– Я посчитала, что у стоматолога всегда найдется целый набор жидкостей, которые немного уймут боль. И, кроме того, возможны осложнения.
Глава 79
Когда Койл снова открыл глаза, я сказала:
– Теперь я Бабушка. Это такая кличка. Хотя я, разумеется, вовсе не бабушка. Зато у меня в сумке восемьдесят евро наличными, связка ключей от дома, початая бутылка водки, четыре презерватива, упаковка парацетамола, баллончик с перечным газом и вот это.
Я бросила на постель, в которой лежал Койл, колоду игральных карт. Он посмотрел на нее, потом на меня и заметил:
– Ты выглядишь… как-то искусственно.
– Неужели? – Я провела ладонями по пышным формам своего тела, по концам моих локонов «платиновой» блондинки, обрамлявших пухлую белую шею. – Да, кажется, у меня в груди силикон, который еще не до конца прижился, но с лицом-то должно быть все в порядке, верно?
Койл, вытянувшийся на кровати в номере дешевого отеля, изучил обширные участки моей плоти, остававшиеся обнаженными, и сказал:
– Для тебя это что-то вроде наказания, как я понимаю. Кара, ниспосланная свыше.
– Чепуха! – воскликнула я, плюхаясь на постель рядом с ним и убирая карты в сумку. – Бабушка показалась мне очень приятной женщиной. И недорогой. Пятьдесят евро за два часа. В Париже таких расценок уже давно нет, уверяю тебя. Как ты себя чувствуешь?
Морщась от каждого прикосновения, он ощупал края повязки на плече.
– Я почти ничего не помню.
– Ты был накачан обезболивающим, – почти весело пропела я, проверяя на прочность кончики своих покрашенных ярко-белым лаком длинных ногтей. – Мне ли не знать этого? Я ведь сама ввела тебе лекарства, но потом пришлось воспользоваться Бабушкой, чтобы понять, в каком я, то есть ты, состоянии. Сильно́ ли еще действие наркотиков. Я… пока дала тебе возможность побыть собой. Наслаждайся, потому что это ненадолго. Всего лишь проверка, а теперь пора… – Я протянула руку к нежной коже его щеки.
– Подожди!
Я остановилась, удивленно вскинув брови. У Бабушки оказались потрясающе красиво выщипанные брови, и мне доставляло удовольствие двигать ими. Койл медленно втянул в себя воздух.
– Ты сказала, что тебе нужно послушное тело добровольца. Человека, который не поднимет шума, не попытается сбежать. А твоя Бабушка, хотя и стоит недорого… Но как только ты выйдешь в ее теле из номера, то тут же столкнешься с сутенером и получишь больше проблем, чем тебе сейчас нужно. Значит, я действительно тебе необходим, причем на добровольной основе. А потому не торопись, подожди немного.
Я ждала, а Койл прижал руки ко лбу и снова лихорадочно вдохнул.
– Расскажи, как ты собираешься доставить меня в Нью-Йорк?
– Я могу провести тебя через любую таможню, – просто ответила я. – Сделать так, чтобы никто не потребовал твоего посадочного талона, чтобы тебе автоматом проставили штамп в паспорте, не досматривали твой багаж. Я могу внедриться в любого, кто летит в Нью-Йорк, путешествовать первым классом в просторном кресле. Я все могу. И возьму тебя с собой, если только ты мне позволишь.
– А что потом? Я очнусь прикованным наручниками к батарее отопления?
– Или в номере комфортабельного отеля вместе с красивой женщиной.
– Ты видела свое отражение в зеркале?
– Нет, – призналась я. – Но я хорошо изучила это тело в отеле. Оно обещало целый набор восхитительных ощущений – сексуальные игры, эротические фантазии. Мне также показалось, что тело достаточно спортивное.
Я вытянула ноги, чувствуя странное напряжение в бедрах и лодыжках. Любопытство заставило меня попробовать дотянуться руками до кончиков пальцев на ногах. Но руки едва достигли коленей, когда сухожилия натянулись до предела, а мышцы отказались служить. Я вздохнула и оставила эту затею.
– Что ж, вероятно, я преувеличила гибкость этой особы. Но мне понравилась ее ласковая улыбка. Она словно внутренне смеялась, но сама над собой. И, по-моему, во мне все же что-то есть.
– Тебе часто приходится это проделывать? Я слышал о людях, которые сознательно вступают в связь… то есть устанавливают особые отношения с такими, как ты. Хотя, видит бог, трудно в такое поверить.
– Но это правда. В свое время я заводила себе… Назовем их добровольными помощниками. При этом я всегда вела себя безупречно. К телу, которое тебе предоставили, нельзя относиться легкомысленно и обращаться с ним небрежно. Находясь в теле помощника, я всегда осторожно водила машину, не вступала в сексуальные отношения, не предохраняясь. Это было бы верхом непрофессионализма. Я вообще избегала половой жизни без согласия владельца тела. Помощник позволяет тебе, например, добраться до места назначенной встречи, без необходимости перепрыгивать из официанта в повара, потом в шофера и обратно. Хороший помощник может стать… И в самом деле они становились моими друзьями. Если были открыты для дружбы.
– Ты их всех тоже любила?
