Элис Майр. Как хорошо снова стать кем-то, тебе уже знакомым! На мне лежал слабевший с каждой секундой Юджин, которого сзади оттаскивал один из его коллег. Я сжала руку в кулак и, собрав всю силу, врезала ему в лицо, почувствовав, как от удара сломался хрящ носа. Его тело окончательно поникло. Я спихнула его с себя, и он откатился вместе с мужчиной, крепко вцепившимся в него сзади. Я незаметно вернула шлем на своей голове в нужное положение и, когда единственный незнакомый мне человек отпустил тело Юджина, встала на ноги и выкрикнула:
– Помоги ему! Бога ради, помоги ему!
Мужчина посмотрел на меня, потом на Юджина, распростертого на полу. Он явно изучал мой костюм, перепачканный кровью Юджина, но не видел ни малейших повреждений.
– Это теперь в нем! – пронзительно воскликнула я, даже не подозревая, на какой визг мог сорваться мой голос. – Помоги ему!
Если бы у него была возможность присмотреться повнимательней, он, вероятно, понял бы, где именно мой палец проник под шлем Элис и коснулся ее кожи. А быть может, и не понял бы – слишком густо все было замазано кровью.
Он тоже поднялся на ноги, подбежал к двери, высунул голову в коридор и воззвал басом:
– Помогите! Помогите нам кто-нибудь!
И это «нам» включало теперь меня.
Глава 52
Восточный Берлин. Есть много примет, подсказывающих, что вы пересекли невидимую теперь границу между западной и восточной частью города. Деревья ниже, улицы прямее, здания намного новее. Но все это внешние признаки, а в качестве внутренних нет ничего лучше, чем оказаться внутри промышленного здания без окон, на стене которого написаны несмываемые слова: УВЕРЕНЫ В НАШЕЙ СИЛЕ!
Капитализм безгранично самоуверен и потому не нуждается в наглядных напоминаниях о своей силе, в каких испытывал нужду социализм.
Топот ног, бегущие люди, громкие голоса. «Отойди в сторону, укройся», – велела я себе.
Группа медиков в костюмах химической защиты стоит на коленях вокруг Юджина. Волнение достигает предела. Даже визор шлема чуть запотевает. Я вжимаюсь в стену, с ужасом ожидая момента, когда кто-то назовет пароль, требующий отзыва, или элементарно обратится ко мне, используя мое истинное имя. Мне нужно избавиться от этого костюма. Мне необходима другая кожа.
К горлу неудержимо подкатывает рвота. Я сгибаюсь почти пополам, прижав руки к животу, и издаю звуки, какие вырываются у женщины, которую в любой момент может стошнить. Вида чужой тошноты зачастую достаточно, чтобы аналогичные позывы почувствовали те, кто на вас смотрит. Люди расступаются передо мной, когда я на нетвердых ногах выхожу в коридор.
Они пока еще думают, что я нахожусь в теле Юджина. И пусть верят в это как можно дольше. Если мне повезет, Юджин очнется еще не скоро. Если не повезет, в какую-нибудь светлую голову придет мысль просмотреть последние тридцать секунд записи с камеры внутреннего наблюдения. Они заметят момент, когда я коснулась шеи Элис кончиком пальца, и мне конец. В любом случае время становится важнейшим из факторов.
Я удаляюсь от клетки, ухожу от скопления людей в глубь здания. Видимо, когда-то здесь была фабрика. За тяжелыми стальными дверями располагаются бетонные цеха, где ненужные теперь трубы вентиляции свисают с потолка, как лианы в джунглях. Большинство помещений пустует, но в некоторых установили компьютеры, подставки под серверы и системы охлаждения для сложного переплетения ничем не прикрытых меди и кремния. Здесь работало большинство сотрудников этой организации, чем бы она ни занималась. Некоторые были в костюмах, кое-кто даже при галстуке, но многие в простых джинсах и мокасинах. Никто не был вооружен, хотя за одной из дверей стоял набор прочно запертых на замки стальных ящиков, содержимое которых, как не составляло труда догадаться, представляло собой нечто гораздо более опасное, нежели оборудование для подсветки танцпола дискотеки. Я держусь от людей подальше, низко склоняю голову, руки держу у живота – женщине срочно нужно в туалет. Видно, что у меня выдался тяжелый денек, и разговаривать со мной – значит нарываться на грубость. Я насчитала семнадцать незнакомых мне людей к тому времени, когда нашла никак не помеченную дверь женской уборной. Восемнадцатой стала женщина, которая вышла из единственной грязноватой кабинки. Увидев меня, она улыбнулась и спросила:
– С вами все хорошо, милая?
Я поспешила занять кабинку. Никогда не вступай в разговоры, если в этом не возникает абсолютно неизбежной необходимости. Я оставила при Элис Майр нечто очень важное. Встав на колени перед покрытым оранжевыми пятнами унитазом, я сунула два пальца в рот.
Любой, кто утверждает, что искусственно вызванная рвота может иметь лечебный эффект, лжет. Мне потребовалось четыре попытки, прежде чем мое тело преодолело стадию напрасных потуг и спазмов, перейдя к нужному мне сейчас делу – рвоте. Покончив с ним, я села на унитаз вся в поту и до крайности утомленная, вцепившись руками в стульчак, и постаралась привести дыхание в норму. Потом, когда мне удалось собрать волю в кулак, чтобы посмотреть, я заметила плавающим среди липкой полупереваренной пищи, поглощенной мною за сегодняшний день, включая гамбургер из «Макдоналдса», вторую флеш-карту Сперматозавтра 13.
