Я промолчала. Он подтянулся выше, опершись на локти, и еще раз вгляделся в меня.
– Когда ты в последний раз спала?
– Спала? Думаю, это тело хорошо отсыпается днем.
– Не тело. Ты сама. Когда ты спала в последний раз?
– Я… не спала достаточно долго.
– Тогда следует улечься.
– А ты… – Слова застыли у меня на языке. Я снова облизала губы, ощутив вкус дешевой помады. – Ты еще будешь здесь, когда я проснусь?
– Где еще я могу быть?
…И вот я сплю. Пытаюсь спать. Койл приглушает свет в номере, выключает телевизор и снова растягивается на кровати рядом со мной.
Я пробую вспомнить, когда в последний раз за мной кто-то наблюдал, а я сама не наблюдала за ним. Мне хочется прижаться к нему.
Будь я ребенком или имей более изящное телосложение, каштановые волосы, например, и тонкие запястья, я бы прильнула к нему, и он бы меня обнял. Если бы я была другой.
Я сплю одетая, готовая бежать, готовая к прыжку. Вслушиваюсь в его дыхание, а он вслушивается в мое. За окном грохочет грузовик. Где-то далеко внизу. В ночи доносится звук полицейской сирены. Тоже очень далекий. Грудь чужого мне человека вздымается и опадает рядом.
Слова вертятся на кончике моего языка. Я переворачиваюсь и вижу, что он не спит, а лежит с открытыми глазами и смотрит на меня. Сразу понятно: ему едва ли кажется привлекательным мое тело. Но ведь оно и в самом деле не слишком красиво в общепринятом смысле слова. Да и мне не очень-то в нем уютно. Я пока не научилась быть красивым человеком даже в таком обличье.
Инстинктивно я тянусь к его руке, но не решаюсь дотронуться. Он не отстраняется, продолжая наблюдать за мной. Мои пальцы в нескольких сантиметрах от его пальцев. Я просто хочу прикоснуться. Не переключиться, а просто прикоснуться. Почувствовать биение другого пульса поверх своего. Он ждет. Я видела такое выражение на его лице прежде, но не могу вспомнить, кто в тот момент его носил – я или он сам.
Я снова поворачиваюсь к нему спиной. И я, должно быть, надолго уснула, потому что вдруг наступает день, а мужчина, которого зовут не Натаном Койлом, по-прежнему здесь.
Глава 85
Я ношу имя… Ирэна. Нет. Ирэной я была во Франции, и у меня нет ощущения, что ею я и осталась. Марта. Мэрилин. Грета. Сандра. Саломея. Амелия. Лидия. Сьюзи.
В сумочке я не нахожу никаких документов. У этого тела нет имени, хотя едва ли это так важно. Зато сколько я ни вглядываюсь в зеркало, мне не удается прочитать историю жизни белого как мел лица. Только пилюли, расколотые пополам, еще могут о чем-то сказать. Я пытаюсь гадать, но ничего убедительного не приходит на ум. Я как-то не вписываюсь в канву простых и распространенных жизнеописаний. Самых простых. Вероятно, я сбежала… или меня забрали из родительского дома… от отца, избивавшего меня… от отца, любившего меня.
А может, я вижу перед собой лицо женщины, которую ложно обвинили, к примеру, в похищении чужого ребенка, посадили в тюрьму, откуда она вышла слишком истерзанной, чтобы долго жить потом. Вероятно, в какое-то время я подсела на наркотики и дошла до ручки. Или всему виной вовсе не наркотики, а всего лишь отсутствие в моем сердце твердой уверенности в ценности собственной личности. А если не веришь в себя, каждая мелочь потом начинает вновь и вновь подтверждать справедливость заниженной самооценки.
Возможно, у меня есть дочка, которая сейчас плачет дома одна, не зная, где мама. Возможно, есть муж, который сидит на кухне в одних подштанниках, опустив козырек кепки на мрачные, темные глаза, и смотрит хоккей по телевизору с банкой пива в руке.
Возможно, у меня вообще никого нет, и вся моя жизнь состоит из этих ополовиненных таблеток и поисков любой возможности заработать на новую дозу лекарств.
А потом вдруг у меня за спиной возникает фигура Койла. Он стоит в дверном проеме ванной и спрашивает:
– Ты готова?
– Почти. Только сначала мне хотелось бы заехать в одно место.
Натан Койл явно не был создан для посещения отдела женского платья универмага на Шестой авеню. Он сидел на маленьком мягком диванчике перед примерочными кабинками, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки, воображая себя, вероятно, слишком терпеливым мужем, дожидающимся, пока жена сделает наконец свой выбор. Ощущая дряблую кожу под нижним бельем, я мерила модные кофточки, туфли последних моделей, брюки – писк сезона, дорогие ювелирные украшения, и делала это очень долго. Лишь почувствовав, что выгляжу в худшем случае как уставшая ведущая популярного телевизионного шоу, я вышла к нему, повертелась и спросила:
– Что ты об этом думаешь?
Он оглядел меня сверху донизу.
– Ты стала… Ты выглядишь другим человеком.
– Тут все дело в покрое. А какой из этих двух тебе нравится больше? – Я протянула ему руку, чтобы он смог рассмотреть два надетых на нее браслета – серебряный и золотой.
– Если бы платил я, выбрал бы серебряный, разумеется.
