– Что вы здесь делаете, Долтон? Уже середина ночи, – прошипела Джуд, бросив взгляд назад, туда, где спал Джозеф. – Не думаю, что у нас с вами еще остались какие-то дела.
– Я здесь не по делам.
Джуд не успела даже глазом моргнуть, как оказалась прижатой к его груди и получила лишающий сил поцелуй.
Глава 22
К тому моменту, когда Долтон оторвался от ее губ, Джуд просто висела в его объятиях; ее голова откинулась назад, а волосы рассыпались по плечам. Она открыла глаза, блестящие, как влажный серый сланец, и Долтон, заглянув в них, прочел там боль и надежду, он увидел слезы у нее на щеках и совершенно растерялся. Наклонившись, он потерся губами о ее рот, губы Джуд затрепетали от этого нежного прикосновения, и рыдания стеснили ей горло. Долтон назвал ее по имени, и этот звук был полон желания.
– Нет, – отворачиваясь, пробормотала Джуд, – не делайте этого, Долтон, прошу вас. – Но в то же время ее ладони прижались к его груди и пальцы вцепились в его рубашку; эти противоречивые жесты полностью отражали ее чувства. Зная, что ее воля растает, как смазка на горячей оси, она отчаянно пыталась защищаться. – Джемисон послал вас предпринять еще одну попытку?
В ее тоне звучала обида, Долтон ясно почувствовал это душой. Он погладил Джуд по волосам, стараясь остановить дрожь еле сдерживаемых рыданий, которая сотрясала ее тело. Он привлек ее ближе, так что она уткнулась ему под подбородок, и целовал в лоб и в висок, зарываясь в мягкие волосы.
– Вы прекрасно знаете, что это не так, Джуд, – нежно возразил Долтон.
И Джуд ему поверила. Она прекрасно знала, она поняла еще в его номере отеля, что он не использует ее в интересах своей работы на Джемисона. Но легче было поверить самому плохому в нем, чем думать, что человек, подобный Долтону Макензи, человек, который, стоило ему только захотеть, мог получить любую женщину, на самом деле беспокоился о ней, а тем более, что он хотел такую женщину, как Джуд. Она заставила себя усомниться в нем, потому что сомневалась в себе и в своей способности пробудить в мужчине любовь. Она пыталась отгородиться барьером недоверия, так как боялась – нет, испытывала жуткий страх, – что все произошедшее с ними было просто колдовством. Любить такого человека, как Долтон, было опасно, и если он снова проявит хотя бы долю тех чувств, предлагая массу неизведанного, Джуд будет вынуждена отвечать, так что ей лучше убежать, не дожидаясь этого. Она хотела убежать прямо сейчас, только Долтон не позволял ей.
Его руки больше не лежали спокойно; погладив ее по спине и скользнув по талии, они спустились к выпуклостям бедер, и тело Джуд предало ее, выгнувшись навстречу Долтону и прижавшись к его телу, как простыня к матрацу. Долтон продолжал неторопливо ласкать ее, и там, где он прижимался к ее животу, Джуд ощущала, как в нем пульсирует бешеная, рвущаяся наружу потребность, такая же, как та, что неуправляемо владела ею.
– Мы не можем… – едва слышно воспротивилась Джуд. – Джозеф… Сэмми…
– Выйдите ко мне, Джуд, – упрашивал ее Долтон горячим, как летний вечер, шепотом, но ночь была не летней, а холодной, и Джуд отступила назад, вспомнив о своем неподходящем одеянии. Не говоря ни слова, Долтон сбросил с себя теплую куртку и завернул в нее Джуд. Она оказалась тяжелой для ее плеч, которые без жалоб несли на себе так много, но мех, обнявший их, как детская пеленка, еще хранил тепло мужского тела, еще был полон его запаха, и Джуд глубоко вздохнула, наслаждаясь и тем и другим. – Выйдите ко мне, Джуд, – снова попросил он, – выслушайте меня, а потом, если захотите, чтобы я ушел, я уйду.
Джуд никогда не принимала необдуманных решений, и когда Долтон сделал шаг назад, она шагнула вперед в неосознанном желании не отделяться от него. Он медленно пошел через освещенный луной двор, и она зашагала рядом с ним, чувствуя себя безопасно внутри кокона его куртки, хотя в ее чувствах царил полнейший беспорядок. После всех ее резких слов, после всего, что встало между ними, Долтон пришел, чтобы увидеться с ней, и поцеловал ее так, как в представлении Джуд влюбленный мужчина должен целовать женщину. Был ли он влюбленным мужчиной – влюбленным в Джуд? Невероятность этого была затяжной болью в колодце пустоты, возможность была веревкой, свисающей в эту пустоту. Но выбираться по ней было рискованно, потому что веревка была потертая, и Джуд не знала, выдержит ли она ее вес и не глупо ли довериться ей. Но не будет ли еще глупее не сделать попытки?
