— Продолжай шутить и отвлекай, сколько можешь, этого типа, — вполголоса ответил Андре. — Мне надо отдохнуть и обдумать план, который дает нам шанс на спасение.
— Пусть один шанс из ста! А у вас уже есть какие-то идеи?
— Да. Но надо подождать, пока полковник вновь соберется с силами.
— Ну, это само собой. И что тогда?
— Мы должны напасть на этого мерзавца, захватить его оружие и лохмотья, которых в хижине полно, и…
— Ухватить по лошадке — и ищи ветра в поле… Так?
— Не совсем. Надо, чтобы кто-то из нас позаимствовал у Черепа наряд, чтобы погулять ночью по лагерю. Остальные двое также переоденутся потом в индейцев, иначе нам не добраться до лошадей.
— Здорово!
— В общем, если первая часть плана удастся, мы вырвемся в прерии.
— Само собой!
— И вот тут нам придется труднее всего.
— Легких побед не бывает!
— Поэтому дай мне спокойно подумать, чтобы вести игру со всеми козырями.
— Идет! А я попробую позубоскалить с этим неприветливым типом и, может быть, вытяну из него кое-какие сведения. По-моему, он начинает читать мораль полковнику. Послушаем! Это может быть интересно!
Кровавый Череп по-прежнему неподвижно сидел рядом с ковбоем, не обращая внимания на разговоры двух друзей. Он неотрывно смотрел на врага, который уже пришел в себя. Наслаждаясь сознанием скорого возмездия, индеец на ломаном английском объяснял американцу, как он захватил свою жертву:
— О!.. Охотник За Скальпами считал себя в безопасности рядом с бледнолицыми. Он забыл, что ненависть воина никогда не угасает. Кровавый Череп следил за ним днем и ночью, в любой час, без передышки! Кровавый Череп жил среди белых, он носил их одежду, он спал в их хижинах из дерева и камня… Несколько раз он был совсем рядом с Охотником За Скальпами, но бледнолицый его не узнал. Кровавый Череп мог убить его ударом ножа и снять скальп… Ведь бледнолицый был так близко! Но Кровавый Череп хотел настоящей мести, достойной воина прерий! Он хотел, чтобы враг был перед ним, безоружный, полностью в его власти, привязанный к столбу пыток… Кровавый Череп хотел услышать, как будет потрескивать плоть бледнолицего на медленном огне, увидеть, как потечет его кровь, почувствовать, как хрустнут его кости, насладиться его стонами. Он хотел, чтобы враг молил о смерти, как о милости. Охотник За Скальпами не узнал Кровавого Черепа, встретив его среди индейцев, когда отряд бледнолицых покинул Уоллулу. С этого часа Кровавый Череп не терял след своего врага. Кровавый Череп собрал своих друзей, воинов трех племен, и устроил ловушку, в которую попали спутники Охотника. Кровавый Череп снял с них скальпы!
— Так это он! — вполголоса произнес Фрике. — Значит, наших товарищей зарезал этот подонок. Ну, пусть не просит пощады, когда придет наш час!
— Кровавый Череп — великий воин, — с воодушевлением продолжал индеец. — Это он поджег прерию, после того как Охотник За Скальпами убил Рога Лося, собиравшегося напасть на бледнолицых. Кровавый Череп шел за белыми до резервации Кер-д’Ален, он был рядом с ними на охоте, а они и не подозревали. Ему и его друзьям удалось увести стада бизонов и завлечь белых туда, где они были схвачены. И теперь Охотник За Скальпами во власти Кровавого Черепа. И ничто не спасет бледнолицего от мести. Воины сиу сейчас находятся на территории Длинноухих, недостойных индейцев, ставших подданными Великого Отца Вашингтона, потому нельзя медлить с возмездием. Завтра соберется большой совет вождей, а послезавтра белые будут привязаны к столбу пыток. Ты слышишь, бледнолицый? Я сказал: послезавтра! После этого Кровавый Череп сможет зарыть топор войны и отдохнуть. Твой скальп заменит на его голове колпак из шкуры енота. Я сказал!
— Черт побери! — прошептал Фрике. — Веселиться нам некогда. Если я все понял из его речей, у нас осталось две ночи и один день. Ну что же, посмотрим!
ГЛАВА 15
Утро в индейской хижине. — Мать Троих Сильных Мужчин выполняет обещание. — Шествие. — Зал совета. — Семь вождей. — Наряды и шляпы. — Какофония. — Церемониал. — Слепой Бобр, великий вождь. — Кровавый Череп — общественный обвинитель. — Зловещее доказательство. — Справедливости! — Небольшой, но ценный подарок. — Проект обмена шевелюрами. — Приговор полковнику. — Кровавому Черепу нужны три жертвы. — Ответ Фрике.
Как ни отвратительно пахло в хижине Кровавого Черепа, Фрике, Андре и мистер Билл все же заснули. Видимо, от спертого воздуха сон их был неспокоен и полон кошмаров. Проснулись они довольно поздно и увидели, что огонь в очаге погас, а из верхнего отверстия проникал в хижину солнечный лучик.
Охотники были одни. Но бдительные охранники, конечно, оставались рядом. С улицы слышался гул голосов, похоже, там шли какие-то переговоры. Вскоре голоса смолкли и шкуру, прикрывавшую вход, подняла чья-то тощая рука. В хижину вошла старая, вся в морщинах женщина, согнутая долгим изнурительным трудом. Она принесла еду.
