— На обратном пути я поднажал, а все же топал часов семь…
Вольцов сидел на кровати и дымил сигарой.
— Несколько лет назад я побывал в тех краях… Там и правда ни души не встретишь. Кругом ни деревушки, одни леса. Говорят, в незапамятные времена там были рудники. Если бы кто-нибудь здесь знал о пещере, я был бы в курсе так или иначе. — Он задумчиво заходил по комнате. — Сейчас у нас июль. Август, сентябрь… Нам до черта всякой всячины придется тащить с собой!
Хольт стоял у окна. Сердце у него екнуло. Но он представил себе леса, облака, горы… ночные биваки у костра, звездный небосвод… Свобода, независимость… большое увлекательное приключение!
Вольцов опять засел за карту.
— Дорогу можно сильно сократить, если двинуться вверх по реке… пройти на лодке через Шварцбрунн. Это было бы удобно и в отношении поклажи… лодку потащим бечевой… В ближайшие же дни наведаемся в пещеру, идет?
— До вторника успеем покончить со всеми приготовлениями, — отвечал Хольт. Он уже считал это приключение делом решенным. — Потом отправимся на сельскохозяйственные работы. Что ни говори, это самый простой способ отсюда смотаться. А там дня через три улизнем, потихоньку вернемся сюда, разделаемся с Мейснером — и поминай как звали! — Все казалось ему теперь проще простого.
У Вольцова, однако, были свои соображения.
— Эту штуку с Мейснером надо хорошенько обдумать. Сам знаешь: нападение на фюрера гитлерюгенда… Может плохо для нас кончиться.
— Надо, чтобы он знал, за что мы его вздули, — потребовал Хольт.
— Полегче! — сказал Вольцов. — Это еще затрудняет дело.
— А твой дядя? — спросил Хольт. — В случае чего он нас не выручит?
— Ерунду ты городишь! Дядя Ганс в партии с тридцатого года. Да и какой немецкий офицер это потерпит? Нет, надеяться мы можем только на себя!
— Хорошо бы вытянуть у него какую-нибудь бумажку, — сказал Хольт, — признание, представляющее для него опасность, на случай, если он захочет донести.
Вольцов опять задумался:
— Идея неплохая. Надо ее обмозговать.
Они принялись готовиться к встрече у Скалы Ворона и к ночному походу в пещеру. Уложили пистолеты, патроны, карманные фонари, карту, хлеб и две банки мясных консервов. Каждый захватил с собой скатанную плащ-палатку.
Скала Ворона находилась в окрестностях города, за Бисмарковой горой. Они долго шли мимо садов и огородов.
— Нам понадобятся ружья, — сказал Вольцов. — Из пистолета и зайца не убьешь, не говоря уж о кабане… Хоть бы малокалиберку… Моя сломалась… У Зеппа есть! Кроме того, у него тирольский штуцер одиннадцатого калибра, если не больше. Пули он сам отливает из свинца, у него есть форма, а гильзы заряжает черным порохом. Вонища невообразимая, а грохот — как от средневековой кулеврины. Но зато со ста метров убивает любую дичь.
— Зеппа неплохо бы взять с собой. Ему школа тоже осточертела.
Скала Ворона представляла собой причудливое нагромождение базальтовых глыб. В лучах заходящего солнца она отбрасывала тень до ближнего леса.
Гомулка поздоровался с ними. Феттер и Земцкий держались поодаль.
— Есть дело, Зепп, — сказал ему Вольцов, — не уходи после этого балагана.
Земцкий официальным тоном доложил, что Феттер не согласен на мировую. Он хочет драться.
Гомулка отметил на лужайке круг. Вольцов сбросил с себя рубашку и бриджи, снял сапоги и остался босиком и в одних трусах.
— Неужто вы… и в самом деле? — спросил Гомулка с внезапной серьезностью.
Вольцов ступил в круг.
Феттер тоже остался в одних трусах.
— Дурак ты набитый, как я погляжу, — накинулся на него Хольт. — Ну, пеняй на себя…
— Будешь ругаться — я и тебя вызову, — огрызнулся Феттер. Зубы его стучали. Войдя в круг, он подозрительно покосился на Вольцова — тот спокойно стоял и ждал. Вольцов был на голову выше, на его руках, плечах и груди вздувались крепкие мускулы. По сравнению с его атлетическим сложением розовое тело Феттера казалось дряблым и расплывшимся.
Гомулка протянул Феттеру охотничий нож, какие носят члены гитлерюгенда. Такой же нож он вручил Вольцову.
— Станьте в круг и отвернитесь друг от друга!
— А кто потащит труп Феттера домой? — спросил Земцкий. — Хоть я и секундант, но я же не обязан…
— Заткнись! — прикрикнул на него Гомулка. — Когда я скажу: «Начали!» — повернитесь друг к другу и приступайте, не дожидаясь новой команды. Побежденным считается вышедший из круга. Иначе драку продолжать до выхода из строя одного из противников. Полностью команда гласит: «Внимание!.. Готово… Начали…» Итак, слушайте команду. Внимание… готово…
— Я защищаю свою родовую честь! — крикнул Феттер отчаянным голосом. Он был бел как полотно, колени его дрожали.
— Да уймись ты наконец! — взъелся Вольцов. — Зепп, подавай сигнал!
Хольт видел, что Вольцов еле сдерживается.
— Начали! — скомандовал Гомулка.