Призраки ленивы. Но не глупы.
Я сняла шлем и перчатки. Под костюмом у меня оказалась обыкновенная футболка и пара черных лосин в обтяжку. Не идеальный цивильный костюм, но зато нигде не было видно пятен крови Юджина.
Я шла по зданию. Улыбалась незнакомцам, раскланивалась с теми, кто раскланивался со мной, но большую часть времени старалась не смотреть по сторонам, уперев взгляд в пол. Поэтому, когда меня неожиданно остановил мужчина с карандашом за ухом, ухватив за руку и спросив, что там стряслось с Кеплер – до них дошли слухи о каких-то осложнениях, – я вздрогнула и инстинктивно чуть не совершила прыжок. Но удержалась и ответила: там полный порядок, все под контролем. И пошла дальше.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти стоявший без присмотра компьютер. Я случайно вошла в пустовавший кабинет, пожалев, что дверь не запирается изнутри. Все здесь казалось временным. Невзрачные рабочие столы для компьютеров, ни картинки, ни записки на самоклеящейся бумаге по стенам – ни следа обычных мелочей, какими люди окружают себя на рабочих местах. Компьютеры были достаточно новыми, чтобы выполнять свою работу, но им явно не хватало оперативной памяти, о чем они напоминали звуками, напоминавшими писк голодных щенков. Даже не пытаясь вводить пароль, я сунула флешку Йоханнеса (предварительно стерев с нее последние следы рвоты) в один из разъемов ю-эс-би ближайшего к входу компьютера и долго ждала, постукивая пальцами по столу, пока по дисплею пробегали строчки непостижимых для меня кодов. Лучшее, что я могла сделать с технологиями Сперматозавра, – это позволить дать им работать самостоятельно.
Как и все остальные столы в комнате, этот тоже оказался совершенно пуст – ни старого журнала, ни огрызка бутерброда, чтобы место не напоминало съемочную площадку малобюджетного фильма. Мне даже стало казаться, что, если толкнуть посильнее стену, она окажется фанерной и упадет, открыв взгляду камеру и прочее съемочное оборудование, а также толпу зрителей, всегда собирающихся, чтобы поглазеть на нечто интересное…
Мне вдруг вспомнился день, когда меня пытались сжечь заживо, и Юджин, избивавший меня, потому что ему так хотелось, а вовсе не из желания узнать, где Койл. Всем наплевать, где Койл.
Компьютер вдруг заработал. Причем на экране не появилось красивой иконки или другого фирменного знака Йоханнеса, какими он любил подчеркнуть свое блестящее мастерство. Просто машина, защищенная паролем, лишилась своей защиты. Загрузился почтовый ящик, сообщая, что компьютер принадлежал некоему П. Л. Тренту и из всех возможных функций, которые можно было выполнять в этой сугубо секретной организации, ему досталась должность финансового директора. Что ж, даже тайные сообщества наемных убийц, как можно предположить, нуждаются хотя бы в бухгалтере.
Я скопировала данные за последние двенадцать месяцев прямо на флешку Йоханнеса, а потом стала загружать файлы с жесткого диска. Пока тянулся этот процесс, я бегло просмотрела входящие сообщения П. Л. Трента, с раздражением обнаружив, сколько слов они тратили на споры по поводу превышения лимита командировочных или покупки чернильных картриджей для принтера. Но только одно имя мелькало достаточно часто, чтобы я обратила на него особое внимание: Водолей. Контракты Водолея ведут к росту расходов на медицинские страховки. Водолей избавился от привычки покупать в ходе выполнения заданий еду, стоимость которой превышает пять евро. Водолею нравится убивать призраков.
Бухгалтерия скучна. Но она может быть важной и познавательной. Я вытащила флешку из разъема как раз в тот момент, когда по зданию разнесся сигнал общей тревоги. Кто-то где-то нажал на кнопку, повернул тумблер или потянул за шнур – словом, совершил одно из действий, к которым люди, занимающиеся подобными делами, прибегают, если понимают, что возникла опасность. Возможно, кому-то наконец пришло в голову просмотреть запись с камеры. А быть может, Юджин пришел в себя, зная отзыв на пароль «Леонт». И когда доктор спросил его, кто стал последним человеком, которого он видел, ответил: «Элис».
Самое время уходить отсюда.
Глава 53
Распространено мнение, что призраки дурно обращаются с телами, которые одалживают. Мы пользуемся ими с жадностью. Устраиваем себе праздники, пируем, наслаждаемся. Тратим деньги, которые нам не принадлежат, спим то с мужчинами, то с женщинами, а когда подходит время, кости стареют, а кожа покрывается морщинами, мы просто движемся дальше, оставляя за собой опустошенную плоть.
В обычных обстоятельствах я считаю себя личностью гораздо более благородной, чем обычный призрак. Но сейчас обстоятельства оказались далеки от обычных.
Сигнал тревоги, напоминающий автомобильный клаксон, доносился из черных громкоговорителей, которые в былые времена служили, вероятно, для трансляции речей, вдохновлявших рабочий класс на новые свершения. Но сейчас это были гудки, возвещавшие об опасности, причем такие громкие, что мои барабанные перепонки с трудом их выдерживали, когда я двигалась – не быстро, но и не слишком медленно – посреди воцарившейся паники. Вероятно, у них существовали правила поведения в чрезвычайных ситуациях, но, поскольку мне они были неведомы, снова приходилось рассчитывать только на грубую силу и удачу.