– Это все равно как доверительность между врачом и пациентом, – уверял он. – Так что ничего не бойтесь и сообщите нам, с кем и где вы бывали еще. Люди порой боятся признаться, где или с кем они бывали, – хотят, чтобы это оставалось в тайне. Но обещаю, мы в Радиационном контроле обязуемся всецело оправдать ваше доверие.
– Вы на что намекаете?
– Ровным счетом ни на что. Но мы обязаны проверить каждый контакт.
– Значит, так же, как с теми, кто мог подхватить венерическую болезнь? Проверить все связи, как у какой-нибудь шлюхи, и установить, сколько человек она успела заразить?
Он был поражен и смущен.
– Ничего это не значит, – сказал он. – Опрашивать – моя работа. И ничего такого я не имел в виду.
– Надеюсь. Простите меня за подобный тон. От всего этого невольно чувствуешь себя виноватой и сгораешь от стыда только из-за того, что к кому-то прикоснулся. Ладно… вот вам верная наводка – Дейл Уэкслер, наш актер, наверняка что-нибудь подцепил… как-то вечером он пытался за мной приударить за кулисами.
Чемберлен кивнул и сделал себе пометку.
– Хорошо, об этом, как я сказал, никто не узнает. Вашему мужу мы тоже ничего не скажем.
– Черт бы вас побрал! Да мне без разницы, узнает он или нет. Мне нечего скрывать. Когда вы так говорите, я чувствую себя виноватой за то, чего не делала. Можете раструбить об этом по всем воскресным газетам, мне все равно.
Однако, когда они высадили Карен у ее дома, она чувствовала, что лицо у нее горит от стыда.
Август
Карен собиралась сказать ему, что беременна еще до того, как поссорилась со своими родителями. Зная, что они вернулись из Калифорнии еще неделю назад, она, однако же, выразила приятное удивление, когда мать позвонила ей в субботу и предупредила, что они с отцом хотят проведать ее сегодня вечером. Никаких обедов, заверила мать, мы только на минутку. И, как бы между прочим, она спросила, что значат все эти слухи насчет радиоактивности? Неужели?..
Никакой опасности нет, заверила ее Карен. Дом осмотрели самым тщательным образом. Радиоактивной пыли нет и в помине.
Когда она сообщила Барни, что они скоро приедут, он хватил кулаком одной руки по ладони другой.
– Боже мой, они в обход суда засылают к нам старика Брэдли, чтобы тот нас обработал. Решили договориться с нами через твоего папашу.
– Он никогда не пошел бы на такое.
– О, да неужели? Или, может, я ошибаюсь? Да он за милую душу упек бы нас в тюрягу, лишь бы поладить с «Нэшнл-Моторс». Если я не прав, охотно попрошу у него прощения. А сам я готов простить его за всех вдов и сирот, которых он уговорил пойти очертя голову на мировую с ними, откажись он выступать на их стороне против нас. Так ведь справедливо?
– Ты всегда имел зуб на моих.
– Неправда. Я всегда уважал твоего отца… он человек с положением, люди его уважают. Когда я порвал со своими, то по дурости понадеялся, вдруг он и в самом деле станет относиться ко мне как к родному, не то что мой отец.
Но Карен его едва слушала: на мгновение ей показалось, что у нее внутри что-то зашевелилось, и она поднесла руку к животу. Рановато для шевелений. И все же она этого ждала. Хотя вида пока не показывала. Теперь же, когда у нее прошли симптомы лучевой болезни – они оказались более легкими, чем у него, – она всего лишь спокойно ждала. Даже не верится. Тепло. Как будто пузырьки воздуха рвутся наружу. Ей хотелось, чтобы он тоже это знал и так же спокойно ждал вместе с нею, но, скажи она ему прямо сейчас и возникни между ними ссора, он может использовать ее как повод не принимать ее родителей.
– Давай отложим этот разговор, – тихо предложила она. – Ты же не знаешь, зачем он хочет приехать и что собирается сказать. Так что не стоит горячиться загодя. Ложись и отдыхай, пока они не заявились.
Спокойствие, с которым она ушла от ссоры, приятно удивило его. Казалось, Карен стала увереннее в себе, хотя и скрывала это. Когда она села в кресло, Барни вдруг заметил, что она вернулась к жизни. Лицо помолодело, сыпи на шее как не бывало… но больше всего поражало спокойное, даже доброе выражение ее глаз.
– И что же сказала тебе мать? Может, происходит что-то, чего я не знаю?
Она нежно пожала его руку.
– Давай не будем сегодня ссориться. Я не хочу, чтобы они видели тебя слабым и измученным. Ложись и побереги силы.
Барни хотелось съязвить в ответ, но доброта Карен удержала его.
– И то верно. Поберегу голос на потом.
Наверху свет, косо пробивавшийся через окна спальни, резал ему глаза. Барни неуверенно шагнул вперед и задернул шторы. Лежа на спине в постели, он потянулся, тяжело вздохнул и попробовал угадать, что же она от него утаивает.
