Глава 26Весли совершает самовольную отлучку и встречает женщину, поющую в снегу «Валенсию»
Я бродил из одного конца города в другой. Около полуночи пошел снег, и ненавистный мне город преобразился.
Свежий снег покрыл уличную слякоть, все стало белым, молчаливым. Я зашел еще в несколько баров, выпил в каждом по стаканчику-другому, разглядывал людей, прислушивался к их разговорам. Выйдя из одного бара, я решил наконец пойти в гостиницу и, если отца все еще нет, снять его комнату и лечь спать – мне хотелось сохранить комнату для отца, пока он не вернется, а если он больше не вернется, оставить ее за собой. Это была славная комнатка, мне было в ней уютно, как дома.
По дороге в гостиницу я повстречал женщину: она вышла из бара, распевая, как пьяная, – а у меня даже сердце остановилось, потому что пела она «Валенсию», мою песню! Песню, которую я перенял от отца. Я так в нее и вцепился.
– Откуда вы знаете эту песню?
Женщина уставилась на меня и улыбнулась, и тогда я обнял ее и поцеловал, оттого что я здорово выпил и очень устал, а она была от меня так близко.
– Вы должны мне сказать, – настаивал я. – Где вы слышали эту песню? Кто-нибудь спел ее вам, правда?
– Пойдем ко мне, – сказала женщина. – Господи боже мой! Пойдем ко мне.
Когда мы подошли к подъезду довольно большого красивого здания, женщина сказала:
– Мой особняк, мой собственный дом.
Я опять ее обнял и поцеловал, а она сказала:
– Господи боже мой!
Навстречу нам выбежала негритянская девушка, одетая как официантка из хорошего ресторана, и помогла своей хозяйке снять пальто. Посуетившись еще вокруг хозяйки, она убежала с пальто вверх по лестнице. Женщина обернулась ко мне и шепнула:
– Ну-ну, не бойтесь. Зайдем ко мне, посидим, выпьем по рюмочке.
Когда мы поднялись на второй этаж, я увидел, как из одной комнаты вышла какая-то девушка с длинными рыжими волосами и пошла куда-то по коридору. Она была одета в очень дорогое с виду вечернее платье и выглядела такой красивой, что я сказал себе: «Как же я смогу найти когда-нибудь жену, если каждая встречная девушка кажется мне настоящей красавицей? Кто бы она там ни была!»
Хозяйка провела меня в очень большую комнату со множеством стильной мебели, кабинетным роялем и тремя телефонами на столе. Спустя немного в комнату вошла негритянка и закрыла за собой дверь.
– Все в полном порядке, мисс Молли, – сказала она.
– О’Коннор звонил?
– Звонил, мэм.
– Что он сказал?
– Просил вас позвонить.
– Кто-нибудь в доме есть?
– Только одна Мэгги, и она сейчас уходит.
– Хорошо, Дэзи, – сказала женщина. – Я буду дома, если что понадобится.
Негритянка вышла и вскоре вернулась с большим серебряным подносом, заставленным всякой всячиной. Она поставила его на маленький столик и опять ушла, а хозяйка спросила, с чем я буду пить – с водой или содовой. Я сказал – с водой, и она мне приготовила виски с водой. Это была красивая женщина, с гордо посаженной головкой и уложенными на затылке волосами. Тело у нее было пухлое, мягкое, руки – полные, белые, кисти рук – маленькие, с толстенькими пальчиками. Ей было приблизительно столько же лет, что и моей нью-йоркской знакомой, но это была совсем другого типа женщина.
– Где вы слышали эту песню в последний раз? – спросил я. – Мне нужно знать.
– «Валенсию»? – сказала она. – Я знаю эту песню с детства.
– Вы, наверно, слышали, как кто-нибудь ее поет, совсем недавно – может быть, вчера?
– Не думаю.
– Должны были слышать. Постарайтесь припомнить. Никто не вспоминает такой песни ни с того ни с сего. Кто у вас был прошлой ночью?
