И когда я собирался вернуть на место угол одеяла, чтобы прикрыть лица матери и ребёнка, я увидел, или мне показалось, что я увидел, как губы младенца пошевелились. Слегка. Почти незаметно. Человек, не благословлённый Господом такой проницательностью и способностью наблюдать за окружающим его миром, как ваш покорный слуга, вероятно, накрыл бы тела одеялом, тем самым доведя ребёнка до окончательной гибели. Я же, наклонившись, приложил ухо к хрупкой груди. Сердце билось. Или скорее тихонько пульсировало медленным, замирающим ритмом. Этот мальчик уже умирал. Он выдержал так много, что это даже удивительно, но сейчас сдавался. Но это была уже моя забота, не позволить ему сдаться...
– Мастер Маддердин! – Стоящий в коридоре Роберт Пляйс удивился, увидев меня. – Я не ожидал увидеть вас снова. Но, пожалуйста, пожалуйста, заходите.
Только теперь он увидел женщину за моей спиной.
– А это...? – Он понизил голос.
– Впустите её, пожалуйста, и я вам всё объясню.
– Иди на кухню, – приказал Пляйс женщине, а затем внимательно посмотрел на свёрток, который она несла.
– А это что за... – он прервался и бросил взгляд в мою сторону. – Идёмте же, идёмте, мне любопытно услышать ваши объяснения.
Он проводил меня в гостиную, вытащил из секретера хрустальный графин и два выпуклых бокала, оплетённых золотой нитью.
– Я вас внимательно слушаю, – сказал он, подавая мне наполненный сосуд.
– Вы заявили, господин Пляйс, что чувствуете себя моим должником.
Он кивнул головой.
– Моё имущество в вашем распоряжении.
Я вздохнул.
– Берегитесь, ибо даже инквизиторы иногда поддаются искушению. Помните о словах, что вылетают птицей, но возвращаются камнем... Но нет, не об этом я хотел с вами поговорить. – Я поднял руку, поскольку он собирался запротестовать. – Послушайте, будьте любезны, что я хочу вам сказать.
Я рассказал ему всю историю матери и ребёнка, не скрывая, что все знаки земные и небесные свидетельствовали, что именно мой визит стал причиной их смерти.
– Видите ли, господин Пляйс. Я подумал, что если Бог дважды в таких необычных обстоятельствах спас жизнь этому сопляку, то кто знает, не имеет ли Он относительно него каких-то планов, – закончил я. – Тогда, быть может, вы согласились бы его приютить. – Я чувствовал себя чрезвычайно смущённым всей этой ситуацией, особенно потому, что Пляйс смотрел на меня внимательно и без улыбки. – Вы знаете, как щенка или кошку. Не то чтобы вы его усыновили или что-то подобное...
Роберт отпил небольшой глоток вина.
– Занимательная история, мастер Маддердин. Но не думаете ли вы, что о чём-то важном свидетельствует тот факт, что это вас, а не кого-то другого, Бог дважды поставил на пути этого ребёнка? И что это вы, и никто иной, дважды спасли ему жизнь?
– Я не настолько искусен в объяснении мотивов поступков Господа Бога, – ответил я, наполовину шутя, наполовину серьёзно. – Но я знаю, что профессия инквизитора несовместима с семьёй. По крайней мере, в моём случае, – добавил я честно, поскольку встречались инквизиторы, обременённые женой и детьми. Таким образом, однако, они принимали на свои плечи столь большой вес, что он не позволял им достичь каких-либо высоких должностей.
– Значит, вы хотите, чтобы я забрал его и позаботился о нём. – Он встал. – Почему бы и нет? – Он улыбнулся впервые с того момента, как я начал рассказывать свою историю. – Я достаточно богат, чтобы содержание одного щенка не доставило мне хлопот. Или, быть может, этот дом как-то повеселеет, когда в нём начнёт играть ребёнок.
– Спасибо вам большое, – сказал я с неподдельной благодарностью.
– Позвольте только спросить. – Он снова обратил на меня внимательный взгляд. – Почему это мастер-инквизитор заботится о судьбе байстрюка из маленького городка?
Я пожал плечами.
– Мы, инквизиторы, обычно не слишком сентиментальны. Но спасая кому-то жизнь, господин Пляйс, мы берём на себя ответственность за него. Кем бы я был, если бы позволил этому малышу, которого благодаря милости Божьего провидения я дважды спас от смерти, умереть от голода, холода или от рук злых людей?
– Ну да. – Роберт хлопнул меня по плечу и вздохнул. – Теперь я лучше вас понимаю. Один Бог знает, есть ли у Него какие-то важные намерения относительно судьбы этого мальчика, но кто мы такие, чтобы сразу отвергать такую мысль? Будьте спокойны, со мной этот малыш на голод и холод жаловаться не будет. А даст Бог, и от злых людей смогу его защитить, хотя, сами знаете, – теперь он вздохнул тяжело и жалобно, – что это-то как раз тяжелее всего.
– Трудно с вами не согласиться. – Я кивнул головой. – Бог, однако, был настолько милостив, что создал нас, инквизиторов, чтобы мы...
– ...привели человечество к вечному блаженству, – закончил он за меня явно ироничным тоном. – Знаю, знаю, слышал, слышал. Но вы меня не убедите, мастер. Трёх кузин моей бабушки сожгли ваши. В моей семье до сих пор хорошо об этом помнят.
– Такие были времена. – Я развёл руками. – Времена, когда в сердцах слуг Господних горел иногда слишком большой энтузиазм. Сегодня у нас есть мужество с покаянием признать, что в этот период идеалистических бури и натиска появилось слишком много ошибок и искажений.
