– Мы тут не одни, – буркнул Марк.
– Это довольно странно, но, когда вы вламываетесь в чужое кафе, проверьте, вдруг хозяева дома… Черт! – Никита заметил Антона. – Лиля, тащи аптечку!
В подсобку вкатилась улучшенная версия Никиты. Без щетины и одетая в чистое.
– Сейчас делаете, как я скажу, – бросила Уэнсдей.
Как у нее получается? Антон почувствовал, что сейчас встанет и начнет делать, как она скажет, снова.
– Ты сидишь, – уточнила Аддамс. – Мне нужны нож, полотенце и сосновые шишки. Быстро. Полотенце большое и чистое.
Труднее всего было с шишками. Никита вытащил парочку из какой-то настойки.
– Это не сосновые – кедровые, пойдет?
– Сейчас увидим. – Аддамс надрезала руку, и теперь ее кровь медленно стекала в миску, подставленную Лилей. Когда кровь закрыла дно, Уэнсдей скомандовала: – Бросай!
Стоило шишкам коснуться крови, как они вспыхнули и съежились, превратившись в два уголька. Уэнсдей одним движением вытащила их и отшвырнула в сторону. Каким-то образом сгоревшие шишки сделали кровь темно-зеленой. Да и объем прибавился.
– Это кровь Аддамсов. Отойдите. Заклинание сильное, может и задеть.
Никита с Лилей отскочили подальше. Антон подумал, что в рентгеновском кабинете тоже всех держат за стеной. Наверное, заклинание – это что-то похожее на излучение.
Через минуту Уэнсдей промокнула руку полотенцем – никаких следов пореза уже не было. Протянула Лиле миску. Кровь снова поменяла цвет. На оранжево-неприятный.
– Смажьте ему ожоги. Только быстро. Кровь действует недолго.
– А ты, Уэнсдей? Ты цела? – Антон Каверин еле говорил. – В «Севере» было очень жарко.
– Да. Но я терпеливая, и меня огонь не берет. Пока у него ни разу не получалось.
Безглазка не думала. Она питалась. Сейчас ее голод стал еще сильнее. Но вокруг было множество еды. Вела она себя странно. Обычно еду надо догонять, но эти – эти сами брали ее в кольцо.
Обычный волк считается крупным, если достигает двух метров. Этот был не меньше четырех.
– Амарок?
Марк снова не испугался. Вероятно, падение в пещере исчерпало количество его испугов.
– Нет. – Уэнсдей постаралась как можно удобнее расположиться на перекрестье двух огромных веток ели-великана, куда их перенесла Карина. – Нет, М2, амарок, как известно, – волк-одиночка. Большой, но один. А это – целая стая. Больших и страшных волков. Которую мы с Кариной уже второй день подкармливаем. Помнишь, нам говорили, что кто-то оленей съел? Я думаю, это они. И безглазую тоже они в прошлый раз съели. Наверное. Жаль, не до конца. А какой-то умник спрятал останки в подземелье. А кто-то уже совсем неумный ее подкармливал.
Первому волку не повезло. Чудище выпустило изо рта какой-то светло-голубой дым и заморозило хищника. Потом в ход пошли зубы. Понятно, почему они были не острые. Они не кусали – эти жернова перемалывали только что замороженного волка. Потом чудище вдохнуло в себя то, что осталось. И немного подросло.
Прямо во время еды безглазая становилась толще и длиннее, а хвост постепенно обрастал мясом и кожей, прикрывая кость.
Чудище развернулось в сторону Уэнсдей. Оно явно ее чувствовало, и глаза ему были не нужны. От волка не осталось ничего. Десятки волков набросились на безглазую.
Вероятно, инстинкт самосохранения был изобретен уже после появления на свет этого чудовища. Она продолжала есть волков, пока те пытались сожрать ее.
Довольно скоро на полянке остались лежать жуткая круглая челюсть и позвоночник. И несколько тел замороженных гигантских волков.
Марк Мрак спустился с ели. Подошел к костям.
Он очень не любил делать это. И очень боялся. Возможно, он вообще всего боялся, потому что сам себя чувствовал человеком, в котором в любой момент может появиться адская прореха, где исчезнет все, что он окружает своей тьмой. Марк Мрак подозревал, что рано или поздно сквозь эту прореху кто-то придет сюда. За ним.
Марк сосредоточился. Все должно исчезнуть. И тьма сомкнулась вокруг поляны. Когда тьма развеялась, не было никаких остатков – ничего, пригодного для изучения.
Марк Мрак умел забирать. Он не знал, как он это делает и куда попадают те, кого он забрал, окружив своей завесой тьмы. Главное, их уже никогда не будет здесь. Если бы все пошло по второму плану Аддамс, он бы это проделал еще в пещере. Не успели.
– А ведь никто не умер. Пока. – Карина привычно куталась во всю одежку, которую только удалось найти во флигеле.
– Не всё сразу.
Уэнсдей углядела зуб одного из волков. Попыталась незаметно сунуть в карман.
– Вон еще один лежит, – М2 решил помочь подруге.
Уэнсдей, уже не таясь, подобрала еще один.
– Я думаю, Карина, что ты на этот раз оплакивала либо безглазую, либо волков.
– Надеюсь, волков. Они нас спасли. И они теплые.
– Как дельфины.
– Дельфины? – М2 подумал, что иногда Уэнсдей разговаривает прямо как он. – Это и был твой план?
– Дельфины?
