Мистер Кавалли откидывается на спинку кожаного диванчика. Одной рукой он продолжает придерживать чашку с кофе. Его жесты не менее элегантны, чем покрой костюма.
Сидни чувствует, что их встреча необычна. Полирующая бокалы девушка наверняка примет их за еще одну влюбленную пару, хотя они не сделали и не сказали ничего, что могло бы на это указать. Все же Сидни не до конца ясна повестка дня, которая, безусловно, имеется. Она могла бы встать и уйти, так никогда и не узнав подтекста, который может заключаться в любопытстве или симпатии.
Но с другой стороны, этот мужчина кажется ей слишком искушенным в житейских делах, чтобы пытаться за ней ухаживать. Он должен знать, что она сейчас неспособна серьезно относиться к любви. С какой стороны ни посмотри, ему это невыгодно. Либо слишком доступна, либо вообще не расположена к романам.
— Я был когда-то влюблен, — произносит мистер Кавалли. Возможно, он тоже хочет поделиться с ней подобным опытом, чтобы выровнять ситуацию. У него изумительные манеры. Предвосхищая вопрос Сидни, он сообщает: — Она была англичанкой. Я познакомился с ней в университете. Ее родители были против.
— Должно быть, она была совсем юной, раз позволяла родителям так на себя влиять, — высказывает предположение Сидни.
— Возможно, в глубине души она меня боялась. Боялась того, что я захочу жить в Неаполе.
— Ее опасения были обоснованы? — спрашивает Сидни.
— Только если бы она этого захотела. Думаю, она так и не поняла, какую власть надо мной имела.
— А она все еще ее имеет? Власть?
— О да, — улыбаясь, отвечает он.
«У него чудесная улыбка», — думает Сидни. У мистера Кавалли большие глаза с тяжелыми веками, высокий лоб. Ему может быть как тридцать, так и сорок пять.
— Что с ней случилось? — спрашивает Сидни.
— Она сделала довольно неплохую карьеру в своем банке.
Сидни отпила кофе.
— Может быть, теперь она стала увереннее в себе и сможет бросить вызов родителям?
— Это было много лет назад, — говорит мистер Кавалли. — С тех пор она успела выйти замуж и развестись.
— Готова побиться об заклад, что ее родители об этом сожалеют, — говорит Сидни.
Мужчина улыбается.
— Сомневаюсь, что они вообще об этом думают. Они не из тех людей, которые оглядываются назад.
Сидни вздыхает.
— Жаль, что я не такая.
— Нет, не жаль, — возражает он. — Никогда не анализировать свои действия, свое прошлое, не думать о том, что могло бы произойти? О богатом гобелене, которым является вся предыдущая жизнь?
— Я рассчитывала на амнезию, — говорит Сидни.
— А сейчас у вас болит рука? — спрашивает он, кончиками пальцев касаясь гипса на ее запястье.
— Почти нет, — заверяет его Сидни. Она не чувствует прикосновения. Если она его не чувствует, значит, его нельзя считать прикосновением в обычном смысле этого слова. — Иногда болит по ночам.
— Когда снимают гипс? — Мистер Кавалли убирает руку.
— Через пять недель.
— Значит, вы будете здесь все это время?
— О нет, — улыбается Сидни. — Через четыре дня у меня заканчиваются деньги.
Она тут же чувствует себя неловко.
— Я не могу остаться, — добавляет она. — У меня много дел. Мне надо съехать с квартиры, в которой мы жили с… с Джеффом. — Она, наконец, решается назвать предателя по имени. — Нужно найти новое жилье.
— В Бостоне?
— Возможно.
К ним подходит официант, чтобы наполнить их чашки горячим кофе. Оба отказываются. Никто из них даже не прикоснулся к пирожным, хотя меренги кажутся Сидни аппетитными.
— Я не очень хорошо его знала, — неожиданно для самой себя вдруг говорит она. — Я имею в виду Джеффа. Я очень много обо всем думала и задним числом понимаю, что многого о нем не знала. Он часто грезил наяву. О чем? Я понятия не имела.
— Вы не спрашивали?
— Я думала, у меня впереди годы, чтобы узнать все о его мысленных странствиях.
— Вам здорово досталось, как эмоционально, так и физически, — говорит мистер Кавалли.
Сидни поворачивает пострадавшую кисть.
— Самое странное, — говорит она, — что я почти благодарна судьбе за этот несчастный случай. Я почувствовала, что он разбудил меня от глубокого сна. Я с облегчением испытала боль, настоящую физическую боль. Не уверена, что понятно выражаюсь.
— Абсолютно понятно. Можно поинтересоваться, чем занимается ваш жених?
— Он профессор в МТИ. — Она на мгновение замолкает.
— Вы ведь не из МТИ?
— Нет-нет, — заверяет он ее. — Я в экспортно-импортном бизнесе.
«Это может означать все, что угодно», — думает Сидни.
— Вы живете здесь? — спрашивает она. — В Бостоне?
— Я путешествую. Между Лондоном и Бостоном.
Ей этот ответ кажется уклончивым. Однако расспрашивать дальше было бы невежливо, да и необходимости такой нет. Род его занятий ее интересует лишь до определенной степени.