– Конечно. Разумеется, я их любила. Они знали, кто я такая, но доверяли мне. Доверяли каждый кусочек своей беззащитной кожи. И если это не проявление любви, то я даже не знаю, какое еще подобрать определение. Я люблю всех хозяев своих тел. Я любила Жозефину. – Его глаза блеснули в свете маломощной вольфрамовой лампочки, но он промолчал. – Были времена, когда я брала все, в чем нуждалась, с помощью одной только силы. Ты и твои действия, направленные против меня, в известном смысле заставили меня снова прибегнуть к такому методу, возродили подзабытые воспоминания. Но Жозефина Цебула хорошо понимала, на что давала согласие. Мы с ней заключили сделку в зале международных вылетов аэропорта Франкфурта, когда я продемонстрировала ей свои способности и убедила, что мне можно верить. Я мыла ее тело, пробегала пальцами по ее волосам, ощупывала ее обнаженную плоть. Я одевала ее в самые новые модные платья, а потом вставала перед зеркалом и крутилась туда-сюда, и мне казалось, что моя попка выглядит немного полной в красном, но отлично смотрится в синем. Я смеялась ее смехом, наполняла ее желудок пищей, проводила по зубам ее языком, целовалась ее губами, ласкала ее пальцами, опрокидывала среди ночи незнакомых мужчин на ее тело, а потом шептала ее голосом самые романтичные слова на ухо новым возлюбленным. Да, я делала все это, но только потому, что она мне разрешила, потому что я попросила, а не взяла тайком. И за это я любила ее. Нет подарка более щедрого, чем тот дар, который преподнесла мне она, на что я готовила не менее щедрый ответ… Я собиралась создать для нее новую жизнь. Чтобы она стала иной личностью. Хотела предоставить ей шанс самой выбирать свой путь. И все это за срок, не превышавший тот, что дают за мелкую кражу. Но вы убили ее, Натан Койл. Или как вас еще назвать? Вы ее убили.
Не думаю, что мне часто доводилось слышать тишину, столь глубоко проникшую в нити, из которых была соткана окружавшая нас ночь.
Он сказал:
– Я… – Осекся. Начал заново: – Это не было… – Снова запнулся.
Какие-то слова вертелись у него на языке. Вероятно, оправдания и извинения. Он выполнял приказ. Вершил справедливость. Мстил. Это было чье-то неверное решение, у него оставалось слишком мало времени, на него оказывали чересчур сильное давление. Груз прошлого. Бедный Натан Койл. Его ранили, произошедшие события нанесли ему душевную травму. А потому да не судим он будет. Он действовал не по собственному выбору.
Слова, готовые сорваться с его губ, затухали, оставшись непроизнесенными.
Я наблюдала, как они растворяются в нем, сгорают, падая куда-то внутрь его тела, и кончилось тем, что он отвел взгляд в сторону, не сказав ничего.
Я расхаживала по номеру. Включила телевизор. Репортажи о проблемах других людей. Выключила телевизор. Продолжала ждать.
Потом он сказал, что хочет почистить зубы.
– Ванная за той дверью. Она в твоем распоряжении.
Он поднялся с заметным трудом, проверил повязку на груди и плече, убедился в ее надежности.
Дверь ванной осталась приоткрытой, и я с постели могла видеть его перемещения в ярком белом свете. Но порой он скрывался из поля моего зрения. Когда из крана перестала течь вода, я открыла дверь пошире, чтобы наблюдать за ним непрерывно, и вот он оказался передо мной. Он стоял, опершись руками о раковину, вглядываясь в зеркало так, словно сам только что впервые увидел свое лицо и старался найти ответ на вопрос, какую форму оно еще могло принять. Я прислонилась к косяку двери – проститутка с кожей, подтянутой пластическим хирургом, живущая в городе, где цены на мои услуги слишком низки, сутенеры суровы, а все секреты моего занятия таятся под крытыми брусчаткой узкими улочками. Он не смотрел на меня, не в силах оторвать взгляда от собственного гипнотически действовавшего на него отражения.
– А если я откажусь? – спросил он.
– Тогда я уйду. Сбегу туда, где хранятся мои документы по «Водолею». После чего разрушу их организацию до основания изнутри, и ты останешься в одиночестве.
– Обреченный на верную смерть? Это угроза?
– Сама я не причиню тебе вреда. «Водолей», Галилео… Мы оба можем только гадать, как поступят они. Но я тебя не трону.
Он кивнул, обращаясь к своему отражению, потом перевел взгляд куда-то в глубь раковины, опустив плечи, выгнув спину, неожиданно как-то сразу преждевременно состарившись.
– Сделай это, – сказал он. – Сделай.
Я вытянула руку, но мною овладели сомнения, и мои пальцы застыли над обнаженным участком кожи на его шее.
– Сделай это! – прорычал он, скривив губы, сдвинув брови в одну линию, а потом сам взял мой палец и прижал к своей коже. Инстинктивно, под влиянием овладевшего им приступа злости, я прыгнула.
Я – Натан Койл, смотрящий на себя в зеркало глазами, готовыми пролить слезы. И на мгновение, когда я оценила отражение, отвечающее мне столь же пристальным взглядом, мне мучительно захотелось стать кем угодно, но только не им.
Глава 80
Из Лиона нет прямых авиарейсов в Нью-Йорк. Снова не обойтись без поезда. Пассажиров в поезде отследить труднее, чем автомобили.