– С вами все хорошо?
Клеменс Эбнер в желтом свитере и нелепо сидевших на нем бежевых брюках встал на колени рядом с трясущейся девушкой из Вьетнама и повторил вопрос:
– Мисс? Мэм? С вами все хорошо?
Стоявшая у него за спиной прямая и чопорная Роми Эбнер, одетая во что-то черно-синее, воскликнула:
– Немедленно отойди от нее, Клем!
Я посмотрела замутненным взглядом Тринх Дью Ма в глаза единственного мужчины в мире, которому оказалась не безразлична, и увидела, как он красив. Я влюбилась в него с первого взгляда.
Двумя неделями позже я постучала в тяжелую черную дверь их венской квартиры, придя туда на крепких, натруженных, обутых в сандалии ногах местного почтальона и сказала:
– Вам заказное письмо!
Дверь открыла Роми Эбнер, и, пока она расписывалась в получении, я поймала ее за руку и совершила прыжок.
Глава 35
В теле Натана Койла я сидела в самом темном углу самого маленького кафе в Вене и ела кусок лимонного торта с вишенкой наверху, а Клеменс потягивал кофе из крошечной чашечки и изо всех сил пытался не смотреть на меня пристальным взглядом, но у него ничего не получалось.
– Как могло случиться, что ты оказалась в нем? – спросил он как можно тише, чтобы не слышали клиенты, расположившиеся рядом на обед. – Как ты стала этим мужчиной?
В каждой морщинке в уголках его глаз читалась неприязнь, а в голосе звучала почти откровенная ненависть. Я пожала плечами, взяв на кончик вилки кусочек торта, и постаралась не воспринимать его отношение как нечто направленное против меня лично.
– Он сам разыскал меня, – ответила я. – Если не ошибаюсь, ты уже с ним встречался?
– Этот тип явился в магазин, расспрашивая о тебе, – проворчал он, по капле отпивая эспрессо. – Причем его интересовали не твое имя и не описание твоего… твоих способностей. Он знал, что у моей жены случались провалы в памяти – несколько дней тогда, еще несколько дней в другое время, – и он спросил, не происходило ли такого же со мной.
– И что ты ему сказал?
– Сказал, что не происходило.
– А что сообщил о своей жене?
Клеменс улыбнулся, но сразу же снова нахмурился – радость и чувство вины поочередно промелькнули в его чертах.
– Я сказал ему, что с ней все в полном порядке, хотя она не помнит, чем занималась, например, вчера. Сказал, что мы с ней несколько раз посещали врача, но он не нашел у нее никаких отклонений от нормы, а потому ее состояние не слишком меня тревожит.
– И его… то есть меня, – усмехнулась я, – удовлетворил такой ответ?
– Ты ничем не выдала своих чувств. Вот твоя партнерша отнеслась к моим словам с явным недоверием.
– Моя партнерша? Элис?
– Да, так она представилась.
– Как она выглядела?
Он сдунул тонкую струйку пара над своей чашечкой и задумался.
– Она говорила по-немецки с берлинским акцентом, ей нравилось командовать. Вела себя по-мужски, очень жестко, очень самодовольно. Много общалась по своему мобильному телефону, делала записи, снимала на фотоаппарат, хотя я просил не делать этого. Короткие светлые волосы. Она хотела быть круче всех, кто находился рядом. А мне показалось, что именно в этом ее слабость – в желании казаться сильной.
– А разве это не взаимоисключающие черты – женственность и жесткость? – спросила я, и, к моему удивлению и тайной радости, Клеменс покраснел. У него была особая манера краснеть, очень меня привлекавшая. Это начиналось с нижней части шеи, а потом румянец поднимался до уровня ушей.
– Нет, – пробормотал он, – вовсе нет… Мне просто показалось, что она слишком старалась выглядеть… выглядеть той, кем ей было не обязательно казаться.
Я снова усмехнулась и едва сдержала желание положить ладонь поверх его руки. Наши глаза встретились, но он тут же отвел взгляд, устремив его в оставшуюся на донышке чашки кофейную гущу.
– Она оставила мне свою визитную карточку. Электронный адрес, номер телефона. Тебе это поможет?
– Да. О боже, да конечно же! Это как раз то, что мне нужно.
– Тогда забирай. Только используй… во благо.
На визитке было всего три строчки – адрес электронной почты, телефонный номер и имя: Элис Майр. Клеменс достал ее из бумажника, где хранил десятки таких же бесполезных для него карточек и членских билетов обществ, куда когда-то вступил, но уже совершенно забыл об этом. Когда он передал мне визитку, наши пальцы соприкоснулись. Мне хотелось продлить мгновение, но он застенчиво отдернул руку.
– Это… так неожиданно, – промямлил он.
– Извини. Я не думала, что мы встретимся подобным образом.
– Ничего… Я же знаю, что это ты. У тебя должны быть свои резоны. Этот мужчина… Этот тип, в которого ты превратилась… Он причинил тебе боль?
– Да.
– Я так и думал, – прошептал он. – Ты никогда не делаешь ничего, не имея на то особых причин.
– Он убил… близкого мне человека.
– Соболезную.
– Но его целью была я сама.
– Почему?
