– А могу я заплатить прямо на месте?
Но ведь я – живое воплощение бюрократии, стоящей на страже интересов законопослушных парижан.
– Нет! И вам придется уехать отсюда!
– Но вы же меня уже оштрафовали!
– Уезжайте! – Я уже почти кричала на него. – Или я вызову обычную полицию.
Я отстаиваю правила парковки. И гнев мой страшен. Он уехал.
Микроавтобус убрался от края тротуара, а я вразвалочку пошла дальше. За углом я нырнула в ближайший открытый магазин и схватила за руку первого попавшегося человека. Я обнаружила, что мое лицо теперь все в прыщах, а особенно болезненный торчит над левой бровью, но выбирать уже не приходилось – каждая секунда была дорога, и я вернулась туда, откуда явилась.
Я вошла в ресторан, где всего несколько минут назад солидная пожилая дама в бриллиантах поедала устриц под аппетитным соусом, направилась к столику Янус и воскликнула:
– Мсье Петрэн! Морган умер!
Янус, державший ногу соседки тесно прижатой к своему бедру, вскинул взгляд, в котором недоумение боролось с раздражением, но потом профессионализм призрака окончательно проснулся в нем.
– Морган? Какой ужас!
Призраки лгут. Только так мы порой можем спасти друг друга.
– Меня послали, чтобы вызвать вас как можно скорее!
– Да, понимаю, – пробормотал Петрэн, проведя пальцем по краю пачки купюр в пятьдесят евро каждая. – Ясное дело, что они вас послали.
– Морган? – переспросила женщина, все еще жарко прижимавшаяся к нему. – Кто такой Морган?
– Мой добрый друг Морган, – ответил он – теперь уже быстро и без раздумий. – Как это случилось? – обратился он ко мне, все еще мусоля пальцами деньги.
– Легкие подвели, – ответила я. – Помните, доктора предсказывали, что Моргану не дожить до пятидесяти? Вы можете прийти?
Только теперь, находясь не в самом ясном состоянии ума, Янус все поняла.
– Разумеется, – ответил Петрэн. – Конечно же! Позвольте мне только расплатиться, и я последую за вами.
Три минуты спустя, когда мы быстро шли по узкой парижской улочке, Янус спросила:
– Кто ты такой?
– Ты многих призраков успела познакомить с Морганом?
– Тогда что ты здесь делаешь? – прошипела она.
– Нам нужно где-то замешаться в толпу. Переключиться. Нам обеим.
– Зачем? Я ведь только что переместилась…
– За тобой следят. Организация под названием «Водолей» идет за тобой по пятам. Они провели цепочку от мадам Осако через уборщицу до Петрэна. Я сделала то же самое. И пока выиграла для нас всего несколько минут, не более того.
Ухмылка в уголке рта:
– С чего вдруг такая забота?
– Они уже убили Гекубу, Куаньин и других. Меня они зовут Кеплер. У них на тебя толстенное досье. Их досье на меня – сплошная ложь, а их дело на Галилео – фальшивка.
– Кто такой Галилео?
– Майами. Это Галилео убивал нас. Идем же, нам нужно скрыться в толпе.
Глава 63
Я вспоминаю Майами. Ноябрь 2001 года. Досье Галилео за тот период описывает его как красивую женщину с каштановыми волосами, которая не нуждалась в каблуках, чтобы быть высокой, как и в губной помаде, чтобы соблазнять. Кем она была, где она была – этого я не знала, но она оставалась, по сути, одним и тем же существом, где бы ни находилась.
Стояла не по сезону прохладная погода. Я даже стала надевать легкие льняные пиджачки перед выходом на улицу, а на пляже отдыхающие замерзали настолько, что снисходили до разговоров друг с другом, а не лежали, по обыкновению, пластом, молча поглощая жаркие солнечные лучи и тепло, исходившее от песка Флориды.
Я была Карлой Эрнандес, окружным прокурором, и взяла на себя эту миссию в основном ради квартиры. С четырнадцатого этажа жилой башни в Майами мне открывался панорамный вид на весь город. Зеленый всполох Олеты справа, пляж всего в пятнадцати минутах ходьбы. А еще меня радовало отделанное черным мрамором джакузи в ванной комнате. За все это платили те самые криминальные группировки, против которых я вроде как должна была бороться.
Внезапно передача почти всех моих сбережений благотворительным организациям, поддерживавшим семьи жертв преступников, несказанно поразила моего (насквозь коррумпированного и потому уволенного) бухгалтера, а мне принесла поток приглашений на ужины от людей, откровенно желавших поживиться за счет нахлынувшей на меня страсти к филантропии. Деньги покупают друзей порой даже в самых порядочных слоях общества.
Я постепенно привыкала к новому телу и создавала себе несколько другой образ жизни – рассталась с несколькими бывшими подругами Эрнандес, сменила номер телефона, порой стала выпивать с незнакомцами в барах, бегала трусцой вдоль пляжа, делала мелкие подарки консьержу. Словом, уже почти обжилась, когда вдруг услышала голос:
– Я просто в восторге от того, в кого ты теперь внедрилась.
Это могла быть только Янус. Никто другой не очищал зубы до такой невероятной белизны. Никто другой не осмелился бы приклеить настолько длинные накладные лакированные ногти, надеть платье с ужасающе глубоким декольте и нацепить туфли на высоченных каблуках при столь изящных и стройных ножках.
