иум. Но они нажили бы себе беды, включив в обвинительный акт без согласования с инквизиторами подозрение в использовании магии. В конце концов, это мы, служители Святого Официума, были единственными, кто мог судить, является ли кто-то еретиком и колдуном или правоверным христианином. И монополию на подобные суждения не собирались уступать никому.
Бургомистр уведомил меня о дне освобождения Роберта Пляйса, и произошло это даже не через неделю, а через пять дней с нашего последнего разговора. Я решил подождать в саду, и когда кузен Оттона переступил порог, с улыбкой подошёл к нему. Он ответил мне взглядом исподлобья.
– Значит, вы исполнили своё намерение, – сказал он злым голосом, видимо, в ярости, что я являюсь причиной его оправдания. – Я не знаю, чем вы руководствовались, спасая меня против моей собственной воли, против закона и против моральных правил, но вы добились своего. Если вы думаете, что кто-то будет вам из-за этого обязан, то глубоко ошибаетесь.
– Хо-хо-хо, какое красноречие, господин Пляйс. Я вижу, вы уже хорошо чувствуете себя, не так ли? У вас румянец на щеках, а если присмотреться, то видно, что вы немного поправились...
Вначале я думал, что он меня ударит, но он сдержался. Не знаю, остановила ли его руку мысль, что нельзя бить инквизитора на службе, или он всё же был благодарен мне за освобождение от вины и избавление от предстоящей казни и долгой, мучительной смерти.
– Вы ожидаете награды? – Спросил он надменно. – Кошель золота? Помощь в карьере? Что я должен быть благодарен вам за спасение жизни или за спасение имущества? Не дождётесь! Этот дурак Оттон вас вызвал, пусть теперь этот дурак Оттон вам и платит! – Он скривил лицо в ехидной гримасе.
Что ж, инквизиторы, как правило, не ожидали признания за оказанные миру и людям благодеяния. Мы трудимся ради Господа и ради спасения ближних, а не ради того, чтобы купаться в человеческой благодарности.
– Единственная награда, на которую я надеюсь, это то, что вы уделите мне полчаса вашего драгоценного времени, – сказал я. – А потом, если такова ваша воля, вы можете сплести верёвку и повеситься на ней, раз уж вы так торопитесь умереть.
Щёки Пляйса задрожали от ярости. Наверное, он не привык ни к такому тону, ни к таким словам. Но в компании инквизиторов многие люди меняют свои привычки. Таковы уж мы есть...
– Если бы вы не были... – начал он сдавленным голосом.
– Знаю, знаю, знаю... – прервал я его. – А вы, если бы не были патрицием и родственником инквизитора, получили бы пинок под зад вместо помощи, а затем были бы казнены на рынке. Вам есть ещё что добавить?
Роберт Пляйс уставился на меня так, словно я – огненный демон, который только что явился ему в облаке дыма и испарениях серы. Он смотрел на меня и смотрел, после чего, наконец, махнул рукой и, о чудо, искривил рот в некоем подобии улыбки.
– Я могу уделить вам полчаса, – буркнул он. – И даже час. Потом... – он замолчал. – Потом я должен буду заняться своими делами.
– Вы нарвёте роз, уложите их в коляску, привезёте на кладбище, разбросаете на могиле покойной жены, после чего пронзите себя кинжалом, так, чтобы ваша кровь потекла на её выбитое на камне имя. Я правильно угадал?
Он побледнел, перекрестился и отступил на два шага.
– Нет-нет, – предупредил я его вопрос. – Мы не умеем читать мысли людей, или, по крайней мере, я не умею. Это простое знание убогой человеческой натуры, с которой мы знакомимся во время обучения в преславной Академии Инквизиториума.
Пляйс тяжело вздохнул, словно он только что сбросил с плеч тяжёлый груз, который до этих пор нещадно на него давил.
– Я собираюсь сделать именно так, как вы сказали. И никто меня не остановит!
– Вольному воля. – Я пожал плечами. – Для того вы и получили её от Господа, чтобы совершать глупости. Идём?
Похоже, он был удивлён моими словами, поскольку он долго не находил, что ответить.
– Куда? – Спросил он наконец.
– К вам домой, куда ещё.
Теперь пожал плечами он.
– Идём.
Путь мы прошли молча, а Пляйс даже не ответил на приветствия нескольких людей, которых мы встретили. Истины ради следует, однако, признать, что я видел куда больше людей, которые отводили от нас взгляд или при виде нас быстро переходили на другую сторону улицы. Что ж, независимо от того, признали ли Пляйса виновным или невинным, память о смятении, которое он вызвал, несомненно, будет тянуться за ним годы. Конечно, если он раньше не заколется кинжалом на могиле жены, как обещал. Тем не менее, я надеялся, что после разговора со мной у него больше не будет повода для подобной авантюры, достойной скорее глупого молокососа, чем человека в возрасте.
Мы всё ещё молча вошли на территорию принадлежащей Пляйсу усадьбы, и мой компаньон ответил кивком на тихое приветствие и вежливый поклон Маргариты. Мы поднялись по лестнице на второй этаж, после чего я убрал заслоны, преграждающие путь в комнату Эсмеральды. Я показал Роберту тайник за фальшивой стеной и объяснил, что его жена в нём хранила, и каково было действие этих ядов. Пляйс слушал меня в полном молчании, с лицом столь неподвижным, словно он впал в состояние какой-то удивительной летаргии. Когда я закончил, он ничего не сказал, только отступил на два шага и присел на край постели. Погладил ладонью бархатное покрывало, застилавшее всю кровать.