– Так порой происходит, – ответила я. – Каждые несколько десятилетий находится кто-то, кому становится известно о нашем существовании. Они понимают, на что мы способны, и пугаются. Но на этот раз все иначе.
– В чем же разница?
– На этот раз отдали приказ убить не только меня, но и реальную хозяйку моего тела. Такого никогда не случалось прежде. Та женщина была совершенно ни в чем не повинна. Я сделала ей предложение, и она его приняла. Но теперь она мертва, а люди, охотящиеся на меня, нагородили лжи, чтобы оправдать ее убийство.
Он отклонился подальше от меня, сам, видимо, этого не заметив. Мое лицо принадлежало убийце, и он знал, что разговаривает не с ним, но у нормальных людей порой срабатывают чисто инстинктивные реакции.
– Что ты будешь делать?
– Найду убийцу Жозефины. Это тело спустило курок и заслуживает… Но оно всего лишь выполняло приказ. Кто-то другой решил, что она должна умереть. И я хочу узнать почему. Хочу узнать подлинную причину.
– А что потом?
Мы оба замолчали. Я улыбнулась, но моя улыбка не ободрила его.
– Еще кофе?
– Нет, спасибо.
Его взгляд не отрывался от кофейной гущи, по которой он пытался прочесть будущее.
– Как твоя жена?
Он кинул на меня быстрый взгляд, но потом снова отвел глаза в сторону.
– Хорошо. Даже очень. Все время занята. Всегда находит для себя дело.
– А ты… счастлив?
Снова беглый взгляд, секундное замешательство, пропавшее так же быстро, как и появилось.
– Да, – тихо ответил он. – Мы оба вполне счастливы.
– Рада слышать.
– А ты сама? – спросил он. – Ты счастлива?
Я задумалась, а потом невольно рассмеялась:
– Если принять во внимание все обстоятельства… Нет. Совсем нет.
– Жаль… Сочувствую. Кстати, как мне к тебе обращаться?
– Сейчас меня зовут Натан.
– Что ж, постараюсь не забыть. Это твое имя или?.. – Чуть заметный жест в сторону моего тела.
– Нет, оно принадлежит ему, – ответила я. – Свое собственное имя я потеряла очень и очень давно.
Клеменс Эбнер.
Если отвлечься от его усталого вида, поникших плеч и утраченных им иллюзий, его очень легко полюбить. Он так бесхитростно умеет привязаться к человеку, так терпелив и верен тебе, что его действительно легко полюбить, но любовь с его стороны многие воспринимали как должное, ничего не давая ему взамен.
Я впервые пришла к нему в теле его жены. Разумеется, я сначала изучила обстановку, потому что если у меня и есть талант, то это талант «агента по недвижимости», и я знала, с какого места начать жизнь чужого мне человека, как играть в нее, словно играешь в «Монополию», где все ненастоящее, включая даже деньги. В первый же вечер по превращении в Роми Эбнер я предложила пойти куда-нибудь поужинать. Например, в тайский ресторан.
Клеменс Эбнер обожал тайскую кухню, и мы заказали огромное блюдо острой ароматной еды: утку, тушенную с орешками кешью, рис в кокосовом молоке, зажаренные до хруста креветки, рисовую лапшу, тофу, приготовленный на пару с подложкой из чеснока и грибов. Когда мы покончили с ужином, я сказала: пойдем, скоро в зале за углом начнется концерт. Играли Брамса, и под звуки скрипок я держала его за руку.
Дома мы лежали рядом в темноте на скрипучей кровати, а потом занялись любовью, как два подростка, которые только сейчас поняли, на что способна их плоть.
Утром, держа меня в объятиях, он заявил:
– Ты – не моя жена.
– Разумеется, я твоя жена, – воскликнула я, ощутив, как сердце заколотилось в груди. – Не говори глупостей!
– Нет, – возразил он. – Моя жена ненавидит все, что я люблю. Только она достойна любви. А сексом мы занимаемся исключительно для моего удовлетворения, потому что для нее физическая близость – это грязь, секс порочен, и лишь из-за слабости мужчин женщинам приходится идти на такое. Ты – женщина, лежащая сейчас в моих объятиях, – не можешь быть моей женой. Так кто же ты?
И я сама себе поразилась, когда во всем призналась ему.
Я – не Роми Эбнер. Я – не Натан Койл. Я – не Тринх Дью Ма, рыдавшая на плече отца как раз в тот момент, когда я с большим облегчением покидала ее тело. Я – не Жозефина Цебула, труп которой лежит в турецком морге, не аль-Муаллим, потерявшийся где-то на берегах Нила, и не пустоглазая девочка в маленьком городке в Южной Словакии со шрамами на руках и наркотиками в венах: давай займемся чем-нибудь чуть более замысловатым?
Раз в несколько лет я возвращаюсь к Клеменсу Эбнеру и к его жене, которую он никогда не бросит, и пару ночей (желательно в выходные, чтобы у него не было никаких обязательств) он с наслаждением предается адюльтеру в объятиях собственной супруги. И мы совершаем речные прогулки, катаемся на колесе обозрения – то есть ведем себя как типичные туристы, бродим рука об руку, пока мне не приходится исчезнуть, а ему остается лишь любить тело, которое я оставляю после себя.
Если верить моему досье, то я – Кеплер.
Что ж, меня и это устраивает.