Я слушал спокойно, несмотря на то, что вывод, казалось, не имел ничего общего с сегодняшними событиями. Но я догадывался, к чему клонит Грюнн.
– И когда я увидел его, знаете, беззаботного, не знавшего печалей, я подумал: а что ты знаешь о жизни, о несчастье? И он мне показался таким...
– Отвратительным и достойным наказания, – добавил я.
Он склонил голову.
– Вы понимаете. Вы всё понимаете... Слава Богу, Дитрих свалил меня и отнял моего сыночка... Моего ангелочка...
Я не сдержался и похлопал его по спине, потому что его печаль была действительно огромна, а в тот момент я уже имел твёрдые основания утверждать, что его вина (если вообще можно было в данном случае говорить о вине), вероятнее всего, не была умышленной.
– Что теперь будет, господин Маддердин, что теперь будет? – Он посмотрел на меня налитыми кровью полными слёз глазами.
– Я вас развяжу, – ответил я. – И, надеюсь, вам не придёт в голову никаких глупостей. Я постараюсь вам помочь, но вы должны меня слушать. Понимаете?
– Как не понять. – Он глубоко вздохнул. – Только скажите: что теперь будет?
– Для вас, безусловно, будет лучше, если вы уберётесь с глаз вашей жены и зятьёв. Не пытайтесь приблизиться к своему сыну, потому что тогда они вас убьют, и их будет трудно за это винить. Понимаете?
– Как не понять, – повторил он глухо.
– Проведите несколько ночей у какого-нибудь знакомого или на постоялом дворе, и лучше вообще не выходите на улицу. Спокойно подождите, пока я не разберусь в этом деле.
– А Михалек? Ему ничего не грозит?
Я на секунду заколебался.
– Мне кажется, что нет, – сказал я. – Уже случилось всё, что могло случиться. Но скажу вам честно: голову на отсечение не дам. Только не обольщайтесь тем, что сможете его защитить, – добавил я уже резким тоном. – Потому что, уверяю вас, во всём мире нет человека, чья компания больше угрожает ему, чем ваша!
– Я... я ничего не понимаю. Почему вы так говорите?
Я наклонился, вытащил нож и перерезал верёвки, связывающие Грюнна, сначала на ногах, потом на руках. Он с облегчением вздохнул и начал спокойно разминать суставы. Я знал, что он ждёт ответа.
– Почему я так говорю? Поверьте, я не желаю вам зла, но вы бы не поняли моих объяснений. Если Бог даст, я скоро закончу дело, и вы вернётесь в лоно семьи.
Он повернулся в мою сторону. Его правая щека уже раздулась так, что из-за отёка был виден только зрачок.
– А кто меня примет? – Спросил он таким жалобным голосом, что я не хотел верить, что он вышел из гортани этого сурового человека.
Тем не менее, я не собирался утешать мастера-красильщика пустыми словами, потому что ни я не был умелой нянькой, ни ему не было пользы от лжи или писанных на песке уверений.
– Сейчас никто, – ответил я честно. – И неизвестно, произойдёт ли это когда-нибудь. Но уверяю вас, однако, что надежда есть.
Говоря эти слова, я действительно верил, что для него есть надежда. И, следовательно, есть также надежда, что блеск инквизиторской мудрости осветит тёмные тайны, которые окутали город Виттлих.
Убедить братьев Вейген не причинять вреда зятю и даже не сообщать властям о его поступке оказалось нелёгкой задачей.
– Этот негодяй вас купил! – Заорал младший и обвиняюще наставил на меня указательный палец, когда я уже сказал им, что собираюсь отпустить Эриха на свободу.
– Господин Вейген, – сказал я спокойно, – я понимаю ваше раздражение, сожаление или разочарование, но уверяю вас, что ещё несколько подобных слов, и вы, а не ваш зять, окажетесь в камере.
Старший из братьев успокаивающе похлопал Василия по плечу, потом зашептал что-то ему в ухо, и наконец отстранился с суровым лицом. Василий явно раскис после этой нотации.
– Мастер инквизитор, мы доверяем вам и вашему опыту, – заявил Дитрих Вейген. – Хотя и не скажу, чтобы мы делали это с лёгким сердцем. Но я предупреждаю вас, что даже сила инквизиторского убеждения не остановит нас от убийства этого злодея, если он будет отираться рядом с домом.
– Он обещал мне, что оставит вас в покое, – ответил я. – И позвольте мне заметить, что это дом Грюнна, а не ваш или вашей сестры. Или я ошибаюсь в этом отношении?
По внезапно покрасневшим щекам Дитриха я понял, что нет, я не ошибся.
– Это наша сестра. Наш племянник, – буркнул младший из братьев. – Мы должны о них заботиться. Охранять их от этого злодея.
– Поверьте, мы беспокоимся не об имуществе, – сказал старший примирительным тоном, – а о безопасности нашей семьи. Мы не заримся на чужое, но чтобы навредить Элизе или малышу Эрих должен будет перешагнуть через наши трупы.
– Вот именно! – Василий с размаху стукнул кулаком об кулак.
– Он такой милый мальчик, его Михаил. А на отца похож как две капли воды, – добавил искренне опечаленным голосом Дитрих. – Скажите сами, как этот проклятый ублюдок мог причинить такой ужасный вред ребёнку?
– Вреда он, вроде, не причинил, ибо Бог милостиво направил вашу руку и остановил его смертоносное намерение. Разве нет?