– Эсми всегда была падка на любовные игры, – глухо сказал он наконец. – Она тянула меня в постель, будь то день или ночь, и поверьте мне, что она и стонала, и кричала, и шептала о любви...
Он поднял на меня взгляд. У него были печальные глаза привязанной к дереву собаки, которую оставляет любимый хозяин.
– Хорошо делает, кто женится на женщине, а ещё лучше делает тот, кто не женится, – сказал я, цитируя письмо святого Павла.
– Так я в будущем и поступлю, помоги мне Господи... – Он приложил руку к груди.
Затем, как будто озарённый внезапной мыслью, он повернул в мою сторону обеспокоенное лицо.
– А вы это не подделали? Это всё, – он обвёл рукой вокруг, – не ваших рук дело?
– Инквизиторы не действуют таким способом.
– Клянётесь? Страшной местью Иисуса?
– Чем захотите. Если это вас успокоит, клянусь верой, которую я исповедую, собственной жизнью и собственным спасением, что, насколько мне известно, ваша жена систематически вас травила, а всё, что вы здесь видите, принадлежало ей.
Он опустил руки.
– И что мне теперь делать? – Спросил он тихо, наверное, даже не меня, а самого себя. – Как мне жить?
Честно говоря, общество дворянина начинало меня раздражать. Он должен был радоваться, как ребёнок, что он спас голову, избавился от злобной стервы-убийцы, и теперь у него впереди вся жизнь, которую он построит так, как захочет. Вдобавок без гири на ноге в виде жены. А вместо этого Пляйс нудил, брюзжал и гримасничал. Я махнул рукой на этикет и сказал ему это. К моему удивлению, он бледно улыбнулся.
– Вы думаете, что так можно? Сжечь прошлое, как старые штаны?
– Если они обосраны и воняют? Наверное, можно...
– Всё, во что я верил... – Он покачал головой, и в его глазах появились слёзы. – Всё, что я любил...
Он действительно меня раздражал. Не одна, так будет другая. Любая женщина, по моему скромному мнению, подобна как колесу у телеги. Его нужно часто смазывать, но быстро менять, как только оно начнёт скрипеть.
– Ну ладно, господин Роберт. Мне уже пора, а вы тут обдумайте всё хорошенько, и...
– Почему она это сделала? – Он, казалось, не слышал, что я сказал. – Вы узнали, почему она меня так ненавидела?
– Потому что вы совершили преступление, господин Пляйс... – Я обернулся, уже стоя в дверях.
– Я? Преступление? – Он высоко поднял брови.
– Да, господин Пляйс: преступление. Вы надоели ей до смерти. Так же, как теперь вы надоедаете мне. Оставайтесь с Богом.
– Подождите же! Подождите!
Я громко вздохнул и посмотрел на него. Он встал с кровати и энергично провёл тыльной стороной ладони по лицу, словно хотел стереть с него любое сомнение, любой след беспокойства о будущем, который мог на нём появиться.
– Я вам кое-что должен, мастер инквизитор, – сказал он серьёзно. – И за спасение жизни, и за то, что открыли мне глаза. Назовите свою цену.
– Покорнейше благодарю, но Инквизиториум в этом случае покроет все расходы, которые мне пришлось понести. А я удовлетворён тем, что я нашёл в городе ведьму, которая будет наказана в соответствии с законом и сгинет в огне... Вы не просили меня о помощи, так что ничего мне не должны.
– Ха! – Он подумал секунду, после чего подошёл ко мне с протянутой рукой. – Примите хотя бы рукопожатие, – сказал он. – И помните, что я всегда буду вам обязан. Я не забуду вашей доброты.
Я пожал протянутую руку.
– Позвольте только спросить... Я знаю, что вы спешите по своим делам... но... – Он закусил губы.
– Говорите.
– Оттон.
– Что Оттон?
– Почему он вас вызвал? Или он питает ко мне настолько искреннюю нежность?
– Если бы вас осудили и казнили, ваше состояние разделили бы город и братья вашей жены. Для Оттона, как для наследника, мало что осталось бы, или совсем ничего. Если бы вас оправдали, вы бы скоро умерли, и мой товарищ унаследовал бы всё ваше имущество. А это, как говорят, немало, и тут было за что стараться.
– Так он был уверен, что я умру... – Пляйс потёр подбородок ладонью. – Странно.
– Вы хотите спросить, не сговорился ли он с вашей женой, чтобы лишить вас жизни? Не травила ли она вас, пользуясь его знаниями, и не планировала ли, что они поженятся после вашей смерти?
– Такая мысль приходила мне в голову. – Он бледно улыбнулся.
– Этого мы уже никогда не узнаем. Ясно одно: если бы не Оттон, то скоро вас не было бы среди живых. Чего бы он на самом деле ни хотел достичь, спасая вам жизнь. А я надеюсь, что вы будете жить долго и во здравии, – добавил я искренне.
– Взаимно, мастер Маддердин, взаимно. – Впервые с тех пор, как я с ним познакомился, он обнажил зубы в широкой улыбке, а потом ещё раз горячо пожал мою руку.