– Когда я на полчаса на урок опаздываю, миссис Берренс так орет… Надо ей эту историю рассказать, – проворчал под нос Марк.
– Так, подождите, мы отвлеклись от темы. – Карина дернула Антона за рукав рубашки: – А что-то интересное в центре будет? – Она пригубила чай и зажмурилась от тепла, медленно распространявшегося от нёба к горлу, к пищеводу, желудку и дальше.
– Ну… – Антон прикинул, что гости, особенно Уэнсдей, могли бы посчитать интересным. – Ледяные горки, блинчики с мертвыми детенышами рыб, много воплей…
– Продано! – Уэнсдей надела свое стильное черное пальто, как всегда, не застегивая. – Веди нас!
И она вышла за дверь.
– Да блин! – Карина положила на тарелку надкушенный сырник и встала из-за стола, вытирая липкие от варенья пальцы.
– Ага, с икрой, – повторил Антон, – я тебе сам куплю. Э не, приятель! – Он остановил подскочившего с места алабая. – Тебя мы на главную площадь не возьмем, там же толпа!
Крошка жалобно заскулил, и хозяин присел с ним рядом, обхватил ладонями за уши, посмотрел в глаза:
– Нас никуда не пустят! – Огляделся, заметил оставленную Уэнсдей сумку, подвел к ней пса: – Охраняй, Крошка!
– Р-рав!
Пес кивнул и остался сидеть. Антон украдкой выдохнул и побежал догонять друзей, уже вышедших за ворота:
– Эй, стойте, нам в другую сторону!
На главной площади Нововоздвиженска громко играла музыка.
– Пролила немало я горьких слез… – услышала Уэнсдей и довольно кивнула.
Кажется, они в правильном месте.
– А-а-а-а-а-а-а-а! – раздалось откуда-то с противоположного края.
– Нам туда!
Пока Уэнсдей искала страдающих и плачущих, Карина, Марк и Антон глазели по сторонам. Антону всегда нравился Новый год, но во Мге никаких масштабных гуляний, конечно, не было. Корнелий Иванович выбирал случайным образом одну из елок в лесу, украшал ее мишурой и старыми, еще советскими игрушками. Школьникам предлагалось отыскать дерево самостоятельно. Кто первый нашел – тому «пятерка» по географии, или по физкультуре, или по русскому – в зависимости от настроения директора. Находил всегда Антон. Потому что, кроме него, никто больше не искал. Он часто подолгу оставался возле этой елки: рассматривал ободранные бока стеклянного снеговика, поредевшую бороду Хоттабыча, легонько дотрагивался до бирюзового бока индийского слона или шершавых блесток на розовой шишке. В этой тишине леса, рядом со знакомыми игрушками он чувствовал приближение праздника. Но такое, будто Новый год робко крадется на цыпочках, чуть слышно стучится и просачивается в едва приоткрытую дверь, стараясь не скрипеть половицами. А сюда, в Нововоздвиженск, он вошел полновластным хозяином: шумно и весело, с музыкой, танцами, иллюминацией. И Антон изо всех сил пытался впитать этот радостный свободный дух, смех, радость.
Карина и Марк впервые видели такую огромную елку: выше двадцати метров. Она стояла в центре гигантской площади.
– Сколько же на нее денег угрохали?! – восхищенно присвистнул Марк, разглядывая орнамент из развешанных ровными рядами шаров – каждый размером с его голову.
– И светится! – радостно выдохнула Карина, наблюдая за перемигивающимися лампочками гирлянд. – Интересно, а зачем им еще вон та пихта в углу площади с тысячами бумажечек на ней?
Проходящая мимо женщина, услышав вопрос, остановилась и объяснила:
– Можно выбрать бумажный флажок того цвета, который тебе понравится, написать на нем желание, на дерево повесить – и оно сбудется.
– Это что за магия такая? – удивилась Уэнсдей, незаметно подошедшая к компании.
– Новогодняя, – улыбнулась женщина и ушла.
– Профанация, – поморщилась Уэнсдей.
– Угу, – уверенно кивнул Марк.
Антон пожал плечами:
– Ну никто же не заставляет вас бежать и подписывать флажки.
Карина промолчала.
Антон предложил пойти туда, где собралась толпа. Оттуда слышались выкрики. По пути он продолжил:
– Кстати, многие утверждают, что в двенадцать часов тридцать первого декабря, пока бьют куранты, нужно написать желание на бумажке, сжечь ее, бросить пепел в шампанское и выпить его до двенадцатого удара.
– Какой затейливый способ отравиться! – восхитился Марк. – А у них уши не отвалятся?
Мимо шли несколько мужчин в меховых шапках с поднятыми «ушами». Их собственные уши покраснели на холоде.
Антон пожал плечами:
– Если найдешь на дороге чье-то ухо, будешь знать, кому вернуть.
– А что он делает? – Карина смотрела на высокий столб, на который пытался залезть парень лет двадцати в одних трусах. – И почему он почти голый?!
– Народная забава, – прищурился Антон. – Видишь, на верхушке подарки?
Столб венчала конструкция, похожая на небольшую карусель: круг, с которого свисал десяток празднично упакованных коробок.
– Если он, – кивнул Антон на парня, – вскарабкается по скользкому дереву, которое в старину, например, смазывали салом, жиром, сейчас уж не знаю чем, то сможет забрать один себе.
