(Вдруг все с бо́льшим злорадством.) И там решение вынесли, что это незаконно и, значит, Фарид Керимович должен оплатить всю работу вертолетов из своего кармана, потому что вертолеты не для сушки стадиона предназначены, а совсем для других дел. И нарушать никому не положено. Даже если для пользы людей. Потому что если каждый для пользы людей начнет законы нарушать, что же получится? Зачем же тогда нормы всякие существуют, инструкции или положения? А для того, чтобы их соблюдать! А кто не соблюдает, тот должен понести наказание. Вот Фарид Керимович эти деньги и выплачивал. Один оборот винта «МИ-8» стоит шесть копеек, а их там было два, и три часа они там крутились и, может, миллион оборотов сделали — вот и подсчитайте, какая сумма получается! (Уходит.)
З а т е м н е н и е.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Геологический главк. С а л а е в сидит за своим столом. Без стука входят Т и м а н о в с к и й и ж у р н а л и с т.
С а л а е в (Тимановскому). Слушай, Олег Тимофеевич, рассказал бы ты товарищу журналисту о своих подвигах…
Т и м а н о в с к и й (косится на журналиста). Каких подвигах?
С а л а е в (улыбается). Да хотя бы последних…
Т и м а н о в с к и й. Зачем? Не надо. (Незаметно для журналиста делает предостерегающие жесты.)
С а л а е в. Ничего, ничего! (Журналисту.) Только ты, если будешь писать, обязательно фамилии измени, а то неудобно — все же человек орден Ленина имеет. (Тимановскому.) Заодно объясни: зачем собрание хотел сорвать? Неужели так струсил?
Т и м а н о в с к и й (огорченно). Думал, народ не соберется.
С а л а е в. Ну, мне хотя бы этого не говори…
Т и м а н о в с к и й. Воскресенье же было…
С а л а е в. Ну и что?
Т и м а н о в с к и й. Откуда я знал, что полный зал наберется?
С а л а е в. Все ты знал. Просто пытался глупо схитрить.
Т и м а н о в с к и й (вздохнув). Пытался…
С а л а е в. И напрасно. Зачем же хитрить, если прав? (Журналисту.) Олег Тимофеевич, как я уже тебе говорил, начальник самой северной нашей экспедиции. Условия там тяжелые: тундра, метели, морозы. Но они ничего, работают неплохо… И вообще все было в порядке, пока там кляузник один не объявился, экономист, и не начал писать везде и всюду жалобы. Обо всем: о беззаконии, неполадках, аморалке, финансовых нарушениях — обо всем.
Т и м а н о в с к и й (жалобно). Работать стало невозможно. Комиссия за комиссией едет. Жалобы не подтверждаются — все равно едут…
С а л а е в (улыбаясь). Они вначале добром просили кляузника, чтобы перестал писать…
Т и м а н о в с к и й. Полгода уговаривали…
С а л а е в. Ну, а потом, бедные, не выдержали, связали его, собрали вещички, посадили в вертолет и отвезли в Салехард. Там высадили, перечеркнули в паспорте пограничную отметку, чтобы назад не смог вернуться, — экспедиция в погранзоне находится, — и, оставив товарища кляузника в Салехарде, улетели к себе домой.
Ж у р н а л и с т. Связанного?
Т и м а н о в с к и й (обеспокоенно). Зачем связанного? Развязали. И денег много оставили — полный расчет произвели. Все как полагается.
С а л а е в. Но товарища кляузника даже полный расчет не удовлетворил. И как развязали ему руки, дал он тут же телеграмму в Ялту, секретарю ЦК КПСС, — он как раз там, в Ореанде, главу какого-то государства принимал: так, мол, и так, прошу принять по делу особой государственной важности… Кто его в результате принял и принял ли вообще, неизвестно…
Т и м а н о в с к и й. Помощник с ним говорил.
С а л а е в. Но факт то, что позвонили из ЦК КПСС в обком и попросили принять меры против анархиста Тимановского, который самосуды над советскими людьми устраивает…
Т и м а н о в с к и й. А я даже не знал, что они его увезти хотят. Общественность от меня тайком сделала. Дружинники.
С а л а е в. Все ты знал.
Т и м а н о в с к и й. Но приказа такого не давал. Сами придумали… Надоело, в конце концов.
С а л а е в (журналисту). После звонка к ним секретарь обкома вылетел и потребовал, чтобы срочно общее собрание созвали. А товарищ Тимановский начал финтить…
Т и м а н о в с к и й. Боялся, что народ не соберется.
С а л а е в. Но народ собрался.
Т и м а н о в с к и й. Как назло, полный зал набился.
С а л а е в. И все как один выступили в его защиту. (Показывает на Тимановского, смущенно потупившего глаза.)
Ж у р н а л и с т (восхищенно). Прекрасный материал! Да!.. Такое можно было бы написать.
С а л а е в. Вот и напиши.