– Вы спрашивали о моей семье, – неожиданно заговорил Долтон, но не остановился и не взглянул на Джуд, чтобы убедиться, что она слушает его. – Я не знаю, кто мой отец. Моя мать была певицей и всегда мечтала о сцене. Она была красива и имела ангельский голос, если можно верить впечатлениям маленького мальчика, который безумно любил ее. – Берущая за душу улыбка тронула его губы редко проявляемой и почти забытой нежностью. – У нас была беспокойная жизнь, бесконечные отели и дешевые комнаты, постоянные переезды в поисках работы. И масса разных мужчин. – Он произнес это язвительно, но Джуд почувствовала в нем легкое напряжение, как будто под быстро зажившей поверхностью все еще гноились давние раны. Ее мягкое сердце сжалось от боли за мальчика, вынужденного так судить о своей матери. – Через маленький городок, где мы жили, проезжала труппа актеров. Их менеджер услышал, как поет мама, и делал все, чтобы уговорить ее присоединиться к ним. Его уговоры продолжились под простынями, он стал ее любовником. Он ей нравился, и она убедила себя, что в свое время он поступит справедливо с нами и женится на ней, хотя я никогда не слышал, чтобы он упоминал об этом. Он и я не питали особых чувств друг к другу, – нет, это неправда. У нас были чувства, и в первую очередь ревность. Ему не нравилось, что она уделяет мне так много времени. Когда труппе пришло время ехать дальше, он снова попросил маму поехать с ними. Единственная загвоздка была в том, что для меня там не нашлось места.
Воспоминание все еще обжигало Долтона, когда он представлял, как мать, склонившись над его кроватью, просит его понять сделанный ею выбор. Она сказала сыну, что это их шанс и нужно воспользоваться им, чтобы стать кем-то. Она мечтала, что благодаря ее голосу ее будут добиваться, мечтала о деньгах, которые дождем польются на нее. Она сказала, что любовник сделает из нее честную женщину, даст ей свое имя и настоящий дом, где они будут семьей. Мальчик сквозь слезы сердито возразил, что они и так семья, но его мольба не возымела действия. Последний раз он видел мать через железную калитку сиротского приюта, запертую воспитателями, чтобы он не бросился вслед за матерью. Она была одета во все белое, как ангел, и ее глаза были полны печали, когда она, обернувшись, пообещала, что пришлет за ним… скоро.
– Я получил от нее почтовую открытку. Она была отправлена из Сан-Франциско. Это был единственный раз, когда от нее пришло какое-то известие. Я ждал, я много лет ждал, что она выполнит свое обещание. Я ждал в том ужасном заведении, видя, как других детей забирали хорошие люди. Но я ждал, потому что у меня была мать, которая обещала прислать за мной. Месяц или два она посылала деньги на мое содержание, а потом и это прекратилось. Добрые сестры говорили мне, что с ней, должно быть, случилось что-то страшное, возможно, она умерла. Не очень добрые сестры сказали, что она устроила себе хорошую жизнь и совершенно забыла обо мне. Спустя некоторое время уже не имело значения, что произошло на самом деле. Все, что я знал, это что она не сдержала обещания, и я никогда не прощу ей этого.
Долтон прекратил свое бесцельное хождение и просто стоял и смотрел в темноту. Он выглядел далеким и неприступным, его черты застыли, а в глазах поблескивала синева, как будто лунный свет играл в холодном горном ручье. И Джуд не могла не посочувствовать его безмолвному страданию. Он чуть вздрогнул, вернувшись в настоящее, когда ее ладонь коснулась его поясницы, но не захотел взглянуть на Джуд.
– Она бы послала за вами, если бы могла. – Внутреннее чутье подсказало Джуд нужные слова.
– На протяжении многих лет я старался верить в это, – усмехнулся Долтон, – но больше не верю.
– Поэтому вы хотите поехать в Сан-Франциско? Чтобы найти ее?
– Нет, – слишком поспешно для абсолютно честного ответа возразил он. – Я хочу поехать туда, чтобы понять, что там такого особенного, что она не захотела вернуться ко мне.
Глубокая печаль задела чувствительную струну в душе Джуд. Ей захотелось обнять Долтона, погладить его наморщенный лоб, как она гладила Сэмми, поклясться, что она не будет похожа на его вероломную мать, что она всегда будет с ним. Но в это хрупкое мгновение откровенности – первое в его жизни, как могла догадаться Джуд – она не осмелилась этого сделать.
– Вы не должны ненавидеть ее за то, что от нее не зависело, – ласково сказала Джуд. Если его сердце смягчится по отношению к женщине, которая предала его, тогда, возможно, у Джуд будет какая-то надежда.
Но большая половина жизни Долтона Макензи была пропитана горечью, и он не мог так быстро и легко прийти к прощению матери или самого себя.
– Да, – сухо усмехнулся Долтон, – пожалуй, я не должен ненавидеть ее. Она преподала мне ценный жизненный урок – научила меня, как важно сдерживать данное однажды обещание. Я жил с этим простым правилом, потому что не мог допустить мысли поступить с кем-то так, как поступили со мной. – Он наконец взглянул на Джуд, и его взгляд был бушующим морем страдания и гнева. – Вы ведь знаете, что такое честность? Именно поэтому вы держитесь за эту землю, которая вам не нужна, и стараетесь осуществить чужие мечты. Не глупо ли поступаем мы оба, Джуд, когда я бегу от своей ответственности, а вы прячетесь за своей? Быть может, те, кого мы любили, сыграли с нами злую шутку?
– Иногда я сама задаю себе те же вопросы. – Джуд неожиданно рассмеялась, потому что смеяться было проще, чем горевать из-за того, что сказанное им было правдой.