Среди рекрутов были дезертировавшие с судов матросы, просоленные водами всех океанов, проворовавшиеся коммивояжеры[120] и маклеры, контрабандисты, лишившиеся заработка, — все они, как принято говорить, отведали мяса «бешеной коровы» и с большой охотой приняли предложение бретонского моряка.
Узнав, что им заплатят кругленькую сумму за несколько дней и еще более высокое вознаграждение в случае успеха, предвидя возможность хорошенько поработать кулаками во время налета на какой-нибудь дворец, где можно будет к тому же славно поживиться, искатели приключений преисполнились неподдельным энтузиазмом.
Присоединившись к храброму экипажу яхты и удвоив тем самым его численность, они полностью подчинились распорядку судна, хотя вид имели весьма разношерстный — настоящий сброд. Все хорошо помнили сказанное капитаном при найме: еды вволю, щедрая плата и пуля в лоб при первой же глупости.
Такие аргументы всегда обладают высшей степенью убедительности для людей, имеющих свои счеты с обществом.
Андре одобрил действия капитана, назначил каждому двести франков в день с дополнительной выплатой такой же суммы по возвращении, в случае освобождения пленника.
Поскольку члены экипажа тоже должны были участвовать в опасном предприятии, им было обещано такое же вознаграждение сверх жалованья.
Можно представить, какими ликующими криками было встречено сообщение о подобной щедрости. Сам капитан, несмотря на свою бретонскую флегматичность, был в восторге.
— Знаете ли, сударь, — сказал он Андре, когда они ушли на заднюю палубу, — с такими головорезами мы сделаем невозможное…
— Теперь я уверен в успехе…
— Еще бы! У нас вдвое больше людей, чем было при отплытии. С молодцами такой закалки можно совершить самый рискованный налет.
— Черт возьми! Франсуа Гарнье[121] захватил дельту Тонкина с отрядом в сто двадцать человек… Неужели же мы не сумеем взять бирманскую столицу, имея сорок отважных ребят?
ГЛАВА 16
Ящерица. — Легенда об Аломпре. — Мертвый город. — Перед Мандалаем. — Столица и ее окрестности. — Лошади китайского торговца. — В знак признательности. — Императорский город. — Закрытые ворота. — Двор в трауре. — Предстоит казнь святотатца. — Готовься к бою! — Кавалерийский отряд. — Через город дикарей. — Обеспечить отступление. — Невыносимая жара. — Подземный шум. — Первые толчки землетрясения. — Первый выстрел из пушки. — Что может сделать динамитный заряд с дверью из тикового дерева.
Хотя течение было довольно слабым, «Голубая антилопа» не без труда поднималась по Иравади, подвергаясь немалой опасности. Путешествие, которое в сезон дождей было бы легкой прогулкой, теперь требовало, ввиду низкого уровня воды, соблюдения бесконечных предосторожностей: яхта шла на малой скорости, к великому отчаянию Андре.
Впрочем, малой эту скорость можно было считать только в сравнении с обычным стремительным бегом «Голубой антилопы», ибо, несмотря на все препятствия, она достигала двенадцати километров в час.
От Рангуна до Мандалая примерно восемьсот пятьдесят километров пути. Итак, яхте требовалось полных шесть дней, чтобы добраться до столицы Бирмы, поскольку из соображений безопасности нужно было идти по реке только в дневное время.
Меж тем английский губернатор, хорошо осведомленный обо всем, что происходило при дворе бирманского императора, предупредил, что бедному Фрике осталось жить всего неделю.
Можно понять, с какой тревогой и нетерпением Андре спешил на помощь другу и как бесил его медленный ход яхты. В то же время он понимал, что нужна осторожность: любая авария означала бы крах всех надежд.
Итак, Андре пришлось смириться, но его решимость сразу же нанести удар только окрепла…
Намереваясь подвергнуть город обстрелу, хотя бы в целях устрашения, Бреван тщательно осмотрел свою 14-миллиметровую пушку — все было в полном порядке.
Удовлетворенный состоянием орудия, он стал заботливо накрывать его просмоленным брезентом, хорошо предохранявшим от дождей, как вдруг взгляд молодого человека упал на маленькую ящерицу весьма отталкивающего вида: зацепившись за внутреннюю часть брезента, она пристально смотрела на него своими холодными змеиными глазами.
Андре, питавший бессознательное отвращение ко всем рептилиям, брезгливо стряхнул брезент, так что ящерица оказалась на палубе; он уже собирался сбросить ее ногой в воду, как лоцман в необычайном волнении кинулся к ней от штурвала, поднял и умоляюще проговорил, обращаясь к Андре:
— Хозяин, оставьте ей жизнь, окажите великую милость!
— Еще одно священное животное… Ну, пусть живет, если это доставляет тебе такое удовольствие, — сказал Андре, поняв не столько слова, сколько жесты бирманца.
— Спасибо, хозяин! Да защитит вас дух божественного Аломпры!
Андре, подозвав Сами, попросил выяснить, чем можно объяснить такую привязанность к отвратительному созданию.
— Этот человек, сударь, говорит, что в маленькой зверушке живет душа Аломпры.
