тети Полли дали ему понять, что явился он со своими горестями не в самое подходящее время:
– Том, выдрать бы тебя сейчас как следует!
– Тетушка, что я еще такого натворил?
– Спрашиваешь! Я-то, старая дура, лечу как на крыльях к Сирини Харпер – думаю, сейчас выложу ей все про этот твой пресловутый сон. И нате вам: оказывается, Джо уже рассказал ей, что ты был здесь в тот вечер и слышал все наши разговоры. Ума не приложу, что может выйти из мальчика, который так бессовестно врет. Ну вот ответь: как ты мог допустить, чтобы я помчалась к миссис Харпер и выставила себя полной дурой?
До сих пор утренний розыгрыш казался забавной шуткой, но теперь он предстал перед мальчиком в ином свете. Том понурился и целую минуту не мог ничего придумать в свое оправдание. Наконец он проговорил:
– Тетушка, мне очень жаль, что я так поступил… Я, как всегда, не подумал.
– Ах, голубчик, ты никогда ни о чем не думаешь, только о себе. У тебя хватило ума приплыть ночью с острова только для того, чтобы позубоскалить над нашим горем, ты не сомневался, выставлять ли меня на посмешище, сочиняя вещий сон; а вот пожалеть нас тебе и в голову не пришло!
– Тетушка, теперь-то я понимаю, что это было нехорошо, но ведь я не нарочно. Я не хотел, вот чем угодно клянусь! Да и домой я приходил вовсе не затем, чтобы над вами насмехаться.
– А для чего же?
– Мне хотелось сказать, чтобы вы не беспокоились, что мы живы.
– Ах, Том, если бы я только могла поверить, что у тебя были такие добрые намерения! Но ведь ты и сам знаешь, что это не так, и я это тоже знаю.
– А вот и были! Не сойти мне с этого места, если не были!
– Ах, Том, теперь уже совершенно ни к чему выдумывать.
– Это чистая правда, клянусь! Я хотел, чтобы вы не горевали.
– Я бы все на свете отдала, лишь бы поверить. Да за одно это все твои грехи простятся, Том, – даже то, что ты сбежал из дому и вел себя как настоящее чудовище. Ну отчего ты мне ничего не сказал, а?
– Знаете, тетушка, когда вы в тот вечер заговорили про похороны, мне вдруг до того захотелось спрятаться в церкви и послушать, что просто ужас. Как же я мог сказать? Ну я взял да и положил кору обратно в карман.
– Какую еще кору?
– Ту самую, на которой написал суриком, что мы ушли в пираты. Эх, жаль, что вы не проснулись, когда я вас поцеловал!
Морщины на лице тети Полли разгладились, а глаза просияли нежностью.
– А ты и в самом деле меня поцеловал, Том?
– А то как же!
– Это правда, Том?
– Ясное дело, тетушка.
– А почему ты меня поцеловал, Том?
– Потому что я вас люблю, а вы стонали и метались во сне, и мне стало вас жалко.
Это походило на правду. И тетя Полли произнесла с волнением, которого не сумела скрыть:
– Тогда поцелуй меня еще раз, Том!.. А теперь убирайся в школу и не путайся у меня под ногами.
Как только Том ушел, она бросилась в чулан и отыскала старую куртку, в которой он сбежал из дому. Но вдруг остановилась, не решаясь проверить карманы, и сказала сама себе:
– Ох, рука не поднимается. Бедный мальчик, должно быть, он опять соврал, но это святая ложь, и она меня так порадовала… Надеюсь, Господь простит ему эти выдумки – ведь это все не со зла. Не стану смотреть, даже и знать ничего не хочу…
Тетя Полли отложила куртку и призадумалась. Дважды она снова бралась за нее и дважды откладывала. И наконец набралась смелости – запустила руку в карман.
А в следующую минуту, обливаясь слезами, она уже разбирала нацарапанные на куске платановой коры слова, бормоча:
– Уж теперь я ему все прощу, что бы ни натворил, будь у него хоть миллион грехов!
Глава 20
После того как тетя Полли ласково поцеловала Тома, все его уныние как рукой сняло. На сердце у него снова стало легко, и он отправился в школу. И тут же ему повезло: в самом начале Мэдоу-лейн он увидел Бекки. Не колеблясь ни секунды, он догнал девочку и произнес:
– Я скверно поступил сегодня, Бекки, и очень жалею об этом. Я никогда больше не буду, вот чем хочешь клянусь! Давай помиримся, а?
Бекки остановилась и презрительно взглянула на него:
– Я буду вам очень признательна, если вы оставите меня в покое, мистер Сойер. Я не желаю с вами больше разговаривать.
Вздернув носик, она пошла дальше. Том до того растерялся, что промолчал, а когда пришел в себя, говорить было уже поздно. Ох, и разозлился же он! Если бы Бекки была мальчишкой, не миновать бы ей серьезной трепки. Чуть позже, уже на школьном дворе, он снова столкнулся с ней и послал ей вслед язвительное замечание. Бекки не осталась в долгу, и разрыв вышел окончательный и бесповоротный.
Кипящей возмущением Бекки казалось, что ей уже никогда не дождаться начала уроков – до того ей не терпелось, чтобы Тому влетело за испорченную книжку. После обидных слов Тома у нее пропало всякое желание разоблачать проделки Альфреда Темпла. Но откуда бедной девочке было знать, что опасность грозит и ей самой!
Учитель Доббинс дожил до седых волос, не продвинувшись ни на шаг к заветной цели. Он всю жизнь мечтал сделаться врачом, но бедность не позволила ему подняться выше должности учителя в захолустной школе. Каждый день, пока ученики в классе были заняты зубрежкой, он извлекал из ящика своего стола какую-то толстую книгу и погружался в чтение. Эту таинственную книгу Доббинс всегда держал под замком, и все мальчишки в школе помирали от желания хоть одним глазком заглянуть в нее. У каждого из учеников имелись соображения насчет того, что это за книга, но не было ни малейшей возможности выяснить правду. И вот сейчас, проходя мимо учительского стола, Бекки Тэтчер заметила, что в ящике торчит ключ.
Упустить такой случай было просто невозможно! Она огляделась, убедилась, что поблизости никого нет, – и в следующее мгновение книга оказалась у нее в руках. Название ей ровно ничего не сказало – на первой странице обложки красовалось незнакомое слово «Анатомия», – и Бекки принялась перелистывать толстый том. И тут же на глаза ей попалась красочная картинка, на которой был изображен совершенно голый человек. В следующее мгновение чья-то тень упала на страницу – позади стоял Том Сойер, разглядывая картинку из-за ее плеча. Бекки заторопилась захлопнуть книгу, потянула ее к себе, да так неудачно, что надорвала страницу чуть не до половины. Бросив книгу в ящик, она повернула ключ в замке и расплакалась от досады.