– Вроде как да. Но вы полагаете, что малышу будет легко жить с мыслью, что родной отец хотел его утопить в кипящей смоле?
Я покачал головой.
– Господин Вейген, если вы, его мать и служанка не проболтаетесь, то и ребёнок ничего не узнает. Он скоро забудет, что произошло, и если вы вдобавок скажете, что это была такая игра, в борьбу или догоняшки...
– Как это?! – Выкрикнул Василий. – Мы всё расскажем, пусть весь город...
– Позор падёт и на вас, – прервал я его. – А над сыном вашей сестры будут смеяться, ложно сочувствовать ему, злословить за спиной. Или в этом заключается ваша забота о семье, чтобы обречь ребёнка на подобные страдания?
– Но...
– Молчи, дурак! – Приказал Дитрих брату. – Святая правда, господин инквизитор. – Он повернулся в мою сторону и посмотрел серьёзным взглядом. – Нам не нужно ни огласки, ни издевательств над Михалеком. Мы будем молчать, и Элизе прикажем то же самое. А Хельга...
– Это служанка, – Тут же пояснил младший.
– Да, служанка. – Дитрих почесал бороду. – Я дам ей выбор между палкой и серебром.
– Лучше дайте ей выбор между палкой и отсутствием палки. – Посоветовал я – Из опыта я знаю, что люди, которым платят за молчание, имеют обыкновение привыкать к столь легко заработанным деньгам. А цена, в обмен на которую они соглашаются держать язык за зубами, растёт из месяца в месяц.
– Возможно, вы и правы, – ответил он после минуты раздумий. – Но сейчас...
– Сейчас заприте её в какой-нибудь каморке, пока не протрезвеет. И позвольте мне перемолвиться парой слов с вашей сестрой.
Элиза Грюнн сидела на кресле в гостиной. Может, «сидела» было не лучшим определением. Она замерла, словно статуя, и не пошевелилась даже тогда, когда услышала щелчок открывающейся двери и мои шаги. Её глаза смотрели прямо на меня, но зрачки даже не двинулись, когда она меня увидела. Элиза держала на руках сына, а мальчик посапывал во сне. Я придвинул себе табурет и сел рядом с ними.
– Госпожа Грюнн, – заговорил я мягко, – вы можете поговорить со мной?
Она никак не дала знать, что поняла, что я говорю. Ба, она даже никоим образом не дала понять, что вообще услышала, что я сказал. Я уже видел людей, находящихся в таком состоянии. Людей, которые, казалось, не замечали окружающего их мира и даже не пытались его заметить. По опыту я знал, что подобную болезнь превосходно исцеляет прижигание раскалённым железом или вбивание иголок под ногти, но по понятным причинам я и не мог, и не хотел применять столь радикальное лечение в данном случае.
– Элиза... – Я осторожно прикоснулся к её ладони. – Теперь вы в безопасности.
После долгой паузы что-то дрогнуло в лице женщины. Она посмотрела на меня, и я видел, что она узнаёт, кто перед ней стоит.
– Мы не будем в безопасности, пока этот монстр жив, – прошептала она. – Убейте его, и я щедро вам заплачу.
– Госпожа Грюнн, мне нужно задать вам несколько вопросов. Но сначала мне нужно знать, в состоянии ли вы отвечать разумно.
– Я не сошла с ума, инквизитор, – ответила она холодным тоном. – И не имею такого намерения.
– Очень этому рад, – сказал я искренне. – А теперь...
– Где он сейчас? – Перебила она меня.
– Уехал. Вернёмся, однако...
– Как это: уехал? Почему его выпустили? – Она не повысила голос, но его звучание превратилось в змеиное шипение. О да, она действительно была в ярости, но старалась проявлением этой ярости не разбудить спящего мальчика.
– По моему распоряжению, потому что...
– Кто дал вам право отдавать распоряжения в этом доме? – Я был почти уверен, что если бы она не держала на руках ребёнка, я получил бы по лицу.
– Послушайте спокойно, что я хочу сказать. – Я развёл руки в примирительном жесте. – Очень вас прошу, ради Бога.
– Где был Бог, когда этот мерзавец бросал в смолу моего сыночка?
– В это время Бог управлял руками вашего брата, – тут же ответил я, поскольку этот ответ напрашивался сам собой.
Она глубоко вздохнула.
– Да. Это правда, – сказала она таким тоном, словно я открыл ей какую-то великую тайну. – Но почему Господь решил испытать нас столь жестоким образом? Это знак, мастер Маддердин? – На этот раз её глаза пылали. – Это сигнал, данный мне Богом? Но что он означает? Скажите!
– Опасная это задача, пытаться расшифровать замыслы Творца. – Я мягко положил руку на её ладонь.
– Может, Бог говорит мне: это плохой человек, этот человек достоин смерти, убей его...
Я не люблю людей, которые не слушают хороших и к тому же идущих от чистого сердца советов. Что ж, я понимал, что Элиза Грюнн имела право волноваться. Она только что потеряла мужа и чуть не потеряла своего сына. Люди удивительно тяжело переносят подобный опыт, ибо мало кто, кроме инквизиторов, может похвастаться тем, что Господь закалил их сердца как стальные лезвия мечей.
– Госпожа Элиза, я разберусь в этом деле, но сначала мне нужно задать вам несколько вопросов, так что...