Мое тело отклоняется назад, когда руки, обнимающие меня, тянутся, и я дрожу в их объятиях, начиная плакать. Пожалуйста, я не должна уходить. Мне нужна темнота. Еще один рывок, еще один рывок, и каждый дюйм разлуки с этим миром причиняет боль моей душе. Я не хочу боли. Нет.
Онемение… По крайней мере, я все еще чувствую онемение.
Глава 36
У меня в глазах вспыхивает страх. Я сжимаю их, пытаясь блокировать это. Это слишком.
— Шшшш. — Этот голос. Он такой мягкий, нежный. Как мог такой приятный звук раньше ранить мои уши? — Все в порядке. Ты в порядке.
Пальцы поглаживают мою талию сбоку медленными, успокаивающими движениями. Рука все еще обвивается вокруг меня, теплое тело прижимается к моей спине. Я снова начинаю дышать, по одному вдоху за раз.
Все в порядке. Я в порядке.
Как будто почувствовав мое облегчение, хватка вокруг меня ослабевает, понемногу позволяя мне двигаться. Я открываю глаза. Один за другим каждый предмет мебели появляется в поле зрения. Моя мебель. Мои фотографии над камином.
И затем это срабатывает. Где я нахожусь и с кем я.
Я разворачиваюсь, почти теряя равновесие, если бы не его рука, поддерживающая меня. Это он. Прямо передо мной. Он в порядке. Я в порядке. То место… Как я мог так потерять себя? Заметная дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда все это доходит до меня. Я бы никогда не нашла свой выход из темноты, не с тем всепоглощающим способом, которым она меня заманивала.
Я могла бы застрять там навсегда. Пустая душа. Потерянный разум. Безмолвная тень.
Довольствоваться тем, что никогда не говоришь. Никогда не чувствуешь. Никогда не любишь. Никогда не дерешься. Никогда не прикасаешься. Навеки оцепенел. Даже сейчас ощущение пустоты ползет по моей коже. Как я могла подумать, что мне это нужно?
Внезапно мои пальцы оказываются в его волосах, мое лицо зарывается в изгиб его шеи, я встаю на цыпочки, обвиваю его руками, и по моим щекам текут тихие слезы. Его тело замирает в моих объятиях, как будто он не знает, как реагировать. Но вскоре он притягивает меня к себе, теплые руки крепко обхватывают меня и окутывают своим успокаивающим теплом.
Я вдыхаю его запах, головокружительно мужской. Текстуру его волос, мягких и пышных. Его телосложение, большое и сильное. То, как поднимается и опускается его грудь, прижимаясь к моей с каждым движением. То, как его пальцы скручивают мой шелковый халат, как будто он не может подобраться достаточно близко, напоминая мне о том, насколько тонка материя.
Мое дыхание учащается, немного быстрее, тяжелее. Мой рот уже так близко к его шее… Я придвигаюсь на дюйм ближе, пока мои приоткрытые губы не касаются его шеи. Это такое тонкое движение, едва заметное, но то, как его пальцы впиваются в мою кожу в ответ, говорит мне, что он так же осознает наши тела, как и я. Мои глаза закрываются, когда я слушаю, как учащается его дыхание.
То, как это поражает меня, не успокаивает — глубоко укоренившаяся потребность чувствовать его. Прикасаться к нему. Чтобы он прикасался ко мне. Целовать, пробовать на вкус, исследовать. Уведи меня как можно дальше от оцепенения и просто заставь меня почувствовать что-нибудь. Заставь меня почувствовать все.
Мои губы прижимаются к его шее еще до того, как я осознаю, что делаю. Они еще немного расходятся, пока я не начинаю целовать, пробовать на вкус, исследовать. Грубый, гортанный звук вырывается из его горла, когда я поднимаюсь к его челюсти, и на мгновение он крепче сжимает меня в объятиях. Но затем он поднимает подбородок, отстраняя свои губы от моей досягаемости как раз прежде, чем я могу их найти.
— Лу… — Это мольба, что-то вроде отчаянного стона.
Хорошо, если он не позволит мне прикоснуться к его губам, я возьму те части его тела, до которых смогу дотянуться. Мой рот возвращается к его шее, ключице, затем моя рука проскальзывает под его футболку, огонь его кожи проходит через меня и заставляет меня чувствовать себя живой. Именно то, что я хочу. Именно то, что мне нужно.
Его руки опускаются на мою талию, удерживая меня на месте, когда он делает шаг назад. Все, что у меня осталось, — это хватка на моей талии и тепло, к которому я начинаю привыкать, и этого недостаточно. Каждое мгновение без чувства его похоже на еще одно мгновение пребывания в пустоте, и я не хочу, чтобы оно завладело мной. Я не могу позволить этому завладеть мной.
— Лу… Я не могу.
— Почему? — Мое раздражение ясно слышно в моем голосе, моя рука проводит по волосам. — Почему ты не можешь? Скажи мне.
Он выдыхает, его челюсть сжимается, когда он опускает голову.
— Просто скажи мне уже. Пожалуйста. Ты не хочешь быть здесь со мной? Ты не хочешь прикасаться ко мне?
— Я, черт возьми, Лу. Конечно, я хочу быть здесь с тобой. Конечно, я хочу, — его руки поднимаются и проводят по лицу, — прикоснуться к тебе.
— Тогда почему ты этого не сделаешь? Я бросаюсь на тебя, и все, что ты можешь сделать, это оттолкнуть меня. Что это? Почему ты не позволяешь мне хотеть тебя?