— Я знала, что чего-то не хватает, — помолчав, опять произносит Сидни. — На всем этом всегда был легкий налет нереальности.
— Вы говорите о своем женихе?
— Период ухаживания был чересчур стремительным. — Она вспоминает день, когда Джефф пришел на веранду и объявил ей, что ради нее расстался с Викторией. И как она подумала тогда, что он уже ее значительно опередил. — Мы как будто пропустили несколько этапов, которые теперь, оглядываясь назад, представляются необходимыми.
— Каких этапов? — спрашивает мистер Кавалли, наливая себе вторую чашку кофе.
— Взаимного признания того, что мы оба к чему-то приближаемся. Мы стали близки прежде, чем я успела что-либо осознать.
— Это была ваша первая любовь? — спрашивает он.
— Я уже дважды была замужем, — говорит она. Сидни ожидает, что сейчас на его лице промелькнет удивление, но мистер Кавалли владеет собой великолепно. — Один из моих мужей умер, — поясняет она. — С другим я развелась.
— Мне очень жаль, — говорит мистер Кавалли.
Сидни рассказывает ему об Эндрю и о Дэниеле. Она также рассказывает ему о том, как однажды они с матерью оставили отца в Нью-Йорке, а сами перебрались в Западный Массачусетс, и о том, что она так и не смогла до конца простить себя за то, что она это допустила. Она рассказывает ему о мистере и миссис Эдвардс, о Бене и Джули. В свою очередь он рассказывает ей о своей многочисленной родне, о ежегодных визитах в Неаполь. Один раз он касается ее здоровой руки, и Сидни непроизвольно вздрагивает. Она тут же раскаивается, но не знает, как ему об этом сообщить. Если она назовет действие, это поставит их обоих в неловкое положение. Если она тоже коснется его руки, он может ее совершенно неправильно понять. Сидни сидит молча, раздираемая сомнениями.
— У меня встреча, — почти извиняясь, произносит мистер Кавалли. Сидни не видела, чтобы он смотрел на часы. Возможно, он научился делать это незаметно для собеседника — ловкий трюк. — Вас не оскорбит, если я приглашу вас завтра со мной пообедать?
Сидни удивлена этим приглашением, которое, она понимает, отчасти является производной хорошего воспитания.
— В настоящее время я не самый лучший собеседник, — отвечает она.
— Я этого не заметил.
— Спасибо за кофе. Мне было приятно… Ну, больше, чем приятно.
— Мне тоже было очень приятно, — говорит он.
— Вы исполнили роль незнакомца в самолете.
Вернувшись к себе, Сидни садится на кровать и спрашивает себя, сожалеет ли она о том, что приняла приглашение мистера Кавалли. Она вынуждена признаться себе, что находит его привлекательным и не может понять, как мог ей так быстро понравиться другой мужчина, независимо от степени его привлекательности. Тем не менее, при мысли о возможности близких отношений с таким мужчиной все, что она чувствует, это страх, подобный страху одиночества, хотя и не такой сильный.
На следующий день мистер Кавалли встречает ее в фойе. Он заказал столик в итальянском ресторане неподалеку от Тринити-сквер.
Зал ресторана занимает два этажа и украшен пышными стегаными драпировками. Сидни и мистера Кавалли усаживают на удобную банкетку в укромном уголке. Рядом освещенная фреска, на которой изображен кипарис, что, по утверждению мистера Кавалли, напоминает ему об Италии. Меню изобилует блюдами, которые можно заказывать в любом количестве и порядке. По просьбе Сидни мистер Кавалли делает заказ и за нее. На закуску им подают лангустинов, приготовленных целиком. Для мистера Кавалли это еще одно напоминание о детстве.
Сидни смотрит на уже разделанного для нее костлявого омара.
Сидни и мистер Кавалли проводят в ресторане несколько часов. Они пьют «Просекко»[34] и красное вино и обсуждают неудачные романы и семейные драмы. Когда Сидни встает из-за стола, ей кажется, что она пьяна.
На обратном пути в отель ее рука почти не болит. Сидни знает, что через два дня ей придется взять свой чемодан со сломанной ручкой (возможно, завтра она что-нибудь предпримет по этому поводу) и покинуть отель. Она вернется в мир, в котором когда-то жила. Ей придется начинать все сначала: искать квартиру, работу, друзей, быть может, она даже заведет новый роман. Она сомневается, что последнее произойдет в ближайшем будущем. Отель был ее личным перевалочным пунктом, амортизатором, смягчившим переход от той женщиной, которой она была, к той, которой она должна стать. Это стоило ей всех ее сбережений (вплоть до того, что теперь придется занять денег у отца, чтобы внести залог за квартиру), но Сидни не жаль ни единого цента.
Мистер Кавалли паркует машину, немного не доезжая до отеля. Может, он ожидает, что она пригласит его к себе? Но нет, он ни за что не поставил бы ее в такое неловкое положение.
Он наклоняется к Сидни, и она подставляет ему щеку. Мистер Кавалли искусно превращает поцелуй в его европейскую разновидность — легкое касание губами обеих щек.
— Завтра я уезжаю в Лондон, — говорит мистер Кавалли.
— А я уезжаю в свою жизнь, — смеется Сидни.
Он дает ей свою карточку.