Ж у р н а л и с т. Ну, что вы! Никогда не напечатают. Вы нашего редактора не знаете…
Т и м а н о в с к и й. И слава богу. Мне сейчас только газеты и не хватает.
Зажигается лампочка на пульте. Салаев берет трубку. Слышен голос секретарши.
Г о л о с с е к р е т а р ш и. Фарид Керимович, он освободился. Соединяю.
С а л а е в. Давай.
Все напряжены. Пауза. Тимановский пытается что-то напомнить Салаеву, но понять его невозможно.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Да… Слушаю…
С а л а е в. Андрей Николаевич, здравствуйте. Салаев вас беспокоит…
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а (строго). Здравствуйте…
С а л а е в. Андрей Николаевич, я опять по поводу Тимановского. Я понимаю, он виноват, конечно, но все же слишком сурово с ним обошлись. Он же лучший наш начальник экспедиции… Смешно — из-за какого-то кляузника потерять хорошего работника.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Тимановский исключен из партии решением бюро райкома. И это решение не тема для телефонных разговоров. Свою точку зрения выскажешь на бюро обкома, когда этот вопрос будет стоять в повестке дня.
С а л а е в. Понимаю…
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Вот и хорошо, что понимаешь. Еще вопросы есть?
С а л а е в. Нет.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. А как обстоят дела с обоснованием плана?
С а л а е в. Мы получили телефонограмму, что обсуждение перенесено на сегодня на четыре часа. Это плохо, потому что мы не успеваем закончить необходимую подготовку.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Плохо, что ты поднимаешь вопрос большой, государственной важности, недостаточно к нему подготовившись. Показуха и самореклама, которые отличают стиль твоей работы в последнее время, могут принести большой вред делу.
С а л а е в. Андрей Николаевич, если вы имеете в виду телеграмму в Госплан, то… (Срывается и начинает говорить быстро и возбужденно.) Вы же понимаете, что это был единственный выход… Если бы я не дал ее, утвердили бы первый вариант плана, и было бы поздно…
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Что значит поздно? Что за мальчишеские штучки?! Какие варианты? Речь идет о государственном плане, который разрабатывается и обсуждается в течение нескольких месяцев и под которым в числе других стоит и твоя подпись. Какое ты имеешь право, не поставив в известность организации, отвечающие за этот план, давать телеграмму в Москву! Ты понимаешь, в какое положение ты ставишь область, всех нас? Откуда ты взял эти новые цифры?
С а л а е в. Они не новые. Я уже давно говорил, что у нас заниженные планы. Помните, я же вам тоже говорил. Но конкретно доказать не мог. А сейчас у меня есть полные расчеты. Мы действительно можем дать в восьмидесятом году триста миллионов. Я ручаюсь за это!
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. А почему Журавлев и другие категорически возражают против этой цифры?
С а л а е в. Потому, что они не знают того, что знаю я.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. Это еще надо доказать. И не забывай, что нефть добывает главк Журавлева, а не ваш. Ему давать эти триста миллионов.
С а л а е в. Наш главк занимается разведкой. И мы отвечаем за то, что к восьмидесятому году мы разведаем необходимое для этой цифры количество запасов.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а (звучит мягче). Мне рассказали, как ты там на своей вычислительной машине все рассчитываешь. Но учти — машина машиной, а решать твой вопрос будут люди. Заручись лучше поддержкой начальников экспедиций. Надоел ты всем своими фокусами. Это слишком серьезный вопрос, чтобы поддаваться эмоции. Все специалисты в один голос считают, что твои цифры авантюра.
С а л а е в. Они ошибаются.
Г о л о с с е к р е т а р я о б к о м а. А они считают, что ошибаешься ты… До свидания.
Слышны отбойные гудки. Салаев вешает трубку.
Свет в кабинете гаснет.
Изба, в которой размещается контора геологоразведочной экспедиции. Н е с к о л ь к о ч е л о в е к, и среди них К а н т е й, ждут, когда их примет председатель разведкома.
Между посетителями и тремя столами, за одним из которых сидит В е р м и ш е в, невысокая перегородка. Над Вермишевым висит табличка: «Председатель разведкома». Два других стола свободны. Видна дверь в боковую комнату, где живет начальник экспедиции. Над второй дверью, напротив, надпись: «Радиоузел». Неторопливо перебрав жиденькую стопку бумаг, лежащих на столе, Вермишев поправляет галстук и прическу, придает лицу строгое выражение и начинает прием.
В е р м и ш е в (важно, с нотками усталости). Пожалуйста, прошу, кто первый.
В приемной переглядываются. Кантей идет первым.
А-а-а… Кантеев… Прошу, садись. (Широким жестом указывает на табуретку по другую сторону своего стола.)
Кантей садится. Хмуро молчит.
Ну… Слушаю тебя… Говори, зачем пришел?
К а н т е й (после паузы). Ты что, не знаешь, что ли?
В е р м и ш е в (делает вид, что только сейчас догадывается)