— Потому что — Он зажмуривает глаза, глубоко вдыхая. — Потому что это не реально, Лу. Все это ненастоящее.
— Что? — Я качаю головой. — О чем ты говоришь?
— Ты когда-нибудь задумывалась, почему тебя так тянет к кому-то вроде меня? — Он поворачивается и делает несколько шагов прочь, быстро и устрашающе, с напряженными волнами гнева, пронизывающими каждое движение. — Почему ты не испугаласьтв ту первую ночь в своей ванной, когда ты даже не могла меня видеть?
— Я… я была напугана. Вроде того.
— Нет, ты не была напугана. Я вижу страх каждый день, Лу. А ты, ты не была напугана.
Я не отвечаю, потому что он прав. В ту первую ночь и на следующую, я помню, думала, что должна была испугаться. Это было бы логичной реакцией. Но я не отреагировала. Вместо этого я почувствовала спокойствие. Я почувствовала доверие. И я хотела большего.
— Ты сразу почувствовала связь со мной, не так ли? — Теперь он делает шаг ко мне, его голос становится тише. — Совсем как той ночью на озере. Тяга ко мне, зов.
Тем не менее, я ничего не говорю. Что я могу сказать такого, чего он, похоже, еще не знает?
Он подходит ближе.
— Это не то, что я могу отключить. — И еще ближе. — Но тебе нужно знать, Лу. Тебе нужно знать, что то, что, как ты думаешь, ты чувствуешь ко мне? Это. Не. Реально.
Он срывается с места, прежде чем я успеваю ответить, пробирается к дальнему окну и, наклонившись вперед, хватается за его выступ. Я смотрю на его спину, не уверенная, что сказать, что почувствовать. Проблема в том, что прямо сейчас я почти ничего не чувствую. Полагаю, я должна испытывать чувство шока, или гнева, или беспокойства. И я чувствую, как это пытается пробудить во мне соответствующую реакцию.
Но все, о чем я могу думать, все, что я могу вспомнить, — это темнота. Пустота. Оцепенение. В тот единственный момент, когда я потеряла всякое подобие того, кем я была, включая всякое желание узнать. И все это в течение чего? Минут? Секунд? И я называла это место своим домом. Я растворилась в черной как смоль яме настолько полностью, что стала ею. Все воспоминания до входа в нее исчезли, были стерты начисто, любое чувство цели ушло вместе с ними.
Такой ли скоро станет моя жизнь? Неужели мое сердце просто остановится, и тогда пуф, я стану бесплотной тенью пустоты? Опустошенная душа, неспособная что-либо испытать? Навеки стать рабом тьмы?
Я не могу подавить то, как мои губы дрожат при мысли обо всем этом, и я тоже не хочу. Я вообще не хочу подавлять какие-либо эмоции, будь то печаль или радость. Правильные или неправильные. Не сегодня вечером. Не после того проблеска моего будущего.
— Мне страшно, — наконец шепчу я, отстраненно глядя ему в спину. — Я боюсь, что не проснусь завтра. Я боюсь, что мое сердце замерзнет, а потом, когда я открою глаза, я застряну там, в том ужасном месте. Но в основном… в основном я в ужасе от того, что я даже не буду бороться за освобождение. От того, что я буду думать, что мне это нужно, от охватившего меня оцепенения.
Он отталкивается от выступа, медленно поворачиваясь ко мне лицом.
— Ты знаешь, что я все еще чувствую это во мне, даже сейчас? — Я продолжаю, делая шаг в его направлении. — Как это тяжелое, липкое, пустое ощущение, от которого я, кажется, не могу избавиться. Я просто хочу что почувствовать. — Мой голос срывается, выдавая мое отчаяние, но мне все равно. Я делаю свои шаги медленными и уверенными, один впереди другого. — Я хочу немного. Я хочу много. Видишь ли, мне все равно, реально то, что я чувствую к тебе, или нет, потому что для меня это чертовски реально. Просто скажи мне одну вещь… То, что ты чувствуешь, реально?
Он отводит от меня взгляд, качает головой.
— Это не имеет значения, Лу. Я не собираюсь пользоваться ситуацией в своих интересах…
— Ответь на вопрос. То, что ты чувствуешь ко мне, реально?
— Лу…
— Да. Или нет. На самом деле это простой вопрос. Просто…
— Да, — выдавливает он сквозь зубы, еще раз качая головой и отстраняясь. — Хорошо? Да, то, что я провожу каждую чертову секунду каждого чертова дня, думая о тебе, реально. Да, то, что я хотел бы проводить с тобой каждое воскресенье, чтобы тебе больше никогда не пришлось плакать, реально. То, как я задаюсь вопросом, на что было бы похоже быть здесь, когда ты проснешься, обнимать тебя, когда захочу, целовать твои губы, целовать твою шею — да, это чертовски реально. — Он проводит руками по глазам и теребит волосы. — Это то, что ты хочешь знать?
Новая слеза скатывается, и я киваю. Впитываю новые чувства, вливающиеся в меня. Шок от его признания. То, как это почти делает меня печальнее, зная, что у меня, возможно, никогда не будет шанса услышать эти слова от него снова. Возможно, никогда больше не увижу этого выражения на его красивом лице, одновременно боли и тоски, когда он смотрит глубоко в мои глаза.
— Так покажи мне, — мягко умоляю я, делая шаг вперед. — Только на эту ночь, покажи мне, каково это — чувствовать. Быть поцелованной, быть