— Спроси, тот ли это Аломпра, который стал основателем нынешней бирманской династии?
— Он говорит, что это тот самый Аломпра, и хочет, чтобы я перевел любопытную историю, связанную с ним.
— Я охотно послушаю его историю… Надо же хоть как-то скоротать время.
Вот что рассказал лоцман. По его словам, это произошло в 1752 году. В провинции Ава, неподалеку от деревни Мокесобоо, жил богатый крестьянин по имени Алоон.
Рядом с усадьбой Алоона находился великолепный монастырь — Кхиунг, а его настоятель Тсайя был одним из самых почитаемых людей в этой провинции.
Люди из Пегу, напав на жителей Авы, разграбили обитель. Алоон, поспешно отправившись туда, снабдил провизией монахов, которые лишились всего и умирали от голода.
Прощаясь с настоятелем, Алоон, вдруг услышал какой-то странный шум, и на лице его изобразилось живейшее беспокойство.
— Пра (господин), — сказал он настоятелю, — вам надо немедленно уйти из Кхиунга, иначе вы погибнете, и все ваши пунги вместе с вами.
— Что вы хотите сказать? — спросил встревоженный настоятель.
— Скоро начнется землетрясение, самое ужасное из тех, которые были до сих пор… Бегите, пра! Прошу вас, во имя Гаутамы!
Алоон говорил так вдохновенно и убедительно, что потрясенные пунги покинули Кхиунг. Едва ступили они за порог священной ограды, как здание рухнуло.
С тех пор пунги, чудесным образом спасшиеся от гибели, стали считать Алоона божественным посланцем, ибо он предсказал землетрясение — подлинное бедствие для Бирмы.
Они не ошиблись: человек этот действительно был послан свыше, потому что вскоре сумел освободить нашу страну от ига ненавистных захватчиков.
Новые орды пегуанцев пришли на наши земли. Алоон, собрав всех соседей, встал во главе и, неожиданно напав на грабителей, наголову разбил их и обратил в бегство. Вдохновленный первым успехом, он провозгласил священную войну против поработителей, и под его знамена вскоре встали все бирманцы, способные носить оружие.
Хотя солдаты Алоона были плохо вооружены и почти не обмундированы, он сумел разбить войска пегуанцев. Монахи, признательные за оказанную услугу, во всем поддержали божественного посланца, так что он по праву стал вождем народа. Алоон прогнал пегуанцев из Авы, а затем из страны и, наконец, короновался под именем Алоон-пра (господин Алоон), откуда и произошло имя Аломпра.
Это был мощный правитель, подлинный император: он завоевал Ассам, Мунипур, Типерери, Пегу, Тенассерим, Аракан, Тавуа и готовился к походу на Сиам, но внезапно скончался после восьми лет царствования, став основателем династии…
С тех пор тайна предвидения землетрясения передается из поколения в поколение потомкам Аломпры, служителям веры и тем, кого члены семьи сочтут достойным. Тайна эта трижды священна — как достояние государства, как таинство веры и как божественное откровение.
— Однако, — с удивлением сказал Андре, — для простого лоцмана ты знаешь слишком много.
— Я принадлежу к роду Аломпры, — с гордостью произнес лоцман, — а ремесло мое считается благородным.
— Ну хорошо. Ты рассказал мне очень интересную историю, но я не вижу, какая связь существует между этим маленьким зверьком и твоим предком, — разве что в ящерице живет его душа.
— Не могу сказать… Эта тайна принадлежит многочисленным потомкам Аломпры.
— Даже мне не можешь? Ведь я очень скоро покину вашу страну.
— Может быть… Но только перед самым вашим отъездом из Бирмы.
— Ну, как хочешь. Бери свою зверушку, которая как две капли воды похожа на самую обычную ящерицу, и продолжай служить мне столь же ревностно, как прежде. Надеюсь, — сказал Андре тише, — предок не предупредит тебя, что мы собираемся воевать с людьми твоей расы. Боюсь, это могло бы охладить наши отношения.
Бреван не придал ни малейшего значения услышанной легенде, не подозревая, какую необычайную и драматическую роль она сыграет в судьбе Фрике.
Плавание продолжалось, и утром шестого дня яхта подошла к грандиозным руинам Авы, мертвого города, бывшего в течение четырех веков столицей Бирмы. Только мощные прямоугольные стены устояли перед разрушительным временем, а все внутреннее пространство заполонили джунгли; некогда широкие улицы стали тропинками. По этим руинам трудно было представить, сколь мощный и богатый город некогда располагался на этом месте.
В шести километрах от мертвого города находится Амарапура — город, умирающий с 1857 года, то есть с того времени, когда король решил перенести столицу в Мандалай.
Наконец, еще через шесть километров к северо-востоку показался и сам Мандалай.
«Голубая антилопа» на протяжении всего пути держалась левого берега: здесь было глубже, чем у правого, благодаря постоянной работе по расчистке дна, производимой Навигационной компанией специально для прохождения ее паровых судов.
Яхта встала на якорь в двух километрах от юго-восточного угла городских укреплений. Отсюда был хорошо виден город сквозь широкую просеку в стене зелени, покрывающей берег.