Он посмотрел на меня. Я ответила ему таким же прямым взглядом. Рука его дрожала, когда он протянул ее ко мне, задержав в дюйме от моей руки. Его всего трясло, и совсем не от холода. Даже не знаю, намеренно ли он сделал это движение или не смог больше удерживать даже веса собственной руки. Его кожа коснулась моей, и я совершила прыжок. От облегчения ли закружилась голова? Со все еще мутным взором наш потенциальный убийца натянул путы, закрепленные на крюке, а я отшатнулась, схватившись за рану. Боль пронизывала не все тело, она превратилась в локальную пульсацию, огненно-горячее биение в такт моему пульсу. Задохнувшись, я прижалась к борту микроавтобуса, буквально ощущая, как кровь тонкими струйками растекается по моему черепу, и утерла навернувшиеся на глаза слезы. Мой пленник продолжал натягивать проволоку, резко дернулся, стремясь выпрямиться, но затем вновь поник, бормоча что-то неразборчивое сквозь шерстяной кляп. Я нацелила на него пистолет и прошипела:
– Не испытывай мое терпение. – Потом одарила его своей самой приветливой улыбкой, выставила ослабевшие ноги поочередно через задние двери и выбралась из машины.
Ночной дежурной медсестре понадобилась целая вечность, чтобы выйти на звонок. А когда она все-таки вышла, то первым делом увидела мое лицо, серое и запятнанное кровью, отчего ее собственные черты мгновенно смягчились в выражении сочувствия. Но затем она разглядела бинты, обернутые вокруг моего плеча и груди, догадалась, с чем ей предстоит иметь дело, вот только я уже успела ухватить ее за палец и поддержать начавшего падать Койла, обняв его за талию.
– Все хорошо, – прошептала я своим новым и гораздо более нежным голосом. – С тобой все хорошо.
Я осторожно позволила ему опуститься и сесть на ступени перед дверью. Постепенно он сумел сфокусировать зрение и посмотрел на меня:
– Кеплер?
– Я добуду для тебя кровь, – сказала я вместо ответа. – И болеутоляющие. Так какая у тебя группа?
– Ты в самом деле сделаешь это?
– Какая группа? И самое время сказать, на что у тебя аллергия, при ее наличии, разумеется.
– Вторая группа, резус положительный.
– Хорошо. Оставайся здесь. И если твой коллега в фургоне чересчур разорется, пристрели его.
– Кеплер! – окликнул он, когда я уже начала подниматься по ступеням в легких туфельках медсестры. – Он не просто коллега. Он –мой друг, знаешь ли.
– Ладно. Как ты с ним разберешься, дело твое.
Клиника была залита ярким белым люминесцентным светом. На мне был халат синего цвета, нуждавшийся в стирке, удобная обувь и густой слой помады, но сегодня я явно выпила слишком мало кофе. Перед тем как в дверь позвонили, я смотрела телевизор, программу об игре в покер. Камера была направлена прямо на зеленое сукно стола; на экране мелькали руки, карты, упускались выгодные возможности. Я оставила все как есть. В небольшом приемном отделении никого не оказалось. В самом темном углу посверкивал торговый автомат. Стойку регистрации закрыли, опустив жалюзи. Из этой комнаты вел коридор с многочисленными стеклянными дверями по обеим сторонам, за которыми стояли пластиковые кровати, заправленные белоснежным постельным бельем. Я проверила все двери, пока не добралась до наиболее надежно запертой, охлопала свои карманы и нашла связку ключей. Леди Удача улыбнулась мне в тот день еще раз – дверь оказалась на обычных замках и задвижках. Никакой электроники, к которой надо знать код. Три ключа из одиннадцати подошли к замкам, дверь открылась.
Располагавшаяся за ней комната оказалась сокровищницей самых разнообразных лекарств от самых опасных и омерзительных болезней. Французские аптеки. Нигде в мире вы не найдете столько потенциально ядовитых снадобий, готовых к употреблению и вполне доступных. Обнаружить место хранения болеутоляющих средств не составило труда – замок самого крепкого шкафа в помещении открывался самым тяжелым из ключей. А вот запасы крови для переливания оказались в этой клинике крайне скудными, ограниченными необходимым минимумом. Поэтому на каждой упаковке уже было написано ее предназначение. Одна для престарелого джентльмена, пока не сумевшего добраться до больницы для переливания, другая для молодой женщины, у которой начались проблемы с ДНК еще до ее рождения. Я стащила пару пинт, емкость с физиологическим раствором, иглы для шприцев и наложения швов, стерильные салфетки, свежие пачки бинтов.
На экране телевизора один из игроков спасовал, и его последние фишки забрал соперник. Группа зрителей издала восторженный вопль, ведущий что-то выкрикнул вслед неудачнику, покинувшему игровой стол и растворившемуся в ярком свете софитов. Я вышла, оставив все так, как было до моего появления.
Койл сидел там же, где я его оставила, что меня удивило. Пистолет лежал у него на бедре, голову он откинул на верхнюю ступеньку лестницы, дыхание его было тяжелым и прерывистым. При моем появлении он слегка развернулся в мою сторону.
– Нашла, что искала? – Слова давались ему с трудом, речь замедлилась.
Я помогла ему встать, осторожно поддерживая сзади руками под мышки.
– Да, нашла. Убери пистолет.
