— Тебе нужно поесть, — пробормотала она. Паша улыбнулся и покачал головой:
— Позже.
— Мы можем взять еду с собой.
Она не была скромницей. Она никогда не была скромницей, и ему это нравилось.
— Я возьму медовое печенье, — обронил он и, обойдя стол, потянул ее за руку. — Сначала я тебя буду кормить, — сказал он, беря со стола тарелку, наклонился и скользнул губами по ее губам. — А потом ты покормишь меня.
Она уже забыла, как умел он воспламенить ее одним словом или прикосновением, как, стоя рядом, заставлял трепетать, как стремилась она к нему всем своим существом и как в глубинах ее лона начинал пылать пожар. Она забыла об этом, потому что не хотела помнить, как страстно и самозабвенно она его желала.
— Сюда, пожалуйста. — Он слегка подтолкнул ее в сторону темной комнаты за их спинами. — После тебя у меня еще не было женщины.
Трикси округлила глаза. Паша усмехнулся:
— Как тебе это нравится?
Трикси подумала, что все же есть на свете волшебницы, раз ее тайные мечты были услышаны.
— В самом деле? — удивилась она, потому что в душе сомневалась в существовании фей.
— В самом деле.
— Большей радости ты не мог мне доставить, — прошептала Трикси.
— Я еще даже не начал доставлять тебе радость, — шепнул он в ответ.
Трикси обдало жаром. По спине побежали мурашки.
— Я сейчас кончу, — пролепетала она, сжимая ладони, чтобы унять в них дрожь.
— Не спеши, подожди меня. — Он склонил к ней голову и легонько потеребил зубами мочку ее уха. — Со мной тебе будет еще лучше.
— Не уверена, что дождусь, — прошелестел тихий, как выдох, ответ.
Либо прошло слишком много времени, подумала она, либо она слишком сильно его хотела.
Ее тон заставил Пашу поставить поднос на стол и подхватить Трикси на руки. Размашистым шагом он направился в темную комнату.
Ударом ноги открыл дверь в спальню и, даже не затворив ее, положил Трикси на залитую лунным светом кровать. Торопливо расстегнув брюки, он задрал ее юбки и, как был в сапогах и одежде, опустился сверху.
Они набросились друг на друга с неистовством одержимых. Накал страстей грозил обоих свести с ума, когда слились воедино их души и тела.
В одно мгновение они достигли апогея.
Тяжело и прерывисто дыша, они пребывали в мерцающем забвении, и их тела все еще сотрясали последствия пережитой бури, а мысли витали в блаженстве экстаза.
Его волосы щекотали ей лицо. Паша лежал на ней, опираясь на локти, и думал, что теперь, когда горячка животной охоты прошла, ему не следовало бы прикасаться к ней одеждой, в которой он сражался на полях войны.
Он попытался встать, но руки Трикси его удержали.
— Моя одежда, — обронил он. — Она грязная…
— Мне все равно.
— Позволь мне раздеться, — прошептал см и, наклонившись, поцеловал ее. — Это займет секунду, не больше.
— Секунду? Паша улыбнулся:
— Смотри. Она хмыкнула:
— Тогда другое дело.
— Мне нужно помыться.
Он осторожно слез, стараясь не испачкать сапогами одеяла.
— Ты можешь помыться, если я смогу ждать.
— Ты можешь искупаться со мной.
Он быстро снял куртку и бросил ее на пол.
— Потом.
— Совсем забыл, что ты нетерпеливая.
— Ну так поторопись.
Она стягивала с себя платье.
Он расстегивал жилет, и вдруг его пальцы застыли.
— И многих мужчин ты просила поторопиться?
— Ни одного, если угодно.
— Женщина с твоими аппетитами? — Паша недоверчиво взглянул на нее.
— Если ты при твоем образе жизни соблюдал целибат, — возразила она, стягивая сорочку, — почему же я не могла?
— Что-то не верится.
— В таком случае мы оба друг другу не доверяем, — заметила Трикси. — Трудно представить, чтобы такой мужчина, как ты, воздерживался от секса. Особенно если вспомнить женский гарем, с которым ты сегодня явился. Сомневаюсь, что ты собирался обсуждать с дамами Платона.
Трикси сбросила туфли.
— Их привез Макрияннис, — ответил Паша. Он флиртовал с женщинами из гарема в силу привычки, интереса они у него не вызывали. — Я поймал себя на том, что ты владеешь всеми моими помыслами.
— А я очень рада, что ты не развлекался с женщинами из гарема.
— Я счастлив, что ты проделала такой путь, желая меня увидеть.
— В таком случае возвращайся в постель.
В воздух взвились шелковые змеи ее чулок.
— Не прикидывайся скромницей, — сказал он с широкой улыбкой и снял рубашку.
— Тебе не нравятся скромницы?
— Мне нравишься ты.
Его признание тронуло ее до глубины души. И она подумала, что если у них с Пашей есть будущее, то она могла бы позволить себе его полюбить. Но Трикси прогнала прочь мечты, лишь сказала:
— Я тоже люблю заниматься с тобой любовью. Тебе нужна помощь?
— Потерпи еще немного, дорогая. — Он взял с умывальника кувшин с водой и вышел на балкон, чтобы облиться, затем насухо вытерся полотенцем и вернулся в кровать.
— Так чуточку лучше, — обронил он, вытянувшись рядом на спине.
— Ты само совершенство, — прошептала Трикси, повернувшись на бок, и провела ладонью по его гладкому торсу.
