Приключения Тома Сойера — страница 32 из 39

«Ладно-ладно, – подумал Гек, – пускай тут и зарывают. Найти будет проще простого».

И тут послышался невнятный голос, похожий на голос индейца Джо:

– Черт бы ее подрал! Гости у нее, что ли? Свет до сих пор горит, а уж полночь скоро…

– Ничего не разберу…

Теперь говорил другой – тот самый оборванец из заброшенного дома. Гек почувствовал, что спина у него леденеет. Так вот кому собирался мстить индеец Джо!

Первой его мыслью было – удрать, и чем быстрее, тем лучше. Но тут он припомнил, что вдова Дуглас всегда была добра к нему, а эти бродяги, может, и вправду готовятся убить ее. Он мог бы предупредить вдову, но знал, что ни за что не отважится на это, – головорезы могли его заметить и схватить.

Пока все это проносилось у него в голове, индеец Джо сказал бродяге:

– Кусты тебе мешают. Да нет, ты сюда смотри! Ну теперь видишь?

– Вижу. Ну ясное дело, у нее гости. Давай-ка бросим это дело!

– Еще чего! Бросить, когда я уезжаю отсюда навсегда, а другого случая, может, и вовсе не представится?! Не бывать тому! Сотый раз тебе говорю: плевать мне на ее деньги, можешь их себе забрать. А вот муж ее мне всю печенку проел, без конца цеплялся; он меня и посадил как бродягу, когда судьей был. Да это еще полбеды! Какое там! Не только посадил, но и велел отхлестать плетью – на улице перед тюрьмой, как паршивого негра, и весь город на это глазел! Плетью! Тебе разве такое понять? Я бы ему этого не спустил, да он обвел меня вокруг пальца – взял да помер. Ну не беда: она мне за муженька своего заплатит!

– Не убивай ее!

– А кто тут хоть слово сказал про убийство? Я? И в мыслях не было. Вот его бы я убил – это точно. А когда хотят отомстить женщине, ее не убивают, нет, не убивают, а уродуют: рвут ноздри, обрубают уши, как свинье, полосуют бритвой лицо!

– Ну это уж…

– Тебя не спрашивают! Помалкивай, пока сам цел! Я ее привяжу к кровати. Изойдет кровью и сдохнет – я тут ни при чем. А ты, парень, мне поможешь, затем я тебя и взял. Одному тут не управиться. Будешь ныть – и тебя убью! Обоих прикончу, и тебя, и вдову, – тогда, по крайней мере, все будет шито-крыто.

– Будет тебе! Раз уж без этого никак, тогда идем. Чем скорей, тем лучше. Меня уже и сейчас трясет.

– А гости? Ты что это засуетился – выдать меня задумал? Смотри, от меня никому не уйти, сам знаешь. Будем дожидаться, пока свет погаснет, спешить нам некуда…

Гек тотчас сообразил, что теперь они надолго умолкнут и каждое движение в тишине может его выдать. Поэтому, затаив дыхание, он сделал шаг назад, долго балансировал на одной ноге, рискуя упасть, а затем осторожно переставил другую. Потом сделал еще шаг, так же бесшумно, потом еще и еще – и вдруг под его босой пяткой хрустнул сучок. Гек застыл и прислушался. Ни звука – полная тишина. «Кажется, пронесло», – подумал он, ликуя в душе, развернулся в узком проходе между двумя стенами кустов и на цыпочках двинулся прочь.

Только оказавшись на широкой тропе у каменоломни, Гек почувствовал себя в относительной безопасности и бросился бежать так, что ветер засвистел в ушах. Он несся во весь дух по склону, пока не показалась ферма валлийца. Бросившись к двери дома, он так замолотил в нее кулаками, что из окон мигом высунулись головы старика и двух его верзил сыновей.



– Что за оказия? Кто это там ломится? Чего надо?

– Впустите скорее! Я все расскажу!

– А ты кто таков?

– Гекльберри Финн! Скорее же, скорее!

– Гекльберри Финн! Не такое это имя, чтобы при его звуках все двери отворялись настежь! Но все-таки откройте ему, ребята, послушаем, что там у него стряслось!

– Только ради всего святого, не говорите ни одной живой душе, что это я вам сказал, – таковы были первые слова Гека после того, как он влетел в дом. – Ради всего святого, не то мне конец! Вдова меня всегда жалела, и я все непременно расскажу, если поклянетесь не выдавать меня!..

– Гляди-ка, что-то здесь не так! Неспроста он такое мелет! – стал крутить носом старик. – Валяй, сынок, сказывай как на духу, некому тут тебя выдавать.

А спустя три минуты старик с сыновьями уже поднимались в гору, и у каждого из них в руках было ружье. Когда они достигли начала узкой тропки между кустами сумаха, Гек приотстал, спрятался за большим камнем и стал вслушиваться в ночь. Тревожная тишина все длилась и длилась, и уже казалось, что она никогда не кончится, как вдруг загремели выстрелы и раздались отчаянные крики.

Гек не стал дожидаться продолжения. Он выскочил из-за камня и пустился вниз по склону, прочь с Кардиффской горы.

Глава 30

В воскресенье, едва забрезжил рассвет, Гек еще в потемках вскарабкался на гору и тихонько поскребся в дверь старика валлийца. Все обитатели дома еще спали, но сон их после событий этой ночи был далеко не так крепок, как обычно. Вскоре из окна окликнули:

– Кто там?

Гек ответил едва слышно:

– Пожалуйста, впустите меня! Это я, Гек Финн.

– Для человека, который носит это имя, моя дверь открыта и ночью и днем. Входи, дорогой, будь как дома!