– Я никогда не вижу тех, кто сюда ходит. Я принимаю только своих друзей.
Тут она взяла вдруг трубку одного из телефонов, набрала номер, поговорила с кем-то тихо и серьезно и повесила трубку.
Я опять ее обнял и поцеловал, и она сказала:
– О господи боже, мой мальчик.
– Может быть, вы слышали, как одна из девушек поет эту песню, – сказал я.
То и дело звонил какой-нибудь телефон, и хозяйка брала трубку и разговаривала вполголоса, очень деловито. К трем часам утра я был уже так пьян, что почти позабыл про отца. Я прошел вслед за хозяйкой в большую комнату на третьем, верхнем этаже и там ей сказал:
– Я должен явиться в казармы к шести часам утра, так что я здесь только посижу, пока не придет время ехать. Я очень устал и, кроме того, попал в беду.
– В какую беду?
– Я в самовольной отлучке. Я должен был возвратиться в казармы к вечерней поверке в одиннадцать часов, а сейчас уже больше трех.
– Вы сами откуда?
– Из Сан-Франциско.
– Я там жила, – сказала женщина. – Там у меня тоже был дом одно время, самый лучший дом в городе. Знаете что, не нужно ни о чем беспокоиться. Вы просто сильно соскучились по дому, и все. Так что спокойно ложитесь и спите.
Когда мне уже надо было ехать, на меня вдруг напала какая-то дрожь, и я залязгал зубами. Женщине это показалось очень забавным, она крепко обняла меня и не выпускала до тех пор, пока я совсем не согрелся и не перестал дрожать. Она приготовила мне ванну, потом дала мне карточку со своим личным телефоном и адресом этого дома и сказала, чтобы я ей позвонил, как бы дело ни обернулось. У нее есть знакомый – большой военный начальник, и если у меня выйдут какие-нибудь неприятности, она ему позвонит и заставит уладить дело.
Я взял такси и поехал в лагерь и поспел к подъему, но сразу же после переклички ко мне подошел сержант и сказал:
– Вас требует к себе ротный командир.
Глава 27Весли попадает под арест, но он так устал, что ему все равно
Я прошел в канцелярию к ротному командиру. Он поглядел на меня и сказал:
– Вы знаете, какая это серьезная вещь – самовольная отлучка?
– Да, сэр.
– И все же этой ночью вы совершили самовольную отлучку?
– У меня были к этому основания, сэр.
– Основания ваши меня не интересуют. Были вы в казарме в одиннадцать часов?
– Нет, сэр.
– Стало быть, вы были в самовольной отлучке?
– Да, сэр.
– Посидите на скамейке в канцелярии, пока я вас не вызову.
– Есть, сэр.
Я сел на скамейку. Я понимал, что влип, но я так устал, что мне было все равно. Немного погодя ротный командир вышел из своего кабинета. Он позвал капрала, который дежурил по казармам, и сказал:
– Капрал Беннет, что вы обнаружили вчера во время ночной поверки в бараке номер восемьсот восемь?
– Все были налицо или в отсутствии по уважительным причинам, сэр, за исключением рядового Джексона.
– Вы в этом уверены?
– Да, сэр.
– Можете клятвенно засвидетельствовать этот факт?
– Да, сэр.
Черт побери, я был так утомлен, что даже не злился на капрала. Я просто с интересом слушал, что они говорят, как будто речь шла о ком-то другом.
– Рядовому Джексону, – сказал капралу ротный командир, – быть в этом здании под арестом впредь до особого распоряжения. – Он обратился ко мне: – Вы позавтракали?
– Нет, сэр.
Он повернулся к капралу.
– Позвоните дежурному по столовой, чтобы прислали сюда еды для него.
– Есть, сэр, – сказал капрал.
Ротный командир ушел в свой кабинет, а капрал позвонил дежурному по столовой. Спустя немного явился Джо Фоксхол с полным подносом еды.
– Я услыхал, как дежурный по столовой назвал твою фамилию, – сказал он. – Что случилось?
