– И когда это вы с Таном успели? – ядовито процедил он сквозь зубы. – Неудивительно, что изначальная материя не расторгла договор! А ко мне зачем в постель залезла?! Хотела сравнить?! Узнать, каково это – провести ночь с монстром?! Решить, стоит ли оставаться с ильмиром до самой старости?!
О чем он говорит?! Боженьки… Алый туман ярости застил взор Веры. Он смел подумать, что она могла… могла…??!!
Сжимая и разжимая кулачки, Вера, задыхаясь, смотрела на этого идиота-хранителя, парой слов смешавшего с грязью ее любовь, страсть их совместной ночи.
И как ей на этот бред реагировать?!
Гордо развернуться, хлопнуть дверью и уйти – это, конечно, вариант, но это вариант для девочки восемнадцати лет, а к сорока годам надо терпимее относиться к мужским недостаткам и терпеливее переносить кратковременные припадки помутнения в мозгах, свойственные и лучшим из мужчин. И лучшим из женщин тоже, чего греха скрывать.
– А ты сам подумай – когда же мы успели? – с не меньшей долей яда в интонациях протянула Вера. – Пока тебя в штабе безопасности не было – мы с ним по просьбе твоих коллег в качестве эксперимента условия договора выполнили? Когда в ангаре с ребятами и эльфами стояли? Ой, нет – когда нас в черную дыру затягивало! Очень подходящий момент был! Может, при тебе, пока в Суд летели? Не припомнишь – ты там отворачивался пару раз, аль нет?
Во взгляд Квазика вернулась рассудительность. Он забегал по спальне, злобно щелкая хвостом и раздраженно потирая ладонями рога. (Похоже, этот жест у демонов – аналог русского чесания в затылке.) Неизвестно, сколько бы он еще бегал и колдовал над своей собственной печатью (тоже перекрасившейся в золотой цвет), если бы не прилетел вестник от племянника.
Возникший посреди спальни шарик заговорил сразу, как только в него нервно ткнули когтем. Всхлипывающий и прерывающийся на рыдания голос Тана сказал:
– Так жаль, что Вера умерла, она была… (хлюп, хлюп)… необыкновенной! Тебе сейчас хуже, чем мне, я знаю… Мать тоже плачет: она увидела, что моя печать исчезла. Очень… жаль… сочувствую…
Шарик исчез на последнем душераздирающем рваном вздохе.
Квазик смущено замер. Вера сурово сложила руки на груди и непримиримо свела брови и поджала губы. Хвост демона робко потянулся к ней, но отдернулся и виновато свернулся колечком.
– Э-э-ээ… Э-эммм… Нет, а что я должен был подумать?!
– Что-нибудь более умное! Не боишься, что рога с хвостом отвалятся и полоски под душем смоются, как… ах, да: как незаслуженные атрибуты внешности? Так у вас в парколе говорят.
Хранитель миров понял, что оплошал. Не оправдал доверие. Плюнул в светлую душу. Перечеркнул та-а-акую ночь! Не сдержал обещания всегда давать возможность объясниться и высказать слово в свою защиту. Словом, до Квазика дошло, что он смертельно обидел свою женщину, и рогатый прозорливо догадался, что это выйдет ему боком. Учитывая полное отсутствие опыта душевно-близких, постоянных отношений с женщинами, его сообразительность была, вероятно, инстинктивной, доставшейся в наследство от многих поколений мужских особей во всех мирах.
Та же генетическая память всего мужского рода подсказала ему и линию дальнейшего поведения: робко улыбнуться, сделать умильные глазки невинного щенка, подлезть с поцелуями и насупиться в ответ на решительный отпор. Умчаться на кухню и вернуться с чашечкой капучино, на коричневатой пене которого красовалось белейшее сердечко с кучерявым ободком из кокосовой стружки. После чего снова умчаться на кухню и начать греметь там посудой, то затихая, то снова оглушая стуками.
«Не иначе, настоящий завтрак затеял готовить. – Вера сумрачно взирала на сердечко в кокосе. – Как он это украшение изобразил? Впрочем, для демона его уровня сие не сложно, а вот идею точно на Земле подглядел. – Вера тяжко вздохнула и глотнула кофе. Представилось, как рогатый демонюга следит за влюбленной парочкой в московском кафе, а потом шпионит за баристо. На сердце чуть полегчало. – Надо перестать так сильно злиться, на самом деле я вовсе не хочу вернуться к своему одиночеству на Земле, не хочу расставаться с Квазиком. Это он меня любить не может (и то не уверена, кстати), а я-то его точно люблю. Что ж поделать, если беда у моего демона с причинно-следственными связями, он сразу хватается за самое «очевидное», «научно обоснованное» объяснение наблюдаемому явлению. А то, что эти «научные» причины никак не укладываются в этические рамки – так это проблема причин, а не Квазика. Так, хватит хандрить, вспоминаем, что ночь была потрясающей, и не стоит продолжать портить утро, которое может быть не хуже ночи. Очень может быть! Да и Карелоноделе, Тану, другим хранителям, и даже Элистэлю надо сообщить, что я жива и здорова, нахожусь в уме и твердой памяти и готова служить подопытным кроликом в их экспериментах. Интересно, что там Квазик готовит?»
Но спешить не стоило. Пусть прочувствует свой недостойный поступок, поймет, что впредь надо быть сдержанней в речах и суждениях, больше доверять своей половинке.