Такие слова бездомному мальчишке довелось услышать впервые в жизни, и никогда еще ему не говорили ничего приятнее.

Дверь мигом отперли, и Гек вошел. Его усадили на скамью, а старик со всеми своими сыновьями стали одеваться.

– Ну, сынок, я думаю, ты порядком проголодался. Завтрак нам подадут, как только взойдет солнце, с пылу с жару, на этот счет можешь быть спокоен! А мы-то с ребятами тебя вчера ждали – думали, ты у нас заночуешь.

– Да уж очень я испугался, – сказал Гек. – Как пустился бежать, когда поднялась пальба, так добрых три мили не останавливался. А теперь пришел, потому что хочу все-таки узнать, как дело было. Уж вы не серчайте, что я так рано заявился. Это потому, что боялся наткнуться на этих дьяволов, даже если они и убиты.

– Эх, бедолага! Ты, должно быть, до смерти замаялся в эту ночь. Вот тебе кровать, позавтракаешь – сразу ложись, передохни. А что касается этих двоих, они не убиты, а жаль. Тут ведь какое дело: мы-то знали, где их искать, ты все точно указал; подкрались и стоим шагах в десяти от них, а в кустах темно, как в гробу. И вот незадача – захотелось мне чихнуть! Стараюсь удержаться – и не могу, а там и чихнул! Эти мошенники затопотали – и мигом в кусты. Я кричу: «Огонь, ребята!» – и сам стреляю прямо туда, где кусты шуршат, и ребята мои тоже. И все-таки они удрали, злодеи этакие, а мы гнались за ними через весь лес, но, кажется, так и не задели ни того ни другого. Как только мы поняли, что порядком отстали, мигом бросили погоню, спустились под гору и разбудили полицейских. Те собрали отряд и двинулись в обход по берегу реки, а как рассветет, шериф со своими людьми обшарит весь лес. Вот если б еще и знать, каковы эти прощелыги с виду, это нам ох как помогло бы! Да ведь ты их, должно быть, в темноте не рассмотрел?

– Как не рассмотрел! Я их еще в городе увидел и увязался за ними.

– Ай да Гекльберри! Так ты опиши их нам, опиши, сынок!

– Один – это тот испанец, глухонемой, который не раз появлялся в городе, а другой – на вид бродяга, весь в лохмотьях, зверская такая рожа.

– Вон оно что! Ну эти-то нам известны! Я и сам на них как-то наткнулся в зарослях за домом вдовы Дуглас, и они от меня мигом смылись. Ну-ка, ребята, бегите да расскажите все это шерифу, а завтрак подождет!

Сыновья валлийца двинулись было к двери, но Гек кинулся за ними.

– Только, ради бога, никому не говорите, что это я их выдал!

– Как хочешь, парень. Но ведь это поступок достойный и только делает тебе честь.

– Ох нет! Не по мне такая честь!

Как только молодые люди вышли, старик проговорил:

– Будь спокоен: они никому не скажут, да и я тоже. А в чем дело-то, почему ты не хочешь, чтобы кто-то узнал?

Гек, однако, не пожелал пускаться в объяснения. Сказал только, что про одного из этих бродяг он и без того чересчур много знает и ни за что на свете не хотел бы, чтобы тот об этом проведал, иначе ему не жить.

Старик помолчал, а затем спросил:

– А все-таки скажи: почему ты за ними пошел? Что-то в них показалось тебе подозрительным?

Гек призвал на помощь всю свою сообразительность, чтобы придумать более-менее правдоподобное объяснение.

– Да как вам сказать… Я ведь и сам вроде бродяги – так, по крайней мере, в городе считают, но я не обижаюсь. Иной раз из-за этого по ночам не сплю, все ломаю голову, как бы мне начать жить по-человечески. Вот то же самое и прошлой ночью: что-то мне не спалось, и пошел я шататься по улицам. В голове у меня разные мысли, и, пока я их передумывал, дошел до старого кирпичного склада, что рядом с трактиром «Общества трезвости». Я там постоял, прислонившись к стенке, а тут как раз идут эти двое и тащат чего-то под мышкой. «Небось, думаю, краденое». Один из них курил сигару, а другой попросил огоньку, и они остановились прямо передо мной. Пока они прикуривали, их лица осветились, и я сразу понял, что высокий – тот самый глухонемой испанец с нашлепкой на глазу и сивыми бакенбардами, а другой – бродяга в лохмотьях.

– Ты и лохмотья при свете сигары разглядел?

Гек запнулся, но все-таки продолжал:

– Уж не знаю как, но все-таки рассмотрел.

– А потом они пошли дальше, и ты, значит, за ними?

– Ну да. Правильно. Жуть как захотелось узнать, что они затевают, – уж очень подозрительно они держались. Вот я и тащился за ними следом до ограды участка вдовы Дуглас, потом притаился и услышал, как оборванец заступался за вдову, а испанец клялся, что изувечит ее, чего бы это ему ни стоило. Ну остальное я вам рассказывал…

– Это что ж получается? Глухонемой клялся?

Гек почувствовал, что влип. Как он ни изворачивался, чтобы старик не догадался, кто таков этот испанец, язык его подвел. К тому же валлиец не спускал с него проницательного взгляда, и Гек путался все больше и больше.

Наконец старик сказал:

– Тебе, сынок, меня бояться нечего. Я тебе зла не сделаю. Наоборот: заступлюсь за тебя, коль надо будет. Этот испанец никакой не глухонемой – ты сам проговорился, – и, если ты что-то про него знаешь, лучше уж не скрывай. Скажи, в чем тут дело, а уж я тебя не выдам.