– Самовольная отлучка.
– Кто донес на тебя?
– Вот этот капрал.
Джо посмотрел на капрала.
– Что это с тобой? – сказал он.
– Это мой долг, – ответил капрал.
Пока Джо объяснялся с капралом, я вспомнил про карточку, которую дала мне та женщина. Я достал карточку и подал ее Джо.
– Позвони по этому телефону, – сказал я. – Скажи ей, что звонишь по моему поручению, и передай, что я попал в беду, скажи – основательно.
– Ладно, – сказал Джо.
Через десять минут Джо вернулся в канцелярию, но в это время ротный командир разговаривал там с капралом, так что Джо только посмотрел на меня, кивнул и ушел. Я понял, что он ей звонил и все передал. Я просидел на скамейке до половины четвертого. В канцелярию то и дело под всяким предлогом забегали ребята, чтобы взглянуть на меня – арестованного за самовольную отлучку. В половине четвертого ротный командир вызвал меня и, когда я явился по форме, сказал:
– Возвращайтесь к своим служебным обязанностям.
Больше он ничего не сказал.
Я вернулся к своему столу, сел и сразу заснул. Немного погодя меня разбудил Джо Фоксхол и спрашивает:
– Ну, как дела?
– Ротный командир приказал мне возвратиться к служебным обязанностям. Отдай мне ту карточку.
– Ты не возражаешь, если я перепишу себе телефон и адрес?
– Ладно, только не беспокой ее зря.
– Кто она такая?
– Дама из Сан-Франциско.
– Я бывал в Сан-Франциско, – сказал Джо. – Мы живем в Бейкерсфилде, но когда я учился в Калифорнийском университете в Беркли, я каждую субботу ездил в Сан-Франциско.
– Ладно, – сказал я.
Джо переписал телефон в свою записную книжку.
Я встал и пошел в уборную побриться.
Глава 28Весли и писатель обсуждают вопрос о сценарии про дезертира. Весли читает журнал и пишет письмо Виктору Тоске в Рочестер
Побрившись, я вернулся к своему столу, чтобы посидеть и подумать. Я решил, что мне нужно наконец кое в чем разобраться. Что это, собственно говоря, я выделываю? Вот уже больше сорока восьми часов, как я даже не прилег как следует. Пью почти не переставая. Часами брожу по улицам, и только оттого, что услышал, как какая-то женщина поет песню, которую я знаю и люблю, – песню, которую может запеть просто так каждый встречный, – я вдруг сблизился с этой женщиной.
Отец опять сбежал – но ведь он пропадал таким же манером каждые два-три месяца все эти годы, так почему же я вдруг из-за этого тоже пустился бродяжничать? Или прав был отец, когда говорил, что я скоро стану таким же, как он? Я не мог ответить на эти вопросы, так как слишком устал. Мне казалось, что все происходит во сне, с той только разницей, что во сне я всегда знаю, что это сон и что я рано или поздно проснусь. А тут я знал, что это не сон. Но я был так утомлен и настолько не представлял себе, что я буду делать дальше, что подумал: а не является ли действительность тоже сном? А вдруг наша жизнь – это не что иное, как сон, только более глубокий? Что, если все мы живем в каком-то общем огромном сне? Настолько реально, например, все было этой ночью, когда я жил скорее во сне, чем наяву, и все-таки, конечно, наяву? Насколько реальны были снежные улицы, где появилась эта женщина, поющая мою песню? Насколько реальна была она сама, с ее гордо посаженной круглой головкой, с ее толстенькими беленькими пальчиками, с удивительной способностью набирать телефонные номера и разговаривать вполголоса весьма деловитым тоном? Существовала ли где-нибудь на свете эта девушка с длинными рыжими волосами, ведущая какой-то непонятный для меня образ жизни? А капрал Беннет – да был ли он на самом деле? Слышал ли я этот голос, который сказал: «Вы в армии, дружище»? А этот коротышка ротный, который в столовой складывал крест-