Вера неторопливо сходила в душ, сотворила себе новое платье, раз десять поменяла его фасон перед зеркалом и двинулась на линию баррикад, то есть пошла на кухню, откуда уже тянуло вкусным и очень знакомым ароматом. Неужели ее ждет обожаемая творожная запеканка с цукатами?! Как догадался-то?
Обоняние не подвело: в центре стола возвышалась стеклянная форма для запекания с вожделенным фруктово-творожным содержимым, на которое гордо смотрел Квазик. Также на столе наличествовали: букет алых роз – одна штука, бутылка шампанского – одна штука, бокалы хрустальные – две штуки, апельсины – семь штук, конфеты в виде сердечек – целая коробка.
– Твой любимый завтрак! – торжественно известил хранитель миров, ловко отодвинул перед Верой стул и усадил ее.
– Мой завтрак не включает в себя шампанское, я не аристократка, – фыркнула Вера.
Бутылка с серебристой оберткой вокруг горлышка испарилась вместе с бокалами, а вместо нее у тарелки возникла кружка из шкафа – та, что с древними заклинаниями.
– Вообрази, что хочешь.
Не выдержав, Вера расхохоталась:
– Да-а, мужской практицизм быстро потеснил галантность! Не нравится то, что сделал я, – сотвори сама, оно надежней будет. Запеканка-то съедобная?
– Она строго по рецепту сделана, я только термическую обработку ускорил. А съедобность отдельно потом проверил – еда совершенно безопасна для тебя. Вера, прости меня, я был не прав! И пойми: я привык жить практически без эмоций, сейчас мне очень трудно в океане новых незнакомых чувств, они туманят разум и побуждают к самым нелепым выводам! Полагаю, это снова ревность.
Квазик недовольно сморщился. Вера кивнула:
– Верно полагаешь. А еще – это невероятное свинство! Бросать мне в лицо гнусные обвинения, явно показывающие, как низко ты меня оцениваешь и совсем мне не доверяешь!
– Я доверяю! – взвыл демон. – И оцениваю высоко!
Смотря на заметавшегося по кухне Квазика, Вера поняла, что уже сама чувствует себя виноватой. Он вчера добровольно явился к ней в скарт, чтобы умереть вместе! Собрал весь этот Верховный Суд, всячески старался спасти ее и не предавал никогда! Ну, вырвались у него от неожиданного потрясения гадкие слова, так ясно же, что их продиктовали ревность и вековая неуверенность в собственной привлекательности.
Вскочив, Вера подлетела к своему демону и крепко обняла. Квазик замер, нерешительно прижимая ее к себе, обвивая ее ноги хвостом, утыкаясь носом в макушку.
– Больше ничего такого не говори и даже думать не смей! – рыкнула Вера.
Ей горячо пообещали глупостей не говорить и не думать, а в ответ получили милостивейшее прощение и примирительный поцелуй. Совместный завтрак получился теплым, романтичным и очень вкусным. Неприятная утренняя беседа была безжалостно отправлена в утиль Вериной памяти и похоронена там навечно.
– Открывай тайну: как узнал, что я творожную запеканку люблю, причем именно такую? Запеканок много всяких разных бывает, – допытывалась Вера, попивая новый капучино с сердечком.
Квазик замялся, попробовал перевести разговор на другую тему, а в голове Веры забрезжила догадка. Вытащив синий шар, она настроилась на дочь.
Люда сидела на кровати, закутавшись в длинный махровый халат, а Игорь лежал рядом под одеялом, обнимая ее за талию одной рукой, и сонно бормотал, уткнувшись в подушку:
– Котёнок, середина ночи, ну какой еще странный сон?!
– Про маму сон!
Игорь зевнул и оторвался от подушки:
– Про маму? Ты только что говорила, что про жуткого демона.
– Вот именно! Я и сейчас о том же говорю! – раздраженно отмахнулась Люда, а в ответ на недоумение мужа, озадаченно потирающего лоб и не способного понять очевидные взаимосвязи в ее рассказе, еще более раздраженно пояснила:
– Мне приснился страшный рогатый и хвостатый демон, который спрашивал про маму!
– М-да, женская логика. – Игорь понял, что спокойно заснуть ему не дадут, снова зевнул и облокотился на спинку кровати. – Это все записка та дурная виновата. До сих пор удивляюсь, что за нелепое чувство юмора у маньяков! Будь мои друзья моложе, решил бы, что кто-то из них так жестоко подшутил. Котёнок, твоя мама обязательно найдется!
Люда запальчиво всплеснула руками:
– Ты дослушай! Сон был очень реалистичный, будто и не сон вовсе, понимаешь? Мне кажется, что этот демон по-настоящему к нам в спальню заявился, разбудил меня, а потом снова усыпил, будто ничего и не было! Я очень четко все помню, даже твой храп за спиной помню!
– Я не храплю! – как обычно возмутился Игорь, но жене сейчас явно было не до храпа или отсутствия оного. – Демон что сказал-то? Если то, что Вера Ивановна к ним в преисподнюю попала, – так это наглая ложь, твою маму ждут только Небеса, да и то не скоро, а когда правнуков дождется.
– В том и странность – он спрашивал, что мама любит есть на завтрак! Я испугалась и опешила, ответила без раздумий: «Запеканку творожную». А он помолчал секунду и говорит: «У вас на планете есть двести семьдесят три рецепта творожных запеканок. Какую именно любит Вера?» Я отвечаю: «С цукатами». Он спрашивает: «Ты рецепт наизусть помнишь? Можно, я его из твоей памяти скачаю?» Я чисто автоматически кивнула, он послал в меня зеленый луч и исчез, а я заснула, но ненадолго. А теперь думаю: был демон ил