– А я думал… ты хочешь, чтобы я… кого-то пристрелил.
– Я пробыла в теле этой медсестры менее пяти минут. Люди очень часто теряют гораздо больше времени. Тем более уже поздняя ночь. Ей может пригрезиться, что мы приходили, а потом уехали, пригрезиться, как ей это пригрезилось. Оно и к лучшему.
– Тебе часто приходится такое проделывать? – спросил он, сунув пистолет в карман куртки, небрежно наброшенной на плечи.
– Только при необходимости. Подержи вот это.
Он взял протянутую мной полиэтиленовую упаковку, не столько сознательным, сколько чисто инстинктивным движением. Протяни руку для пожатия, сумку, чтобы ее подержали, и если сделаешь это достаточно быстро, люди не успевают даже задуматься.
Когда его пальцы ухватились за ручки упаковки, мои прикоснулись к его коже, и я с глубоким вдохом уже смотрела в глаза медсестры, которая стояла, слегка покачиваясь. Мое же тело пронзила такая боль, что я сама чуть не упала, но лишь крепче ухватилась за ручки пакета, повернулась и пошла прочь от клиники.
Изнутри по-прежнему доносились звуки включенного телевизора. Там тикали часы, горел яркий свет, и внешне ничто не изменилось за прошедшие несколько минут.
Мы снова в микроавтобусе. Я перерезала проволоку, привязывавшую мужчину к крюку, и, как только его руки стали свободны, переключилась, не дав ему ни шанса пошевелиться.
Койл повалился на пол, а я вытащила изо рта комок грязной шерсти, некоторое время отплевываясь. У меня жгло кисти рук, пораненных во время безмолвных попыток порвать проволочные путы. Я помогла Койлу поудобнее улечься на спину, снова накрыла его одеялом, тихо нашептывая: «У меня есть болеутоляющее, есть снотворное». «К дьяволу все твои лекарства», – отвечал он, вряд ли ощущая браваду в своих словах.
Я проехала несколько миль, припарковалась на пустой стоянке позади какого-то обшарпанного склада, где мы не могли попасть в поле зрения видеокамер, и приступила к работе. Я подвесила первую упаковку с кровью к тому же крюку, к которому прежде привязывала сама себя. Сняла с раны повязку и осветила фонариком кровавое месиво. Имелось только входное отверстие пули небольшого калибра – я даже могла видеть смятый кончик металла, поблескивавший не слишком глубоко. В темноте Койл ухватился за мой рукав, но потом вспомнил о своей антипатии ко мне и медленно отпустил.
– Ты хоть немного… разбираешься в медицине? – спросил он.
– Разумеется. Где-то даже остался жить человек с дипломом врача, который честно заслужила за него я.
– Почему-то мне это не приносит облегчения.
Пока я лишь сменила повязку, введя в вену иглу с трубкой для переливания, но оставив пулю на месте.
– Вколоть тебе морфий?
– Не надо.
– Что ж, это твое тело.
Чувствуя спиной его злобный взгляд, я вновь села за руль.
Глава 74
Сервисная зона у извилистого шоссе, проложенного через горы. Койл все это время не спал, но и не говорил ни о чем, лежа под одеялом в задней части фургона.
Мое тело не имело при себе денег. Пистолет, нож, но ни гроша наличности. Но я все равно зашла в магазин-кафе при заправочной станции, заказала черный кофе и два «крок-мсье»[15]. Дойдя до кассы, за которой стояла женщина с заспанными глазами, я поставила кофе на стойку и ухватилась за ее руку. Мое бывшее тело покачнулось, сбитое с толку и недоумевающее, а я открыла кассу, взяла оттуда пачку евро и сунула ему в карман.
Он едва успел прийти в себя и заметить мою кожу поверх своей, как я мгновенно совершила обратный прыжок.
Я подала кассирше бумажку в двадцать евро. Ее, разумеется, удивило, что ящик кассового аппарата оказался уже выдвинут, но, глядя на мое улыбающееся лицо, она лишь слегка встряхнулась и не стала задавать никаких вопросов.
Я уселась на холодную металлическую скамью под навесом из красного шифера и дала кофе остыть, не притрагиваясь к нему. Жидковатое желтое солнце начало пробиваться сквозь линию горизонта, маленькое и словно озлобленное борьбой с серыми дождевыми тучами. Казалось, ничто не в состоянии привнести хоть немного красок в наступавшее утро. Низкий туман стелился над травой вдоль обочины шоссе.
Я съела свой сэндвич и снова включила мобильный телефон. Ему потребовалось время, чтобы перезагрузиться и показать новое текстовое сообщение: «Тебе нравится то, что ты видишь?» А несколько минут спустя отобразилось второе. Отправитель явно не сумел справиться с искушением: «Эта улыбка – специально для тебя». Вслед за текстом расположился «смайлик» – улыбающаяся рожица.
Толстяк-водитель с двойным подбородком и в пиджаке, застегнутом на мощном брюхе, как раз проходил мимо. Я спросила, который час, и, пока он собирался ответить, ухватилась за кисть его руки, прыгнула, взяла мобильный телефон из вялой руки не успевшего прийти в себя мужчины, опустила в карман шофера и тут же переключилась снова. На все ушло менее пяти секунд. Скорее, только три. Я даже успела почувствовать головокружение своего тела от предыдущего резкого перемещения.