– Глаза открыть можно? – тихонько просипела Вера, боясь отлепиться от демона-хранителя.
– Лучше не надо, – мрачно ответили ей.
Давно известно, что лучший способ заставить женщину широко распахнуть глаза – это сказать, что их следует держать крепко закрытыми, причем – без объяснения причин. Вера оторвала голову от мускулистой груди и поспешно осмотрелась.
Мамочки! Они с Квазиком стояли у подножия какой-то черной скалы, а их окружали полуголые дикари в набедренных повязках и с яркими перьями на головах, точь-в-точь, как на иллюстрациях в книгах Фенимора Купера. С серого неба светило голубое солнце, а трава под ногами дикарей была фиолетового оттенка.
– День без попытки суицида – это бесцельно прожитый день, да? – устало спросил Квазик, затягивая Веру за свою широкую спину и обозревая море свирепых диких лиц и частокол наставленных на них копий. – В ауре вашей планетки я видел склонность к пониженному инстинкту самосохранения. И ты еще будешь кричать, что не такая, как говорит строгая наука?!
– К-к-к-крич-чать я буду, – перепугано прошептала Вера, – но не о науке. Буду просто кричать: А-А-А-а-а-А-А-А!!!!!
Дикари шарахнулись в сторону от неожиданности, а Квазик подхватил вопящую женщину на руки и понесся галопом вверх по горе. Мимо замелькали острые копья, но радужная оболочка, окутавшая беглецов, отклоняла оружие в сторону.
– А если они нас догонят? – в панике прокричала Вера.
– Они не пойдут на эту гору, у них табу, – спокойно ответил Квазик, будто не бежал во весь опор вверх по пересеченной горной местности с шестьюдесятью килограммами живого веса на руках, а мирно сидел в домашнем кресле.
– А если защита истощится?! Нас прибьют копьями к скале!
– Мы спрячемся.
Куда они спрячутся, Вера спросить не успела: Квазик протиснулся в расщелину, и они очутились в холодном полутемном гроте. Снизу гневно завопили дикари, явно призывая на их головы кары всех богов и оскорбляя последними словами. Почему аборигены не рванули за ними и почему подъем на гору для них табу, стало ясно при первом же взгляде на содержимое грота: это был склеп.
Вдоль стен тянулись каменные саркофаги и на каждом стоял голый череп его владельца, украшенный кособокой повязкой из ярких перьев.
– Этого вождя сегодня хоронили. Не повезло нам – прямо на окончание церемонии попали, – заметил Квазик, равнодушно указывая на последний каменный гроб, на котором возвышалась вполне свежая голова в тех же перьях.
Сознание Веры тоненько пискнуло и отправилось вслед за вестибулярным аппаратом, также помахав ручкой нерадивой хозяйке.
Глава 21. Лекарство для смелости
– Ты очень странная: живого и страшного меня не боишься, а от вида мертвой и совершенно безопасной головы в обморок упала, – услышала Вера, когда ее сознание робко и пугливо вернулось на положенное ему место, так же как и сердце, возвратившееся из кратковременной командировки в пятки.
– Мы еще ТАМ? – не открывая глаз, спросила Вера.
– А где же? Этот мир не мой подопечный, на открытие трансгрессионного туннеля нужно разрешение его хранителей. Нас сюда в режиме чрезвычайной ситуации выбросило, так как твой неразумный бросок на меня и внезапное перемещение вызвали незапланированное превышение трансгрессируемой массы, туннель стал коллапсировать и вот – нас выбросило в ближайшем живом мире, где ты можешь спокойно существовать без автономной сферы жизнеобеспечения. И хорошо, что этот мир нашелся – как назло, мы летели над самыми пустынными кластерами! О чем ты думала, Вера?!! На кой тебе лингва, если ты ею не пользуешься?! То, что невозможно в последнюю секунду поменять параметры трансгрессионного туннеля – это всем известно!!!
– О, твоя любимая фраза. Значит, все в порядке. – Вера села. Поежилась и обхватила себя за плечи. – Слушай, я верно поняла, что универсальный язык позиционен?
– Да, – недоуменно подтвердил Квазик, – смысл слов зависит от их места в предложении.
– Тогда скажи, в каких местах фразы: «Я до чертиков боюсь отрубленных голов и гробов с мертвецами», уместно вставить междометие «А-АААА-А-А!!!»?
Веру била паническая дрожь, предвещая скорый приход неудержимой истерики. Она посмотрела на озадаченного Квазика и завопила:
– Я всю жизнь работала бухгалтером! Тихо, мирно, никого не трогая! Самое большое зверство, с которым имела дело, – аудиторская проверка финансовой отчетности! Да я в кунсткамеру ни разу не ходила – мне от ее рекламных буклетов тошно становилось! А тут…!!!
Вера взмахнула руками, уткнула голову в колени и затряслась, клацая зубами от страха.
– Но, Вера, здесь нечего бояться – голова на тебя не нападет, она мертвая!
– А-а-а, не напоминай! – взвыла несчастная москвичка, видевшая такие кошмары только в кино. – Понятие «иррациональный страх» тебе знакомо?!
– Нет.
– Кто бы сомневался. Сделай что-нибудь, забери нас отсюда!
