– Зачем твоей госпоже так много яда? – Спросил я ещё. – Тем, что она здесь приготовила, можно было бы перетравить несколько сотен человек.
– Я этой комнаты никогда не видела. Богом клянусь! Когда она что-то подливала, то из такой коричневой бутылочки. И всё.
Я не знал, могу ли я верить Маргарите, но в данный момент это не имело значения. Может быть, Эсмеральда Пляйс просто любила изготавливать и коллекционировать яды? Одни собирают книги, другие – богато украшенные оружие и доспехи, а она имела коллекцию смертоносных порошков, мазей и напитков. А может, ей нравилось чувствовать власть над человеческой жизнью? Она представляла, что было бы, если бы она отравила городские колодцы, и отказывалась от этой мысли, убеждая себя в чувстве, какой она благородный человек. Или она планировала, что когда-нибудь отвергнет моральные ограничения и познакомит горожан с работой своей коллекции? Кто мог это знать, и кого это могло волновать? Эсмеральда Пляйс была мертва, что казалось самым выгодным из возможных решений.
Я не собирался посещать Роберта в ту же ночь, поскольку не хотел вызвать суматоху, которую, несомненно, мог спровоцировать столь поздний визит в дом бургомистра. Дело могло совершенно спокойно подождать до утра, тем более что я должен был ликвидировать коллекцию Эсмеральды. Это дело что-то мне напоминало. Мне казалось, что раньше я уже видел подобную тайную комнату, но в ней были не только яды, но и таинственные книги, статуэтки и амулеты. Откуда могли появиться такого рода воспоминания? Может, на самом деле они были не воспоминаниями, а образами, возникшими в результате чьих-то рассказов? Ведь в Академии Инквизиториума не раз, не два и не десять нам рассказывали и напоминали истории многих преступников и отступников. Я приказал Маргарите принести молоток и гвозди, а затем тщательно забил досками двери в комнату Эсмеральды.
– Упаси тебя Бог войти сюда без моего разрешения или кого-нибудь впустить, – предупредил я.
– Столь мощное укрепление, как вы соорудили, я не смогла бы преодолеть, даже если бы захотела.
– Лучше не пытайся, Маргарита. – Я серьёзно посмотрел на неё. – И не бойся, что тебя будут судить за соучастие. Я не собираюсь вмешивать тебя в это дело.
Она прикусила губу.
– Это очень великодушно с вашей стороны, мастер. Я понимаю, что я у вас в долгу, который следует погасить. – Она опустила глаза. – А девушке столь бедной, как я, нечего предложить, кроме...
С полным смирением признаю, что на миг я задумался, не воспользоваться ли возможностью и не провести ли ночь с молодой служанкой, чтобы доказать ей, что инквизиторский пыл проявляется не только в преследовании ересей. В конце концов, я пришёл к выводу, что это не лучшая идея.
–...молитвы за моё здоровье, – закончил я за неё и улыбнулся. – Спокойной ночи, Маргарита.
Изумление, которое я увидел в глазах девушки, было довольно забавной платой за принятое мною решение.
Дом бургомистра я посетил ещё до полудня, попав как раз в то время, когда хозяин вместе с семьёй и друзьями сидел за столом, наслаждаясь едой и благородными напитками. Меня пригласили в компанию, и я не мог себе отказать воспользоваться этим приглашением. Правда, после завтрака у Грюннов мне казалось, что уже ничего не влезет в мой живот, но оказалось, что несколько бокалов гданьской водки великолепно пробудили мой аппетит.
– Нет ничего похожего на гданьскую водочку, – вздохнул бургомистр с явным удовольствием. – Ни один напиток так гладко не проходит в желудок и в столь значительной степени не обостряет ум.
– И чувства! Чувства тоже! – Выкрикнул один из гостей. – Я, как выпью водки, то сразу готов бежать в бордель. И такие у меня тогда неожиданные силы, что девки кричат, что сами мне заплатят, лишь бы только я оставил их в покое.
Этот человек, вероятно, не понимал, что это говорит не в его пользу. Я сам определённо предпочитал, когда шлюхи уговаривали меня остаться, и когда они соглашались не взимать дополнительной платы за это время. Ну что ж, человек вежливый в речах и умелый в постели может снискать симпатию даже столь жалкого существа, как шлюха. Можно сказать, что не раз и не два девушки подобной профессии ели с моих рук. Чтобы быть точным, я могу лишь добавить: не всегда только с рук, поскольку я вспомнил, как однажды я решил использовать миску воздушного ванильного крема следующим образом...
– Мастер инквизитор? – Голос бургомистра прервал мои размышления на самом интересном моменте.
– Да?
– Я только что спросил, знаете ли вы имя какого-нибудь особенно опытного в своём искусстве палача. Потому что, знаете, когда дело дойдёт до казни Пляйса, мы бы хотели, чтобы всё прошло как нельзя лучше. И чтобы надолго запомнилось, как в нашем городе могут подготовиться к подобному торжеству.
– Суд ещё не вынес решения, – напомнил я.
– Это всего лишь формальность. – Бромберг пренебрежительно махнул рукой.
– Когда приговор будет вынесен, я с удовольствием помогу вам с выбором палача, – сказал я и встал. – А теперь я искренне благодарю вас за угощение, но долг зовёт. Можете проводить меня к господину Пляйсу?