Никто другой не узнал бы, что я на самом деле вовсе не Карла Эрнандес.
– Милочка! – воскликнула она, обвивая меня рукой за талию. – Я провела в Майами девять месяцев и знаю, что Карла Эрнандес та еще продажная сволочь. Она просто королева сучек. Она не лает и не кусается, а звонко и заразительно смеется, но от этого не перестает быть сучкой. А ты… – она легко прикоснулась бокалом к моему плечу, – ты определенно не Карла Эрнандес. Как поживаешь, дорогая? Как идут дела?
– Неплохо, – ответила я. – Мисс…
– Меня зовут Амброзия Джейн. И если мне доведется когда-нибудь встретить моих родителей, поубиваю их за такое имечко…
– А что с Майклом? С Майклом Морганом?
Лицо Янус вдруг все засветилось, и нежнее, чем я когда-либо ее слышала говорившей о ком-то, она прошептала:
– Просто пришло время двигаться дальше. – Но затем в ее глазах вновь заиграла знакомая улыбка, теперь уже слишком яркая для подлинной искренности. – Я слышала, ты бросила работу?
– Ты имеешь в виду работу окружного прокурора?
– Я имею в виду «агента по недвижимости». Очень жаль. Ты отлично с этим справлялась.
– Пришло время двигаться дальше.
Она рассмеялась, но нервно и фальшиво.
– Надеюсь, ты находишь чем заняться и отойдя от дел.
– Я… Да. Нахожу. Пробую несколько вариантов сразу.
Ее тонкие выщипанные брови озабоченно взлетели вверх.
– С тобой все в порядке, дорогая? – спросила она. – С тобой… Ты не пережила ничего дурного?
– Нет, все было хорошо. А у тебя?
– Тоже прекрасно.
– Видишь? Мы обе неплохо устроились.
Молчание. Она пристально всматривалась в мое лицо. Я отвернулась. Ее рука плотнее сжала изгиб моего локтя. Две женщины стояли очень близко друг к другу в комнате, заполненной незнакомыми им людьми. И сами более чужие, чем это можно себе представить.
– Знаешь, – пробормотала она, – последние тридцать лет я ухаживала за своим телом. Занималась физическими упражнениями, ела с разбором, играла в гольф. Представляешь? Я – и гольф! Отказаться от всего этого, от любых усилий… Сначала это было невыносимо тяжело. Но зато сейчас мне уже не надо заботиться о своей фигуре. Еще шампанского?
– Да, спасибо.
– Тогда никуда отсюда не уходи, – велела она.
Я стою на балконе с видом на Майами. Машины движутся по улице бампер в бампер, множество белых огней направлены в одну сторону, с другой стороны они красные, как злые муравьи, застрявшие в очереди к норке подземного муравейника.
Я смотрю вниз. Выбираю тело. Любое тело. Я «агент по движимой недвижимости» и всегда подбирала себе тела особенно тщательно. Красивые, богатые, добившиеся успеха, любимые. Я забираю их жизнь и делаю ее своей. Вношу в нее больше любви, убираю все фальшивое, наносное. Смотрю сквозь стены и вижу семь миллионов жизней, проживаемых так, словно их истории, их воспоминания и есть определяющие точки во Вселенной. Впрочем, отчасти так оно и есть.
Я стою на балконе пятнадцатого этажа во время вечеринки, устроенной какой-то благотворительной организацией, названия которой даже не помню. Знаю только, что они ужасно, ужасно благодарны мне за то, что я перевела почти все отложенные Карлой деньги на их счет. А в Майами вовсе не холодно. Здесь не бывает холодно даже в ноябре, и ощущаешь прохладу, только когда входишь с улицы под арктические волны кондиционированного воздуха. Но меня пробирает озноб.
Рядом со мной Янус. Она очень красива, очень молода, очень стара, беззаботна и свободна.
– Еще шампанского? – спрашивает она.
Я не отказываюсь.
Несколько часов спустя, когда взошедшее солнце сквозь шторы прочертило полосами потолок моей спальни, Янус повернулась рядом со мной в постели и сказала:
– Рак.
– Что?
– У меня… то есть у Моргана… то есть у меня развился рак легких.
– Мне… искренне жаль слышать это.
– Это медленный процесс, хотя опухоль крупная. И она не дает… пока не дала метастазы. Левое легкое. У меня тогда была превосходная медицинская страховка. Думаю, он выживет.
– Ты создала настоящую семью.
Я могла сформулировать это как вопрос, но не видела смысла. Ответ все равно оказался бы таким же: простым и очевидным.
– Да, жена, двое детей. Эльза и Эмбер. Обе уже взрослые. Я слишком поторопилась. Мы обе всегда торопимся – ты и я. Меня лечили химиотерапией, делали облучение, медикаментами, а потом была пересадка легкого. Я добровольно прошла сквозь облучение, и это оказалось… терпимо. Моя жена Пола каждый раз ездила вместе со мной. Она вела себя очень храбро. Продолжала жить, словно ничего не случилось. А это именно то, что нужно, если… если у тебя появляется такое… И когда из больницы позвонили, она тоже была рядом. Потом у меня стали выпадать волосы, появилась тошнота, спазмы в желудке, судороги в ногах. Из десен сочилась кровь, глаза болели. Мне было все время жарко, кружилась голова, и это никак не проходило. Боль,