Проиграли сигнал атаки.
— Вспомните ваших жен и детей, перебитых в Ла-Плате и Арканзасе! — крикнул полковник своим волонтерам, и без того дрожавшим от нетерпения и ярости.
Солдаты в неслыханном бешенстве устремились на лагерь индейцев. Те были застигнуты совершенно врасплох и не могли защищаться. Они выкинули белый флаг и предложили переговоры. Но полковник не пожелал их и слушать… Произошла немыслимая, неслыханная резня. Расстреливаемые в упор из винтовок Спенсера, давимые конскими копытами, рубимые саблями наотмашь, краснокожие воины полегли все до одного рядом с женщинами и детьми, также не нашедшими к себе пощады.
Но этим дело не кончилось. Последовал неописуемый эпилог. Всех раненых и убитых оскальпировали белые люди! Солдаты распарывали женщинам животы, разбивали о камни головы детям, отрезали пальцы с кольцами и уши с серьгами, вообще вели себя гораздо хуже дикарей.
Эта доблестная «операция» стоила белым всего пятерых убитых, а индейцев погибло пятьсот, причем половина — женщины и дети. Прочие были брошены тяжелораненными на поле битвы. Спаслось невредимыми только человек двадцать.
Вождь сиуксов Черный Котел и вождь чейенов Белая Антилопа получили тяжелые раны. Вывихнутое Колено, Одноглазый, Кривой и Малый Плащ, считавшиеся у индейцев знаменитыми воинами, были убиты.
Читатель помнит, как полковник Билль после того, как правительство распустило его отряд, набранный из краснокожих, лишился полковничьего чина и мундира. Тогда он оставил регулярную армию и отправился в Колорадо, где поступил в волонтеры простым солдатом, но скоро выдвинулся и был назначен капитаном в полк Чайвингтона. В этом чине он участвовал в Сэнд-Крикской бойне. Сражался он храбро, а после боя проявил особенную жестокость. Вложив в ножны окровавленную саблю, он достал нож и принялся скальпировать убитых и раненых — кто только попадался под руку.
У него уже набралась порядочная коллекция скальпов, когда он увидал лежавшего без движения молодого воина. помощника вождя, легко раненного в грудь. Недолго думая, мистер Билль ухватил его за волосы и привычным жестом прорезал круглую линию вокруг его головы. Раненый вздрогнул. Тогда из утонченной жестокости Билль стал водить ножом по коже медленно, медленно… Раненый не издал ни одного стона.
— Если очнется — простудится и насморк получит, — засмеялся полковник и перешел к другому убитому.
К его изумлению, оскальпированный поднял свою изуродованную голову, вскочил на ноги, ухватил за повод первую попавшуюся лошадь без всадника и прыгнул в седло.
— Я уже не Черный Орел, а Кровавый Череп, — вскричал он гортанным голосом. — Запомни это имя, Белый сниматель скальпов! Помни его до тех пор, пока твой скальп не заменит на моей голове снятых тобой волос!
Полковник схватился было за револьвер, но в нем не оказалось зарядов, а индеец успел ускакать.
Полковник Чайвингтон протрубил повсюду о своей победе, утверждая, что в битве пало 500 краснокожих воинов. Он надеялся, что в награду ему пожалуют генерала и переведут в регулярную армию. К чести федерального правительства следует, однако, сказать, что дело о злодеяниях было тщательно расследовано и Чайвингтона отставили от службы.
Сэнд-Крикское дело не забыто в Колорадо до сих пор и называется Чайвингтоновской резней.
Индейцы после происшедшего ожесточились еще больше. В январе 1865 года они разграбили и сожгли все фермы и станции на севере Колорадо. Поселенцы подверглись беспощадному избиению. Аррапагу и чейены, объединившись еще с тремя племенами — кайявайсами, команчами и апахами, повели войну не на жизнь, а на смерть. Сиуксы отошли на север и в боевых действиях пока не участвовали, хотя воин из их племени по имени Кровавый Череп был душой краснокожей коалиции.
Об этом вожде рассказывались ужасные вещи. Его жестокость по отношению к белым изумляла даже соплеменников. На голове он неизменно носил меховую шапку и ездил верхом на иноходце. Кровавый Череп был оскальпирован и страдал головными болями, которые делались невыносимыми от тряской лошадиной рыси, поэтому он признавал только иноходцев, а такие лошади встречаются в прерии крайне редко.
Кроме общей ненависти ко всем белым, Кровавый Череп руководствовался еще и личной местью. Причина ее нам известна.
Он поклялся отыскать человека, который снял с него скальп, оскальпировать его в свою очередь и затем предать самой мучительной смерти.
Во время войны, продолжавшейся до 1867 года, они нередко участвовали в одних и тех же боях, но несмотря на обоюдное желание лицом к лицу судьба их не свела ни разу.
В октябре 1867 года был подписан в Канзасе мирный договор между пятью главнейшими племенами Юга и правительством Союза. Колорадских волонтеров распустили. Мистер Билль вернулся к мирной жизни и принял прежний чин полковника. Кровавый Череп скрылся где-то у сиуксов, увенчанный славой и обвешанный скальпами, которые он все с радостью бы отдал за один — с жесткими и сухими волосами — за скальп полковника Билля.