Его разбудил шум машины, остановившейся на въезде к дому. Барни с трудом сел, силясь совладать с головокружением и тошнотой. Они так мучили его, несмотря на короткие передышки, что он боялся спать. Цена пробуждения была ужасна. В темноте он нащупал ногами ботинки и заправил рубашку в брюки. Ему хотелось посмотреть, как Джейсон П. Брэдли переступит порог его дома, хотелось разглядеть в нем признаки страха и отвращения. Чета Брэдли станет их первыми гостями за последние три недели с лишним (с тех пор как к ним случайно заглянул ничего не подозревавший книжный торговец – он принялся распинаться о том, что каждой американской семье нужна энциклопедия из любви к детям, даже если их пока нет и они планируются в скором или отдаленном будущем, но Барни выставил его вон), и ему не терпелось увидеть их реакцию на случившееся. Он поднес руку к волосам, пригладил их назад и пожалел, что дал себе труд побриться. Ему хотелось выглядеть опустившимся. Ладно, пусть принимают таким, какой есть.
Когда Барни спустился, Карен была уже у двери – встречала у входа родителей. Джейсон П. Брэдли, высокий и сухопарый, несмотря на свои пятьдесят восемь, с волнистыми седыми волосами, держался важно, глядя на мир с высоты своего преуспеяния. Барни видел его редко, и то издали – на фоне книг, обшитых дубом стен и больших кожаных кресел в их доме в колониальном стиле. Он и сейчас выглядел так же, как всегда, словно притащил с собой ауру из книг и кожи.
Лаура Брэдли тоже выглядела неплохо: хотя она уже давно убрала морщины с шеи и подбородка – не без помощи пластической хирургии, на лице у нее было слишком много пудры и помады, как будто для того, чтобы ее было видно издалека. Она прибавила в весе, а когда сбросила на кресло платок, обнажились ее белые дряблые руки. И тем не менее от глаз Барни не ускользнуло, чтó Карен унаследовала от нее: черные волосы и зеленые глаза. Карен в свои пятьдесят наверняка выглядела бы точно так же, если бы жила той же беззаботной жизнью, что и ее мать.
Лаура Брэдли вошла осторожно, словно старалась не запачкать подол.
– О, солнышко мое родное! О, малышка моя, какой ужас тебе, наверно, пришлось пережить. Просто кошмар! Ты же не знаешь – когда Денис Энгстрем позвонил нам в Лос-Анджелес и рассказал, что случилось, мы чуть с ума не сошли. Джейсон рвался домой, но как раз тогда он занимался тем, что вводил того жалкого адвокатишку в курс дела по поводу всей этой кучи исков на компанию. Ужасный тип – под ногтями черно, ботинки вечно грязные, представляешь? Ну да ладно, теперь мы здесь. А вся эта новенькая мебель и шторы довольно милые. Должна сказать, мы искали твою сестрицу по последнему адресу, но ее уже простыл и след. А нового адреса она не оставила. Как сквозь землю провалилась – пропала бог весть куда. Уж очень не повезло ей с соседками – одна из них сказала нам, что она даже лежала в больнице. А когда вернулась за вещами, ее было не узнать. Ох, доченька моя! Та женщина сказала еще, что она обратилась в какую-то новую религию или что-то в этом роде. Представляешь? Наша Майра?
Барни хотел было сказать, что представляет, однако она тут же перешла на другую тему. Теща у него была такая шустрая.
– Ты должна рассказать нам все-все, – сказала она. – О, солнышко, у тебя такой усталый вид. Тебе больно? Джейсон, ты только посмотри!
Но Джейсон П. Брэдли смотрел на своего зятя. Подумав, он протянул ему руку. Барни почувствовал, какого усилия ему это стоило, и пришел в ярость.
– Лучше не надо, – проговорил он. – Радиоактивная пыль – штука непредсказуемая. Может быть где угодно. Так что не стоит рисковать.
– Какой ужас, Барни! – воскликнула Карен. – Не слушай его, папа. Наш дом проверили сверху донизу. Так что у нас все совершенно чисто.
– Если только они не занесли что-нибудь с улицы, – заметил Барни. – Зараза гуляет по всему Элджину, да будет вам известно, и все благодаря таким, как я.
Отец Карен смотрел на него совершенно невозмутимо, хотя по его исполненному горечи тону прекрасно понимал – им здесь не рады. Лаура Брэдли старалась сохранять хладнокровие, но, несмотря на все старания, принялась нервно озираться по сторонам.
– Смех, да и только, и ты это знаешь, – сказала Карен, настойчиво приглашая мать в столовую. – Не слушайте его. Он же художник, вот у него и разыгралось воображение. Папа, давай я тебе налью чего-нибудь.
Ее отец охотно согласился, однако он не смог удержаться и сказал-таки зятю свое веское слово:
– Все это пошло тебе во вред даже больше, чем ты думаешь, Барни. Развязности и ехидства тебе и раньше было не занимать, но сейчас ты переплюнул самого себя. Сходил бы лучше к психиатру.
– Что ж, пока я не могу себе этого позволить, – усмехнулся Барни. – Но если «Нэшнл-Моторс» прислала вас сюда с каким-нибудь заманчивым предложением, может, я и…
– Барни!
– Все хорошо, солнышко, – сказал Брэдли. – Вам обоим пришлось пережить нелегкое испытание.
– И в вашей жалости нам нет нужды!
– Речь не о жалости.
– Да бросьте, папочка, вы же прибыли сюда не с дружеским визитом? Давайте начистоту. Вас послал Энгрстрем, чтобы нас обработать, ведь так?
По смущенному лицу отца Карен все поняла.
– Папа!
– Энгстрем, да будет тебе известно, никуда меня не посылал. Он хотел прислать кого-нибудь другого. Но я сам вызвался с вами поговорить, потому что решил, пусть уж лучше вы услышите это от меня, чем от кого-то постороннего. Как бы то ни было, в ваших же интересах, да и в их тоже, поскорей все уладить.