– Пока не могу, говорю – нужно разрешение. Это молодежь может мотаться по всем мирам совершенно свободно, а взрослый демон-хранитель посещать чужой мир и покидать его может либо с разрешения хранителей этого мира, либо в случае прямой угрозы жизни, понимаешь? Сейчас угрозы жизни нет.
Легко ему говорить – нет угрозы! А если она помрет от ужаса?
– Долго нам тут выездной визы дожидаться? – прохрипела Вера.
– Может, час.
Тоскливо вздохнув, Вера поползла на четвереньках поближе к выходу из склепа, где голые черепа выглядели как муляжи в кабинете биологии и не так пугали. Надо представить себе, что она участвует в квесте с названием «Комната ужасов» и не думать о том, что она всегда терпеть не могла такие квесты. Тут же десятки саркофагов и головы на последних из них… эм-м… еще не превратились в голые черепа!
Господи, помоги мне продержаться в этом жутком морге целый час и не сойти с ума!
А что это стоит рядом с саркофагами? Похоже на древнегреческие амфоры. Вера подползла к ближайшему сосуду, выдернула деревянную пробку и ощутила запах крепкого спиртного.
Спасибо тебе, Господи! Услышал неразумную дочь твою!
– Что ты делаешь? – спросил Квазик, нагнувшийся над Верой и внимательно рассматривающий сосуд в ее руке.
– Радуюсь! Нашла лекарство для смелости – видишь?
– Не существует веществ, способных сделать человека смелым, – поучительно изрек Квазик. – Смелость воспитывается человеком самостоятельно в процессе его…
– Ты правда идиот или успешно притворяешься? – Вера подхватила два сосуда и уселась у выхода. – Надеюсь, великие вожди не явятся сюда из мира усопших, чтобы покарать инопланетянку, распившую оставленный им самогон на их же саркофагах. За ваше здоровье, хозяева склепа!
И Вера храбро глотнула из сосуда. По горлу пробежала горячительная жидкость, дрожь страха утихла, и жизнь определенно стала налаживаться. Глотнула еще раз – да, ей не показалось – здесь не так уж и страшно. А после третьего большого глотка Вера могла уверенно сказать, что не только не страшно, но и довольно мило: хозяева улыбаются во всю челюсть, перья на них такие пестрые и хмурый Квазик весьма хорош. Не зря она предпочла его мгновенной смерти от удара молнией, не зря! Высокий, атлетически сложенный, жгучий брюнет (а Вера всегда питала слабость к брюнетам!), обладающий красивейшими рогами и роскошным хвостом. И полосатая расцветка в этом сезоне в моде.
– Слушай, а почему ты сам исчезаешь без всяких спецсредств, а я все время перемещаюсь в золотом туннеле? – слегка заплетающимся языком спросила Вера, которую потянуло на научную дискуссию. Нет, а на что еще отвлечься в этом склепе?
– Потому, что ты не обучена автономно существовать в вакууме, вокруг тебя необходимо создавать атмосферу с определенным химическим составом, давлением и температурой, иначе ты помрешь за время переноса. По-моему, это очевидно!
– А ты, значит, обучен голышом по космосу бегать, и ничего тебе при этом не сделается…
Квазик кивнул, недовольно наблюдая за уменьшением жидкости в Верином сосуде.
– А почему ты сразу переносишься в другое место, а я долго в этом туннеле тащусь, но и то и другое называется одинаково – трансгрессией? – желала и дальше просвещаться человечка.
– Тебе объяснить разницу между линейной и нелинейной трансгрессией? – раздраженно рыкнул Квазик. – Для тебя главное различие в том, что нелинейный вариант моего перемещения не позволяет переносить с собой другие живые существа, а остальное ты все одно не поймешь, в вашем языке нет синонимичных понятий к тем терминам, что я буду произносить, так какой смысл…
Квазик замешкался с продолжением, а вот Вера не замедлилась:
– Какой смысл метать бисер перед низшей расой? Ладно, я не из обидчивых, не пойму, так не пойму… Если шаман этих дикарей разрешит им доступ на гору, чтобы покарать нечестивцев, что делать будем? – спросила Вера и отхлебнула еще глоточек.
– Они не смогут войти. Тебе нечего бояться, я хранитель уровня эль и горстка аборигенов низшего мира мне ничего противопоставить не может.
– Ах, да, ты же до клыков вооружен заклинаниями. – Вера глотнула еще и глянула на полоски на лице хранителя: – И поверх клыков – тоже. Закуску создай: хлебушка там, колбаски. Да, и влажные салфетки для рук! Мало ли, какую гадость я тут подцепила на ладошки!
– В твоих ладошках целых два сосуда гадости, – сварливо ответил Квазик. – Отдай!
– Не-а! И не вздумай отнимать или портить такой отличный самогон: помнишь, что у нас договор на особо благоприятные условия? Вот я и создаю себе такие условия: мне уже не страшно, ты кажешься исключительно симпатичным и жизнь определенно хороша! Настроение портят только твои расистские взгляды на низшие расы. И что за название такое – низшие?! Сами вы низшие, раз уважать собратьев по разуму не можете! Почему тот факт, что я навечно останусь человечкой из низшего мира, на корню обрубает возможность уважения? – зло спросила Вера у хранителя. Она так надеялась на это чертово уважение и совместимость характеров, но, увы – опять ни первого, ни второго!