– У-у-у-у-у-у-у… – разочарованно загудела толпа, собравшаяся вокруг столба.
– Не сможет, – констатировала Уэнсдей. – Но, может, простудится на холоде и помре… – Она вдруг осеклась, бросила быстрый взгляд на Карину и попыталась перевести тему: – Как вы еще развлекаетесь? Да чтоб вам дождило тараканами! – отпрыгнула она в сторону, когда несколько мальчишек с улюлюканьем скатились паровозиком на ледянках, едва не опрокинув ее.
– О, горка, прокатимся? – Карина с восторгом оглядела длинный спуск. – Ничего себе, метров восемьдесят! Четыре полосы! Почти хайвей.
– У нас ледянок нет… – грустно вздохнул Антон.
– Я видела, там можно купить. Вы пока в очередь встаньте, вон она какая длинная.
Она показала на цепочку людей, действительно очень длинную, начинавшуюся от железной узкой лестницы, ведущей на гору. Цепочка огибала площадь по периметру и тянулась затем почти до остановки автобуса. Двигалась очередь, конечно, довольно быстро, но время ожидания все равно составляло не меньше десяти минут.
– А я за этими… штуками-каталками сбегаю.
Карина повесила подписанный флажок на елку, быстро отдернула руку и огляделась: вроде бы никто из друзей не заметил. Купила и под изумленным взглядом продавца выпила, не поморщившись, в несколько жадных глотков чай, от которого поднимался пар. Узор, уже змеившийся по ногтям, снова растаял. Она поспешила вернуться к компании, оплатив по дороге четыре ледянки. Черные, во вкусе Уэнсдей.
Они мчались с горы все вчетвером – каждый по своей полосе.
– Йуху-у-у-у-у-у! – кричал Антон.
Шапка у него слетела и ехала где-то сзади. Он думал, что, если Марк вдруг найдет где-то у горы ухо, вероятно, это будет его, Антохино. Но все равно было жутко и весело: давно уже не доводилось так беззаботно проводить время с кем-то, кроме Тёмы Власова. В общем-то, если честно, никогда. А Тёма не был настолько чокнутым, как эти трое. Как же круто, что задание сопровождать гостей досталось именно ему, Антону!
Марк сжал губы, чтобы не визжать, как девчонка. На повороте, однако, из горла вырвался-таки тонкий писк. М2 боялся. Он всегда всего боялся, но Уэнсдей данный факт совершенно не интересовал, поэтому эта девчонка вечно втягивала Марка в неприятности-и-а-а-а-а!!!
Уэнсдей катилась молча. Ветер трепал ее черные волосы, словно когтями проходился по нежному бледному лицу. Она тоже сжимала губы – не для того, чтобы не закричать. Чтобы не улыбаться.
Карина летела с горы и никак не могла избавиться от дежавю. Но откуда же оно взялось, если прежде О’Келли каталась только на американских горках? Непонятно…
Глава № 5Концерт
– Хочешь, я тебе волосы уложу? – спросила Карина, когда до выхода оставалось около часа.
– М-мне?.. – Антон начал заикаться от неожиданности. – Во-волосы?..
– Ну да, тебе пойдет. Только вот футболка у тебя… – Девушка постучала указательным пальцем по губам, размышляя, как бы сформулировать мысль: – Не очень соответствует случаю.
Ну да, пожалуй, на концерты дэт-метал-групп в белых футболках поло обычно не ходят, но, что поделать, если мама Антона неустанно твердила, что он ее лицо в школе, должен прилично выглядеть, не позорить мать. «Все на тебя смотрят, а думают обо мне». На Антона, кстати, никто не смотрел, всем было без разницы, но одежду всегда покупала мама, руководствуясь собственными соображениями. А прилично в ее представлении – это белый верх (или футболка поло, или рубашка) плюс темный низ (брюки, без вариантов). В белой рубашке он бы смотрелся еще более нелепо. Вероятно, его вообще на концерт не пустили бы. Хотя, судя по виду Карины, и так могут не пустить – вот стыдобища-то будет!
– Ма-а-а-арк! – позвала Карина так неожиданно, что Антон вздрогнул.
– Чего тебе?
– У тебя была запасная футболка с зомбиками, дашь Антону погонять?
– Зачем? – спросил Марк, потом посмотрел на Антона: – А, ну да. Дам.
В общем, прежде чем Антон успел сообразить, что происходит, он уже стоял у зеркала в черной футболке с зомби, вылезающими из могил, а Карина гелем укладывала ему волосы. И, когда Антон увидел свое отражение, впервые в жизни оно ему почти понравилось.
– Мы точно идем куда нужно?
М2 с подозрением осматривал промышленный район. Здания вокруг были весьма неказистыми: серыми или коричневыми, покрытыми то ли пылью, то ли копотью. В небо от двух больших труб поднимался клубами дым.
– Определенно.
Карина тоже глядела по сторонам, но не на архитектуру, а на людей, так что она просто указала Марку на компанию перед ними. Все в черном, с металлическими цепями, шипами, ремнями в качестве украшений – они шли в том же направлении. В конце улицы показался огромный серебристый ангар, похожий на самолетный, и возле него стояли десятки рокеров и металлистов. Чем ближе подходили ребята, тем отчетливее было слышно, как внутри кто-то настраивает инструменты и периодически душераздирающе орет.
– Странное место для концерта, – решил Марк.