Он рассмеялся, как будто я только что рассказал хорошую шутку.
– Что говорить, я не смогу убедить вас, да и вы меня точно не убедите. Давайте лучше посмотрим на этого вашего карапуза. Вы не думали, как его назвать?
Честно говоря, это даже не пришло мне в голову, поэтому я вежливо ответил:
– Я оставил выбор на ваше милостивое решение.
Мы вошли на кухню, где пришедшая со мной женщина, кухарка Пляйса и Маргарита склонились над младенцем и что-то ему щебетали. Да, да, именно это я и имел в виду: щебетали. Разве это не удивительно, что в маленьких детях есть что-то такое, что большинство женщин при виде них совершенно глупеют? При виде нас все трое отскочили от свёртка как ошпаренные. Роберт Пляйс усмехнулся в усы.
– Вы кормилица? – Спросил он.
– Да, господин.
– Я вас нанимаю. Переезжайте сюда со своим ребёнком, или, если вам это не подходит, вы будете приходить сюда... – он вдруг замолчал. – Не знаю. – Он явно утратил уверенность в себе. – Сколько ест такой ребёнок? Два раза в день? Три?
– Мужчины! – Маргарита заключила в этом слове всю свою жалость к нашему полу, а потом даже презрительно фыркнула. – Оставьте всё мне, господин Роберт, – добавила она уже деловито.
– Тебе?
– У меня три младших брата. Уж я знаю, что делать.
Роберт Пляйс посмотрел на меня и с улыбкой пожал плечами.
– Если так... – буркнул он. – Ну, идёмте, мастер Маддердин, – добавил он сразу после этого. – Оставим женщинам женские делам, а сами выпьем и подумаем... – он поднял указательный палец, – об имени для карапуза.
– Не о чем думать. Его зовут Конрад, как вашего отца, господин Роберт, – сказала уверенным голосом Маргарита, а потом, не обращая на нас внимания, наклонилась к ребёнку.
Пляйс уже хотел ответить на эту нескрываемую наглость, и тогда Маргарита что-то сладко заворковала доверчиво глядящему на неё ребёнку. И я увидел, что слова моего хозяина замерли на устах, когда он смотрел на девушку, нежно склонившуюся над младенцем. В его глазах что-то блеснуло. Я улыбнулся собственным мыслям.
Молоко и мёд
– Котожог ты! Мерзкий сукин сын! Крыса, лошадиным хером в рыло драная!
Я увидел, как человек в заляпанном фартуке дёргает за ухо лохматого мальчика, а дёргал он так, что чуть не оторвал ему ухо. Мальчик пытался вырваться, плакал, заклинал всем святым, пускал слёзы и сопли, но мужчина не отпускал. Признаюсь, что я давно не слышал столь интригующих и сложных фраз, а эта, которая первой донеслась до моих ушей, была лишь скромной прелюдией по сравнению с остальными. Наконец мальчик получил пинка под зад, мужчина отпустил его и на прощание одарил ещё несколькими проклятиями.
– Извините... – обратился я к нему.
Он обратил в мою сторону красное от гнева и усилий лицо. С его лба и пухлых щёк стекали крупные капли пота.
– Ну?! Чего вам... угодно... достойный господин...
Я заметил, что концепция содержания предложения менялась по мере того, как он меня разглядывал. Сначала он был рассержен тем, что кто-то его задел, затем он увидел мой наряд, который, по-видимому, поместил меня на несколько ступеней выше городского нищего, и наконец, он посмотрел мне прямо в глаза.
– За что вы так сурово ругали этого сопляка? – Спросил я.
– Дьявольское семя! – Зарычал он. – Ходит тут, и как кота какого поймает, так ему шерсть на спине подожжёт. Вот почему его котожогом все называют. Но, – он махнул жирной рукой, – сил на него не хватает, потому что он только вредом живёт. А больше всего радуется, когда о нём говорят. И представьте, могут его ругать и проклинать, а ему всё нипочём. Лишь бы говорили. Такой любитель людского внимания, этот ублюдок. Ну, хватит об этом, что языком попусту трепать, особенно про такого сына Дьявола и прокажённой шлюхи. Скажите лучше, чем я могу вам помочь?
– Вы моя последняя надежда. – Я указал на вывеску здания за его спиной. – Ведь это вы, как я полагаю, владелец этой гостиницы.
– Ну, я, – сказал он. – Гюнтер Грашипфер, к вашим услугам, господин. Но я не сдам вам комнату, потому что у меня её нет. Да и в общей комнате ночлега дать не могу, поскольку и там люди уже лежат так плотно, как огурцы в кадушке.
Я тяжело вздохнул.
– А конюшня?
Он только усмехнулся.
– Каждый хотел бы поспать на конюшне, не вы один. Я вам прямо скажу: до понедельника в нашем Херцеле комнаты вы не найдёте. Поспрашивайте, и если вы хорошо заплатите, кто-нибудь даст вам притулиться на своём дворе. Я и этого не могу, потому что у меня на дворе непрерывное движение. Ещё, чего доброго, конь на вас наступит или телега переедет, и ваша смерть будет на моей совести.
Как видно, это был честный человек, хотя его честность никоим образом не решала моих проблем. Я хотел спать в кровати, пусть даже без постельного белья, лишь бы были одеяло и тюфяк. С этим не было бы никаких проблем, если бы я появился в Херцеле с официальной миссией. Если бы я приехал в качестве инквизитора, в чёрном плаще со сломанным серебряным крестом, трактирщики наперегонки предлагали бы мне свои услуги, а если бы я захотел, то мог бы разместиться в лучшем из городских домов. К сожалению, миссия, которую я имел честь выполнять, на этот раз была основана н