– Нет. Натравить волков на безглазку.
– Да. Но надо было ее к ним заманить и заодно вывести из города. А потом натравить тебя на то, что останется.
– Хороший план, – согласился Марк.
ЭпилогСегодня никто не умрет
– Аэросани жалко. Таких теперь не делают.
Корнелий Иванович притащил мусорные пакеты. Он хотел собрать все, что осталось от «Севера-3». Осталось не много.
– Дорогой, наверное, – фальшиво попытался сочувствовать Антон.
Каверина интересовало не старое железо, а вполне себе плоть. Крошка пропал.
Уэнсдей осталась во флигеле. Почему-то пропажа алабая ее не трогала. Она лежала и смотрела в потолок.
М2 и Карина обежали всю Мгу – бесполезно. Крошка точно был не в городе. В двенадцать класс Антона собирался, чтобы прочесать лес. Ну как. Скорее не лес, а кусочек леса, из которого город виден. То есть метров сто от Мги в любую сторону.
– И ведь придется еще объяснительные писать, – все никак не мог успокоиться Громов.
– Вам за это что-то будет?
Так спросить могла только Уэнсдей. Директор даже замолчал. В этом вопросе не было сочувствия. Надежда? Так дети ждут очень-очень страшную сказку. Корнелий Иванович точно помнил: только что Уэнсдей тут не было. Аддамс умела передвигаться бесшумно. Когда хотела. Уэнсдей наконец надоел потолок, и она переместилась к месту сражения. Незаметно, бесшумно и неумолимо. Ей казалось, что неумолимость отлично ей подходит. Выбралась Аддамс из флигеля не зря. Жуткая история о том, как именно будут пытать директора, стоила того, чтобы встать с кровати. Наверное, все же директора. Или мэра?
– У вас как принято? Испанский сапожок, дыба? Что-то местное-интересное?
– Сапожок? Какой еще… – удивился Громов, – Просто теперь в район не на чем ездить… А вертолета ждать… Не люблю я ждать.
– А район – это где? И это что?! – Уэнсдей Аддамс задышала часто, ее щеки даже немного порозовели. Все так интересно в области, а тут еще и район есть. – Давайте вместе туда съездим!
– Район – это я так говорю. Это просто городок чуть крупнее нашего. Там не особо интересно. Крепость рядом… Туда туристов возят. Когда вертолет есть. А так… Немного холоднее. Он так и называется: Северный.
– Еще холоднее… – мечтательно протянула Уэнсдей. – Наверное, там у них еще забавнее…
– Там никаких чудовищ. Только троллейбусы. А у нас Крошка пропал, – влез Антон. – Со вчера так и не вернулся. Его, наверное, съели.
– Нет. Никто не ест алабаев. И крошек. – Уэнсдей сказала это так уверенно, что Антону стало легче. – Я думаю, он занят чем-то очень важным. Крошка серьезно к тебе относится. Просто так – не пропал бы.
– Ладно… Бесполезно. Пойдемте к Никите, погреемся, все равно из этого ничего не соберешь. И все равно никто не поверит. – Корнелий Иванович аккуратно поставил три собранных мешка у остатков сосны, на которую налетели аэросани. – Потом заберу.
– А Крошка? – Антон точно не собирался никуда идти
– Стоп! Вы это слышите? – Уэнсдей вскарабкалась на пень, пытаясь что-то рассмотреть в лесу.
Все замерли. Ни ветерка, ни шороха – тишина. Та самая – мертвая.
– Я ничего не слышу.
– Вот. А в нормальной жизни что-то да должны.
Уэнсдей Аддамс вообще предпочитала звуки. Если кто-то воет или ревет – это означает, что он готов вначале пообщаться, а уже потом что-то делать. Если же кто-то затаился, значит, ждет момента и уже все решено.
Сначала она решила, что ей показалось, будто снег метрах в пятидесяти как-то шевельнулся. Белое на белом – трудно что-то рассмотреть. Наверное, никто и не увидел бы. Кроме Уэнсдей.
– Может, пойдем? – робко предложила Карина.
Ей было не по себе. Она только что попыталась вернуться во флигель – и ничего не получилось. А должно было. И дело точно не в ней.
– Уже поздно. Мы никуда не успеем.
Белое на белом снова шевельнулось, и этого хватило, чтобы оно разом оказалось прямо здесь.
Стало понятно, почему мало кто его видел. А те, кто видел, не могли толком описать. Большой. Огромный. Сливающийся со снегом. Странной расползающейся формы. Уэнсдей пыталась посчитать, сколько у него лап. Все время сбивалась. То ли пять, то ли четыре, или просто так кажется. Каким-то оно было мерцающим. А голова – и вправду похожей на медвежью. Такой медведь запросто охотился бы на динозавров. Тираннозавры спасались бы бегством, нервно суча маленькими верхними лапками.
– Привет, туунбак, тебя же так зовут? – Уэнсдей дико хотелось потрогать и это чудище тоже. – Вот этот мог и прихлопнуть безглазую одним ударом. Только почему-то не захотел.
– Он существует… – прохрипел Антон.
Туунбак замерцал и оказался уже совсем рядом с Аддамс. Она все же потрогала его. Будто прикоснулась к камню. Полированный мрамор. Туунбак отпрянул и наконец издал звук. Щелчок. Так сталкиваются два камня. И снова – два раза подряд.
– Он пытается что-то сказать! – восхитилась Уэнсдей.
– Или разминае