Бургомистр с сожалением вздохнул и на прощание опустошил ещё два бокала гданьской водки, один за другим. Он выдохнул и блаженно улыбнулся, после чего, подкреплённый напитком, двинулся быстрым шагом.
– Пейте, ешьте, дорогие гости, что Бог послал. Я скоро к вам вернусь – объявил он.
Мы спустились в подвал и повторили тот же ритуал, что и в прошлый раз, с закрытием двери, и я оказался внутри камеры, где держали Пляйса. Двоюродный брат Оттона даже не вздрогнул, когда увидел меня. Он лежал на одеяле и смотрел в потолок.
– Здравствуйте, господин Роберт, – сказал я сердечным тоном.
– Здравствуйте, – ответил он не глядя на меня. – Вы знаете, я с рассвета смотрю на этого паука. Вон там, видите, между этими двумя щелями в потолке...
Я проследил за его взглядом и действительно увидел неподвижно сидящего паука.
– Он не сдвинулся даже на дюйм за эти несколько часов. Почему? Чего он ждёт?
– Может, спит? – Предположил я.
– Может и так, – вздохнул Пляйс. – Но каков смысл его существования? Что он делает, кроме сна и добычи пропитания? Кроме этого он только бежит за жертвой и бежит, когда хочет спастись от нападающего. Что такое его жизнь, как не постоянная борьба за выживание?
Меня не особенно интересовала эмоциональная жизнь пауков, но по собственному опыту я знал, что мысли людей пред лицом смерти иногда бродят странными путями. И тогда они размышляют над вопросами, которые в другой ситуации вообще не привлекли бы их внимания.
– Каждое животное, каждый маленький червь имеет одно свойство, – сказал я. – Это инстинкт выживания. Мы, люди, иногда об этом забываем.
– Мы, люди, иногда знаем, что нам незачем больше жить, – возразил он и наконец посмотрел на меня. – Я потерял свою любимую, потерял доброе имя, потерял надежду на будущее. Что ещё меня держит в этой юдоли слёз?
Я присел рядом на стул.
– Почему вы хотите сдаться? И прежде всего скажите, господин Пляйс: почему вы не сказали мне правду? – Спросил я с сожалением. – Почему вы скрыли от меня такие важные факты?
Он поморщился.
– И что же я от вас утаил?
– Вы этого стыдитесь? Не вы первый и не вы последний стали игрушкой в руках злых людей.
– О чём вы, чёрт возьми, говорите?! – Почти заорал он.
– Господин Пляйс, когда вы дадите показания по делу, суд примет это во внимание. Исходя из моего опыта, вы будете свободны. Ведь судьи тоже мужчины, и каждый из них задаст себе вопрос, что бы сделал он сам, если бы оказался в ситуации, подобной вашей.
Дворянин уставился на меня, словно я был каким-то заморским дивом, до этих пор неизвестным и невиданным.
– Гвозди и тернии, меч Господа нашего, я не имею ни малейшего понятия, о чём вы толкуете, господин инквизитор! Может быть, вы соизволите сказать прямо, что вы имеете в виду, и не будете терзать меня загадками!
Ну хорошо, раз уж он сам этого захотел...
– Я нашёл тайник в комнате вашей жены. А в нём яд, который она месяцами добавляла вам в еду. Вот почему вы так ужасно кашляли, и поэтому с тех пор, как вы оказались в тюрьме, вас больше не мучает столь же сильная болезнь. Думаю, вы скоро поправитесь...
– Вы говорите, Эсми меня травила? – Он уставился на меня широко раскрытыми глазами.
– Именно так.
Он разразился искренним смехом и даже весело хлопнул себя руками по коленям.
– Да вы, наверное, с ума сошли! Эта женщина любила меня, может, даже больше, чем я её.
– Именно так думают все обманутые мужья, – сказал я сочувственно. – Я понимаю, что когда вы узнали о преступлении, то не выдержали и напали на жену. Господин Пляйс, расскажите мне всё, и в свете фактов и доказательств вас уже завтра освободят из тюрьмы. И вы спокойно вернётесь домой.
– Так значит, такова ваша линия защиты. – Он прислонился к стене. – Не одержимость демоном, а нападение ради защиты жизни. Умно.
Я остолбенел.
– Что вы хотите этим сказать? Что я подделал улики? Что я дам в суде ложные показания? Что я придумал всё это, чтобы вытащить вас отсюда?
– Я никогда не оскверню память своей любимой столь отвратительным обвинением, – сказал он твёрдо, даже не соизволив ответить на вопросы. – Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь. Я предпочту компанию палача вашему присутствию.
– Господин Пляйс...
– Я сказал: убирайтесь! – Он встал с постели, и я увидел, как он сжимает руки в кулаки.
Конечно, я справился бы с ним, даже если бы мне привязали правую руку к левой ноге, но ведь я пришёл сюда не для того, чтобы с ним драться. Красиво бы это выглядело в глазах посторонних людей! Поэтому я постучал в дверь, и когда их открыли снаружи, вышел не попрощавшись. Меня действительно удивило то, что я услышал от Пляйса, тем более что его возмущение звучало искренне, а изумление выглядело непритворным. Если же это была лишь искусная игра, то почему он решил играть именно сейчас, когда следствием этой забавы окажется ни больше, ни меньше, как потеря жизни