– Я тоже так подумала. Но затем рассудила, что за золотой в любом ломбарде дадут больше.
До него дошел смысл моей затеи, и он по-иному взглянул на тончайшие шелк и лен, туфли из натуральной кожи и сумку знаменитой дизайнерской фирмы.
– Ты хочешь сделать ей подарок в виде дорогого гардероба?
– А еще могла бы оставить в сумочке наличные.
– Ты думаешь, для нее от этого что-то изменится?
– Придумай что-нибудь получше. Есть мысли?
– Нет, – вынужден был признаться он. – Ничего не приходит в голову. Хотя деньги… кажутся мне слишком малой и грубой компенсацией за то, чем ты воспользовалась.
– Она сейчас просто спит без сновидений, а через несколько часов проснется в другом месте и совершенно иначе одетая. Я мало знаю о хозяйке тела, но мне почему-то представляется, что это событие она не отнесет к числу худших в своей жизни.
– Когда я впервые встретился с тобой, я тоже спал и проснулся, но попал из дурного места в еще более скверное.
– Так было, пока я еще не полюбила тебя, – ответила я, в последний раз оглядывая свое отражение в зеркале. – Времена меняются.
– Ты любишь себя, а не хозяев своих тел.
Я передернула плечами:
– В столь близких отношениях, в какие я вступаю, сделай милость, объясни мне разницу. – Я повернулась, довольная своим новым нарядом, пусть в нем и ощущалось скорее богатство, чем красота. – Ну как? Тебе нравится то, что ты видишь?
Мы едем в поезде метро. Народу слишком много, чтобы сесть, но когда я толкалась плечом о плечо незнакомого человека, касалась чужих рук, у меня не возникало желания совершить прыжок. Мои руки лежат в глубоких карманах нового плаща, им тепло, пальцы чуть согнуты, мышцы наконец-то расслаблены до своего нормального состояния. Привлекательный мужчина с длинными черными волосами и кожей цвета горячего шоколада улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ и подумала, как хорошо было бы почувствовать вкус поцелуя его губами: незнакомец целует незнакомку, а не меня саму. Ребенок со скрипичным футляром за спиной уставился на меня, разглядывая мою модную одежду и дорогие ювелирные украшения. Карманник не сводил глаз с моей сумочки, а я подумала, что стала бы им и разбила его башкой ближайшее стекло, если бы возникла нужда защитить свое тело. Я встретилась с ним взглядом и улыбнулась, давая понять: вижу тебя насквозь. Вор вышел на следующей остановке в поисках более легкой добычи, а я похлопала ладонью по сумке с деньгами и лекарствами, ощутила запах кожи от моих новых туфель, и он мне понравился.
Мы вышли на станции «86-я улица», где приливная волна от урагана «Сэнди» оставила следы в виде линии на белом кафеле и красных мозаиках, до которой поднялась тогда вода. Толпа дорого одетых незнакомцев с фотоаппаратами, направляющаяся к Пятой авеню, была достаточно густой, чтобы, слившись в ней, спокойно следовать в направлении Центрального парка. На Мэдисон-авеню небольшой грузовичок остановился для доставки товара в магазин, мгновенно образовав транспортную пробку, в которой водители отчаянно сигналили и изрыгали проклятия до самой Восточной 72-й улицы. Неподалеку расположились двое полицейских в синих мундирах, попивая кофе у киоска, но готовые взяться за дело, как только кофеин ударит в голову.
Койл шел чуть впереди. Я двигалась за ним легкой походкой, чувствуя тепло и бодрость, каких не знала много тел подряд.
Потом Койл сказал:
– Здесь.
Я оглядела это «здесь» и рассмеялась.
– Что ты нашла смешного?
– А ты не видишь? Это же отличная шутка!
– У меня всегда было плохо с чувством юмора. Пошли.
И я стала подниматься вместе с ним по ступеням ко входу в музей.
Метрополитен-музей в Нью-Йорке. Хотя слова «музей» ему явно мало. Музеи – это такие места, куда вы приходите на пару часов, на полдня максимум. Вы отправляетесь в музей воскресным днем, когда слишком холодно для прогулки в парке. В музей вы ведете дальнего родственника, которого едва знаете, но обещали экскурсию по городу. Музей – склад историй, смутно знакомых вам с детства, но забытых, когда все ваше время стали занимать более важные дела – секс и деньги.
Музей изобразительных искусств Метрополитен – это не столько музей, сколько монумент. Это собор, возведенный в память об ушедших людях и забытой истории, собрание предметов неземной красоты, выбранных уже умершими ценителями, жертвенник для исчезающих ремесел и канувших в Лету империй. Здесь находится множество красивых вещей, к которым я вожделею, но которыми не могу владеть.
Впрочем, очередь в билетную кассу, ожидающая и нас с Койлом, способна испортить настроение любому энтузиасту.
Койл поднимается по широким каменным ступеням, ведущим в огромные каменные залы. В дальнем конце здания музея находится египетский храм, а по пути мы видим нагрудные доспехи из золота, посеребренные ятаганы, статуи античных императоров, величавых даже в посмертных масках, и топор, отрубивший головы слишком жадным наследникам одного монарха. А вот набор шкатулок, покрытых лаком и жемчугом, в которых контрабандисты провозили наркотики на территорию Китая, трубки курильщиков опиума, погружавшихся в сладкие сны под воздействием дурманящего дыма