— Мать Троих Сильных Мужчин выполняет наказ Видевшего Великого Отца, — тихо произнесла она. — Пусть бледнолицые поедят… быстро, очень быстро… Скоро они предстанут перед советом вождей.
И, не сказав больше ни слова, женщина удалилась.
Фрике и Андре послушно проглотили по хорошему куску мяса, с удовольствием съели по жесткой кукурузной лепешке и покормили, как выразился Фрике, «из клюва» полковника.
Старуха сказала правду. Едва они кончили есть, в вигвам вошел Кровавый Череп, вооруженный до зубов и отвратительно вымазанный самыми яркими красками.
— Пусть белые встанут и идут за мной, — приказал он, — Они предстанут перед судом и увидят великих воинов.
— Вот как! — заметил Фрике. — Нас, значит, судят. А по-моему, приговор заранее известен. Впрочем, думаю, мы увидим кое-что забавное. — Затем, обращаясь к вождю, который в боевой раскраске стал еще надменнее и суровее, Фрике добавил: — Послушайте, приятель, неплохо было бы развязать нам ноги. Что же нам, идти на совет стреноженными, как скот? Во-первых, очень уж трудно шевелить ногами, во-вторых, что скажут люди?
— Кровавый Череп согласен, — ответил краснокожий со злобной ухмылкой. — Он даст белым свободу, пока их не привяжут к столбу пыток.
Индеец перерезал веревки, стягивавшие ноги пленников.
— Ох и задал бы я тебе жару, парень! — тихо проговорил Фрике. — Да нас всего трое, а у тебя тут человек двести головорезов. Но мы еще посмотрим!
— Ну что же, пошли! — коротко бросил Андре товарищам.
Вождь, а за ним пленники вышли наружу. Их сразу же окружили вооруженные воины. Появление белых явно вызвало любопытство, правда, было трудно определить, насколько оно благожелательно. На лицах индейских воинов застыло бесстрастное выражение, придававшее им сходство с каменными масками.
Женщинам и детям, похоже, строго запретили выходить из хижин. Лишь мужчины в боевой раскраске молча присоединились к шествию.
Наконец все подошли к просторному вигваму, где свободно могли разместиться человек двадцать. Плотные некрашеные холстины, служившие стенами, были приподняты, свет и воздух проникали в хижину со всех сторон.
Воины расположились вокруг так, чтобы любопытные не могли подойти близко, а всем допущенным на совет было видно и слышно все, что произойдет внутри. Кровавый Череп вошел в хижину через просвет между шестами.
Перед очагом, в котором тлели угли, сидели семеро индейцев в церемониальных нарядах. Пусть, однако, читатель не думает, что выражение «церемониальный наряд» предполагает какое-то подобие полного костюма. Невозможно представить, до чего нелепы были одеяния этих сильных воинов, с римским профилем, мощным торсом и атлетическими мышцами. Если бы не общий серьезный настрой, оба француза расхохотались бы при виде немыслимых лохмотьев, гордо выставленных напоказ.
Индейцы, еще вчера смотревшиеся как истинные дети природы, напялив эти тряпки, извлеченные из ящиков и кожаных мешков, превратились в жалкие карикатуры.
Как только пленники, держась спокойно и с достоинством, переступили порог вигвама, вожди затянули мрачную песнь, прерываемую высокими нотами, в которых слышались рев и крики зверей. Каждый вел свою партию в этом странном концерте, не обращая никакого внимания на пение остальных. Один кричал оленем, другой хрюкал, третий лаял, кто-то ржал…
Пока семеро вождей пели, французы могли спокойно рассмотреть их. Американец же, которому такие зрелища, видимо, были не внове, с удовольствием жевал табак, найденный в кармане куртки.
На табурете, возвышаясь на целую голову над шестью остальными индейцами, сидевшими на корточках, восседал старик с тусклым, невидящим взглядом. Похоже, он уже приблизился к закату жизни, но годы пощадили его, индеец был бодр и крепок, лишь слепые, безжизненные глаза говорили о глубокой старости.
Фрике подметил одну интересную особенность: у каждого вождя на голове была шляпа, более или менее драная, но явно не индейского происхождения. Это были скорее всего изделия американской промышленности, но, Боже мой, в каком состоянии!
Старый вождь напялил на свои черные, как вороново крыло, волосы шелковый цилиндр, ворс у которого выцвел, выгорел и местами облез, как шкура драной кошки. Когда-то этот цилиндр был действительно цилиндрической формы, но теперь он просел и погнулся, превратившись в совершенно немыслимую конструкцию. И все-таки это была шляпа!
Шляпа другого также некогда была цилиндром (Бог знает, почему этот головной убор считался здесь верхом элегантности!), но теперь потеряла поля и напоминала простой колпак. Кроме того, эта шляпа сложилась гармошкой и стала вполовину ниже, чем когда-то.
Фрике не без удовольствия признал под этим странным сооружением своего старого знакомого — Видевшего Великого Отца.
На остальных пяти членах совета были мягкие фетровые шляпы, более или менее мятые, более или менее порванные и в той или иной степени потерявшие первоначальный вид.
Да, трудно представить что-нибудь более нелепое и вместе с тем зловещее, чем эти бесстрастные и жестокие лица, размалеванные черной, желтой, синей и красной красками и увенчанные карикатурными шляпами.