Последний не был спокоен за себя, часто встречая след; иноходца и справедливо полагая, что договор — договором, а личная вражда индейца к нему — сама по себе.
В продолжение девяти лет их дороги неоднократно пересекались, они обменивались выстрелами, но оставались оба невредимыми.
Нашла коса на камень. Трудно было сказать, за кем в конце концов останется победа.
В 1874 году снова вспыхнула война, на этот раз с сиуксами, которые начали ее первые и принялись грабить и жечь поселки и скальпировать колонистов. Разумеется Кроваввй Череп и полковник Билль оказались в числе воюющих. Главный вождь всех соединенных племен сиуксов, знаменитый Ситтинг-Булль, выставивший семь тысяч воинов, взял Кровавого Черепа себе в ближайшие помощники.
Американскими войсками, высланными против сиуксов, командовали генерал Костер и полковник Крук. Ситтинг-Булль ухитрился заманить главные силы федералистов в ущелье Уайт-Маунтен, близ городка Бисмарка, и истребить их до последнего человека. После битвы он велел подать трупы Крука и Костера, вырезал у них сердца и съел на глазах у своих воинов.
Это было совсем в духе Чайвингтоновской бойни.
Полковник Билль и Кровавый Череп повстречались и тут. Индеец был уверен, что жертва на этот раз от него не уйдет и что он свершит наконец свою месть. Полковник чувствовал, что его скальп держится на одном волоске. Случилось иначе. В момент, когда Кровавый Череп, обнаружив полковника, устремился к нему, тот выстрелил из револьвера и ранил его в плечо. Индеец упал с коня, со своего пегого иноходца. Полковник моментально вскочил на него и ускакал, хотя и получил вдогонку шальную пулю, ранившую его на излете в левую руку.
Это была едва уже не десятая их встреча, закончившаяся ничем.
С тех пор они не встречались до 1880 года, когда полковник Билль, начавший уже верить, что избавился от врага окончательно, неожиданно попался ему в руки во время охоты на бизонов.
Глава XIII
Индейцы, как они есть. — Дурные предчувствия полковника. — Фрикэ проголодался. — Парижанин завоевывает сердце старого дикаря. — Дела ковбоя идут все хуже и хуже. — Последствия опасного прыжка. — Снисхождение. — Прыжок через лошадей. — Победа Фрикэ. — Ужасное рукопожатие. — Фрикэ получает прозвище «Железная Рука». — Новые опасения. — С краснокожими ничего не выйдет.
Североамериканских индейцев многие представляют себе людьми серьезными, молчаливыми, говорящими образно и напыщенно. На самом деле они очень веселы, просты в обращении и выражаются далеко не высоким слогом. Серьезность и молчаливость напускают они на себя только на советах; там уж употребляется и этот надуманный метафорический стиль. У себя в деревне краснокожий охотно посмеется, попоет, пошутит и попляшет. В характере дикаря уживаются крайние противоположности. Сейчас он весел и добродушен, а через минуту может проявить ужасающую свирепость. Андрэ и Фрикэ, знавшие до сих пор индейцев только по книгам, были очень удивлены, когда увидели их такими, каковы они есть без всякой маски.
На пленников дикари, по-видимому, перестали вообще обращать внимание, а занялись торопливым набиванием своих желудков. Они болтали, смеялись, шутили, поглощая при этом громадные куски бизоньего мяса с невероятным обжорством и жадностью. Даже сам Кровавый Череп принимал участие в беседе, приправляя свой рассказ, должно быть, весьма солеными шутками, так как слушали его с видимым удовольствием и покрывали его слова дружным хохотом.
Фрикэ и Андрэ только удивлялись этой веселости индейцев, тогда как физиономия американца омрачалась все более и более: он понимал, о чем идет речь.
— Однако, полковник, наши враги довольно веселый народ, — сказал Фрикэ, — а истинный весельчак не может быть безнадежно жесток. Возможно, с ними еще можно будет столковаться? Как вы думаете?
— Я думаю, мистер Фрикэ, что даже самый здоровый из нас уже обречен. Если б вы только понимали, что они говорят! Они смеются как тигры, если только это можно назвать смехом.
— Стало быть, дело очень серьезно?
— А вы еще сомневались? Эти скоты придумывают для нас самые утонченные муки и пытки и при этом хохочут. Вы тоже знаете, что я не трус. И уверяю вас, в эту минуту я испытываю страх. Не умереть я боюсь — нет. Раз смерть пришла, так чего уж ее бояться. Но я боюсь тех ужасных мучений, которые нас ожидают перед смертью.
— Перспектива не из веселых.
— Если бы у меня были свободны руки, я бы всадил в себя нож. Если бы случайно у меня дрогнула рука, я бы стал умолять вас: ради Бога, убейте меня, господа!
— Значит, для нас все потеряно? Нам конец?
— Во всяком случае это произойдет не сегодня, потому что нам не дают есть.
— Действительно, не дают, и я начинаю чувствовать сильнейший голод. Кстати, разве наши друзья «каменные сердца» не могут сюда явиться и выручить нас?
— Не смею на это надеяться.