— Я, наверное, в раю, — произнес он нежно. — Почему ты не приехала раньше? — На его губах заиграла улыбка.
— Потому что не знала, что ты этого хочешь.
— Мне следовало написать.
Паше вдруг показалось странным, что он этого не сделал. Он привлек Трикси к себе.
— Теперь нет нужды писать, — с наигранной беспечностью сказала она, предпочитая не выдавать всей глубины владевших ею чувств.
— Так и вправду лучше, — согласился он.
— Для нас обоих, — прошептала она, прильнув к нему. — Не сочтешь ли ты меня чересчур нахальной, если я…
— Хочешь испытать еще один оргазм? — протянул он с ленивой улыбкой.
— Была бы счастлива. — Трикси потерлась бедром о его мужское достоинство. — По-моему, он тоже не против.
— Почему бы нам не найти ему должное применение? — спросил Паша, когда она оседлала его.
Той ночью они занимались любовью с особым чувством, ощутив в полной мере существовавшую между ними физическую гармонию, испытывая потребность утолить неукротимую, первобытную страсть. За долгое время воздержания их эмоции обострились до предела.
Война и жестокая резня заставили Пашу задуматься о том, что он смертен, и о возникшей между ними духовной близости.
Трикси раньше не представляла, как многое он значит для нее, как трепетны ее чувства, какую радость вносит он в ее жизнь. Она испытывала блаженство и в то же время страх.
Но в ту ночь радость и наслаждение взяли верх над остальными эмоциями.
И Трикси призналась, что любит его.
Позднее, очарованный, околдованный, бесшабашный и безрассудный от обуревавших его чувств, Паша вдруг спросил:
— А ты хотела бы родить еще одного ребенка?
Его слова пробудили давно дремавшее в ней желание, и ее тело тотчас распахнулось ему навстречу.
— Да, — прошептала она, все еще пребывая в истоме после многих часов, проведенных в любовной утехе. — Да, да… — повторила она с такой страстью, что ее признание ранило ему сердце.
Но Паша мешкал. Поставленный им вопрос противоречил всем его принципам и ценностям, и в голове прозвучал набат тревоги.
Но она лежала под ним теплая, жаркая, податливая, и призрак смерти, постоянно являвшийся ему, напомнил, что завтра его могут убить. «Сегодня», — поправил он себя, взглянув на убывающую луну. Скоро они выступят в поход.
— Ты уверена? — спросил он с сомнением.
Трикси приподняла голову, чтобы поцеловать его, и ее теплое дыхание коснулось его губ.
— Уверена.
— Но это может и не произойти.
Спасительная соломинка для сознания, нерешительности и колебания.
— Или, наоборот, произойти.
Она вдруг испугалась, что никогда больше не увидит его.
— Я скоро уеду.
Время бежало, как песок сквозь пальцы, поставив на чашу весов его жизнь.
— Возвращайся ко мне, — прошептала Трикси и, погладив его лицо, отвела за ухо непослушную прядь его волос.
— Все в руках Господних, — тихо отозвался он. Лунный свет заливал комнату серебристым сиянием, прохладный ночной воздух приносил запахи моря. — Если будет ребенок, а я не вернусь… — сказал Паша, понимая, что должен это сказать, какими бы призрачными ни были взятые им на себя обязательства.
— Молчи! — Она не дала ему договорить, ее глаза тревожно блеснули.
— Каждому отмерен свой срок, — возразил Паша мягко. — Я хочу, чтобы моя семья знала об этом. Я оставлю записку, но ты непременно им скажи…
— Пожалуйста, прошу тебя… не говори так.
— Больше не буду. — Он улыбнулся. — Лучше поцелуй меня, а утром придумаем для ребенка имя.
Глава 10
Проснувшись еще затемно, Паша осторожно, чтобы не разбудить Трикси, вылез из постели. Перед отъездом он должен был принять меры по ее безопасности. Их отряд получил приказ охранять обоз с провиантом, следовавший из Триполицы в Навплион, в котором перевозили зерно нового урожая в другое, более безопасное место, что было жизненно важно для боеспособности армии. До отъезда оставалось всего несколько часов.
Едва Паша вышел в гостиную, как тут же появился Жюль с чашкой кофе в руке.
— Ты спас мне жизнь, — поблагодарил Паша, принимая чашку.
— Я приготовил вам одежду, месье, — спокойно заявил Жюль. — И ваша ванна готова.
— Ты стоишь целого состояния, Жюль, — улыбнулся ему Паша. — Почему не просишь добавки?
— Вы достаточно платите мне, месье. — Банковский счет Жюля позволял ему безбедно содержать всю свою семью, проживавшую в Нормандии. — Я взял на себя смелость упаковать ваши седельные мешки.
— А бренди не нашел?
— Я принес ящик из вашего подвала, месье. В седельные сумки положил три серебряные фляги с бренди.
— Достаточно, чтобы перенести тяготы трудного пути. Сегодня поутру нам нужно нестись во весь опор в Триполицу. — Выпив кофе, Паша поставил чашку на стол. — Леди Гросвенор должна уехать в монастырь Святого Ильи еще до моего отъезда. Позаботься, чтобы ее вещи были упакованы, — распорядился Паша, входя в белую мраморную ванну. Взяв поданное Жюлем мыло, он с наслаждением погрузился в теплую воду. — Проклятые турки не дают нам покоя. Я бы не отказался от пары дней отдыха.