Оба противника повернулись и медленно пошли друг на друга. Вольцов шел спокойно, расслабив мышцы, тогда как Феттер спотыкался и, размахивая ножом, в волнении повторял: «Начали… начали… начали!» Вдруг Вольцов далеко отбросил нож. Феттер вздрогнул и с испугу пырнул его кинжалом… Вольцов вовремя отпрянул и закатил Феттеру такую оплеуху, что бедный толстяк отлетел на несколько шагов и упал навзничь. По руке у Вольцова бежала кровь. Все это заняло не более секунды.
— Феттер лежит за кругом, — объявил Гомулка. — Бой окончен в пользу Вольцова.
Хольт осмотрел рану.
— Царапина. Пустяк.
Феттер сидел на траве и обливался слезами.
— Все надо мной смеются, — хныкал он. — Я же не виноват, что я толстый. Зато я не трус! — добавил он с азартом. — Мои собственные родители меня избивают, никто со мной не дружит. Нет, хватит с меня этой жизни, уйду куда глаза глядят!..
Хольт похлопал его по плечу.
— Перестань реветь! Если ты в самом деле хочешь уйти… — Он посмотрел на Вольцова. Тот ухмыльнулся и утвердительно мотнул головой. — Давай присоединяйся к нам. Мы как раз собираемся смотать удочки.
— Но смотри, если кому-нибудь проговоришься, я тебя как муху пристрелю! — пригрозил Вольцов. — Это относится и к тебе, — обратился он к Земцкому, двинув его между лопаток.
Феттер утер слезы.
— Вы это серьезно? — пробормотал он.
Вольцов роздал всем сигары. Солнце садилось за горную гряду. На юношей упала тень от скалы.
Хольт стал рассказывать о планах Вольцова и о пещере.
— Нам понадобятся твои ружья, Зепп, — добавил Вольцов. — Будем бить дичь. Там пропасть зайцев и диких коз. Гунны, как известно, тоже питались одним мясом.
Земцкий и Феттер слушали, раскрыв рот. Один Гомулка еще раздумывал.
— А вы понимаете, что нас исключат из школы?
— Никто нас не исключит, — решительно сказал Вольцов. — Мы исчезнем, только и всего! А когда подойдет срок призыва, явимся как миленькие. Держу пари, никому и в голову не придет исключать нас тогда из школы. Зенитным частям нужно пополнение.
— Ты прав, — согласился Гомулка.
— А в горах никто нас не найдет. Чтобы прочесать окрестные леса, полиции понадобилась бы не одна сотня людей…
— Ну так вот… вот что я тебе, скажу, Гильберт, — внезапно выкрикнул Феттер, придя в раж. — Если вы примете меня в игру, я присягну тебе на верность… На жизнь и на смерть! — Его припухшее от оплеухи лицо сияло.
— Каждый из нас поклянется, — сказал Хольт. Все встали в круг и подняли пальцы для присяги.
— Клянемся быть верными друзьями и товарищами и держаться друг друга, что бы с нами ни случилось, и теперь и на войне. Вольцов — наш командир, мы никогда не покинем его в беде!
— Кто нарушит эту клятву, тот последний негодяй! — прибавил Феттер.
Хольт молча смотрел на Вольцова, на его резко очерченный профиль с орлиным носом.
— Знаете, почему это место зовется Скалой Ворона? — спросил Гомулка, когда они собрались уходить. — Кто то заключил здесь союз с дьяволом, и дьявол явился ему в образе черного ворона.
Всей гурьбой они отправились в ночной поход.
6
На следующий день Хольт пробирался в свою пляжную кабинку, лавируя среди бесчисленных тел купальщиков, проводивших эти жаркие послеобеденные часы на берегу реки. Он смыл с себя пыль, приставшую во время долгого ночного путешествия, и стал разгуливать по плоту.
У вышки сидел Петер Визе с каким-то плечистым блондином. Хольт в изумлении остановился: Визе в обществе Хартмута Мейснера! Визе помахал ему, и Хольт подумал: надо же, такое совпадение! Он поклонился с приветливой миной и стал критически оглядывать Мейснера. До сих пор он видел его только мельком. Это был рослый, крепкий юноша с тренированным мускулистым телом, смуглым от загара. Угловатое лицо и холодные бесцветные глаза. Льняные, почти белые волосы. Визе представил их друг другу.
— Не трудись, — сказал Хольт. — Кто у нас не знает Хартмута Мейснера!
Мейснер медленно повернулся к нему лицом.
— Как это понимать? — спросил он.
Хольт улыбнулся. У него было приятное щекочущее чувство — точно ходишь над пропастью.
— Понимай как знаешь!
— А ты, видать, нахал, даром что еще цыпленок! — отмахнулся Мейснер, но Хольт не отставал.
— Ты, говорят, пользуешься успехом у женщин. А это создает популярность.
— И что же ты слышал? Что-нибудь определенное?
— В таких вещах разве можно за что-нибудь поручиться? — ответил Хольт вопросом на вопрос. Он выдержал взгляд Мейснера, прикидываясь дурачком, а между тем в груди у него все сильнее закипала ненависть. Погоди, ты у меня попляшешь! Хольт растянулся на нагретых солнцем досках. — Собственно, ты прав, — сказал он, — Когда тебя вот-вот отправят на фронт, хочется на прощанье ухватить то, что плохо лежит.
— Ты еще зелен для подобных рассуждений!
— Не такая уж между нами разница! Каких-нибудь два-три года! У всех у нас одна философия!
— Что же это за философия? — поинтересовался Мейснер.
— Живи и жить давай другим!
Мейснер, подремывавший на солнце, вдруг встрепенулся.