– А вы что?! – Девушка сделала шаг вперёд. – Не прячьтесь в тени! Так я и думала, так и думала... – на этот раз в её голосе прозвучал полный горечи упрёк. – Мушка и Маленький Ясик. Как тебе, Мушка, не стыдно? Отец честный мельник, а ты разбойничаешь по лесам? А с тобой, Ясик, я ещё поговорю, есть о чём... А ты, Роберт, – посмотрела она на разбойника, который нас остановил, – Зови парней, которых ты попрятал в лесу, и пойдёте с нами.
– Матушка любимая, – названный Робертом, наконец, обрёл голос – матушка дражайшая, не гневайся на нас. Здесь жуткая темнотища, а у меня, сама знаешь, глаза слабые. С десяти шагов оленя от собственной жены не отличу. Не рассмотрел, что это ты идёшь. Кроме того, матушка, мы же не причиняем вреда. Мы бы незнакомца и пальцем не тронули, он бы только поделился с нами, сиротками и бедняжками Божьими, от своих излишков...
– А мне вы что хотели сделать? – На этот раз она упёрла руки под бока. У меня чуть не отвисла челюсть, когда я увидел, какое движение при этом совершила её грудь. – Вы полагаете, для девушки большое счастье, если вы трахнете её своими свистульками?
Услышав произнесённые Доротой слова, я болезненно скривился, потому что мужчины, как существа с хрупкой душевной структурой, обычно не прощают подобных насмешек. Но разбойник только пал на колени, и, к моему удивлению, поцеловал край юбки моей спутницы.
– Прости нас, матушка. Не сердись на нас, смиренно молим. Не позволяй нашей глупости испортить счастливый вечер.
– Эх ты! – Девушка улыбнулась и прошлась рукой по голове мужчины, как будто перед ней была голова непослушного, упрямого, но любимого пса. – Прощаю, балбесы. Теперь идёмте с нами, я дам вам кое-какую работу, и, кроме того, поговорю с этим вот твоим Маленьким Ясем.
Мы двинулись в следующем порядке: впереди Дорота, за ней я, а за моей спиной разбойники. Я понятия не имел, сколько их могло быть, но по звукам голосов узнал, что их не меньше шести. А значит, как я и ожидал, беседа могла оказаться трудной. В конце концов, это их леса, они знали здесь, наверное, каждый камень и каждую веточку, поэтому, скорее всего, я закончил бы с топором в черепе или стрелой в спине. Если бы не тот факт, что моя спутница мало того что хорошо знала нападавших, так ещё и пользовалась среди них огромным уважением. Впрочем, уважение – это слишком мало сказано, потому что здесь явно чувствовалось опасение разозлить её или причинить ей вред. Кроме того, девушка была, быть может, и не первой молодости (я оценил её возраст в двадцать пять – двадцать шесть лет, хотя это, конечно, оценка профана, больше разбирающегося в священных книгах, чем в женщинах), но уж точно не в том возрасте, чтобы зрелый человек называл её матушкой, термином, обычно предназначенным для старых, опытных и уважаемых женщин.
– Что-то вы, господин, всё молчите? – Сказала Дорота весёлым тоном. – Испугались?
– Боже упаси. Не могу оправиться от удивления, какой любовью и уважением вы пользуетесь в округе.
Она звонко и громко рассмеялась.
– Я же говорила, люди здесь хорошие. Даже разбойники, такие, как они, не причинили бы вам вреда. Правда, кошелёк и лошадь вы бы потеряли, – честно признала она. – Но такое уж у грабителей ремесло: грабить.
– Мы бы даже на пир его взяли, матушка, – услышал я уважительный и в то же время заискивающий голос Роберта. – Пусть бы поел, а потом добром вспоминал наши горы, что люди здесь гостеприимные.
– Ну, я слышала. Ты хорошо придумал с этими угощениями, Роберт. Если уж вы опустошили человеку кошелёк, так хотя бы наполните его брюхо.
– И никогда, матушка, как ты сказала, всё у них не забираем. Всегда оставляем пару грошей, чтобы по пути домой с голоду не умерли.
– Видите, добрые люди живут в наших горах. – Не замедляя шага, она обернула лицо в мою сторону. В темноте сверкнули белоснежные зубы.
Ну что ж, не знаю, действительно ли люди в этих горах так хороши, однако из того, что я слышал, у моей спутницы, безусловно, было доброе сердце, и она могла навязать другим свою волю. Вдобавок она нашла вполне разумный консенсус между целями местного населения (грабить, грабить и грабить), и мечтами приезжих (пережить нападение разбойников и счастливо вернуться домой).
– Знаете, господин, я мечтаю, чтобы таким людям, как Роберт, или Ясь, или Мушка, не приходилось бегать по лесам и воровать...
Тропа заметно расширилась, так что девушка замедлила шаг, чтобы поравняться со мной, а потом естественным движением взяла меня под руку. Я почувствовал, как она прижалась ко мне бедром и плечом. Кто-то глубоко вздохнул за нашими спинами.
– ...ведь, скажите сами, разве разбойничать это хорошая судьба для честного человека?
– Худшая судьба для того, кто попадёт в их руки и потеряет имущество, – ответил я. – Впрочем, посмотрите на моего коня. Замечательное животное, служит мне уже несколько лет, и никого другого не пустит на хребет. Что бы с ним сделали? Запрягли в плуг или съели... – я вздохнул.
На этот раз за моей спиной кто-то яростно зарычал, а кто-то другой громко выругался.
– Ясик, держи язык за зубами! – Крикнула девушка. – Сколько раз я тебе говорила, что ругаться – грех?
– Прости, матушка, – услышали мы через некоторое время смиренный приглушённый голос.
Скажите пожалуйста, моя спутница пыталась учить разбойников манерам! Кто знает, как далеко это зайдёт? Может, заставит их надевать атласные перчатки и туфли с загнутыми носами? Пока, однако, им не помешало бы принять ванну, подумал я, ибо ветер подул мне в спину, принеся запах банды, которая тащилась за нами. И, к несчастью, эта вонь была ненамного лучше, чем разлагающаяся падаль или открытая бочка с навозом. Некоторое время мы шли в почти полной тишине, только из-за спины я слышал неотступный голос Ясика, который рассказывал, насколько больна его матушка и сколько денег нужно потратить на совет знающей бабки, на травы, на мази и на сиделку. «Уже, наверное, на какую-нибудь работу придётся пойти, не дай Бог, – завершил он рассказ, – потому что с этих грабежей, сами видите, сколько у нас прибыли». Дорота повернула лицо в мою сторону. Она улыбалась, видимо, тоже слушала жалобы Ясика.
– Не так уж и плохи их прибыли с грабежей, – прошептала она мне в ухо. – И вас я любезно попрошу поделиться с ними добром.
Я почувствовал на щеке её тёплое дыхание, и, признаюсь, это было довольно приятное чувство.
– По доброй воле дам с радостью, – согласился я. – Пусть себе выпьют за... – я хотел сказать «моё здоровье», но в последний момент решил иначе: – ваше здоровье, прекрасная госпожа, если позволите.
– Отчего не позволить. – Она прижалась ко мне, и её бедро показалось мне раскалённым докрасна. Этот жар, казалось, вливался в мои вены, и пульсировал в них до самого сердца. – Но, как я вам говорила, я хотела бы, чтобы настали времена, когда таким добрым парням, как они, не приходилось бы разбойничать.
– Наверное, это куда веселее, чем пасти овец или сеять пшеницу, – буркнул я.
– Пшеницу! – С неизмеримым презрением фыркнул за моей спиной один из разбойников. – Пшеница скорее взойдёт на вашей голове, чем в этих горах. Здесь рожь или овёс едва ли вырастет. И так нехорошо, и этак плохо...
Девушка кивнула с грустным лицом.
– Так оно и есть. А даже если вырастет, волнуйся, мужик, всё это время, чтобы дождь не зарядил на несколько недель, чтобы град не выбил всё, чтобы иней не выморозил, а в другой год чтобы солнце не сожгло дотла, – она глубоко вздохнула. – Красивы наши горы, но жить в них тяжело... У нас ещё, по правде говоря, не так плохо. И, сдаётся мне, Божественное Провидение следит за нами лучше, чем где-либо ещё.
– Да, жить в горах тяжело, но и без них никак, – с такой же печалью добавил тот же разбойник, что и раньше.
– И я подумала, что если наши горы так прекрасны, а города грязны, вонючи и переполнены, то, может, когда-нибудь люди из городов захотят приезжать к нам в гости. Не по торговым делам, а чтобы дышать полной грудью...
– ...чтобы нашими видами насладиться...
– ...чтобы наших блюд поесть и нашей горилки попить...
– ...чтобы по нашим горам летом ходить, а зимой по снегу скользить, с самих вершин и аж до границы деревень.
Ого, видно, прекрасная госпожа заразила товарищей своими идеями. Я, конечно, не отказывал в разумности её рассуждениям, потому что идея доходов, всеми способами вытягиваемых коренным населением из эксплуатации паломников, не была чем-то новым. Город, который имел знаменитую чудесами могилу какого-то святого, мог процветать только благодаря посещениям гостей, щедро оплачивающих проживание и питание. Но что должно было привлечь людей в Херцель или близлежащие деревни? Красивые виды и свежий воздух? Смехотворно! Кому бы захотелось предпринимать долгое путешествие, чтобы несколько дней поглазеть на горы? Кто бы заботился о том, дышит ли он выбросами большого города или свежим горным воздухом, чтобы тратить время и деньги на путешествие? Или, может быть, кто-то приедет сюда, потому что захочет съесть твёрдые, как камешки, горские сырки? Или привезти из путешествия грубые свитера из острой, словно чертополох, шерсти? Хорошая шутка! Может быть ещё, все местные переоделись бы в медведей и ревели для развлечения гостей, и играли бы им свои простые, примитивные мелодии на своих кое-как склеенных скрипочках? Может, они станут продавать какие-нибудь статуэтки, вырезанные из коры или дерева, или миниатюрные топоры, чупаги, как их здесь называли. О, я уже вижу толпы сбегающихся отовсюду гостей... Смехотворно, говорю я вам, любезные мои.
Из-за туч выглянул покрытый лисьей шапкой круглый щит луны. В неожиданном свете вся окрестность предстала перед моими глазами словно днём.
– Это ваш дом? – Удивлённо спросил я.
Моё изумление не было необоснованным, ибо я ожидал крытую соломой хату или домик, а увидел перед собой что-то наподобие довольно представительной усадьбы. Здание было окружено ухоженным огородом и садом ровно растущих яблонь, груш и слив. Деревья были увешаны плодами настолько густо, что ветви чуть не обрывались под их тяжестью. Как видно, сетования по поводу неплодородности здешних земель и бедствий, которые их преследуют, были сильно преувеличены. По крайней мере, этот сад и этот огород были великолепны. Рядом с усадьбой стояли ещё несколько деревянны