Признаюсь, я не люблю прикосновения других людей и стараюсь избегать непосредственного контакта (за исключением моментов, когда он совершенно необходим), но в случае Дороты мне это как-то совсем не мешало. Я прижал её и поцеловал в тёплую щёку.
– Я приготовила тебе бульончик с клёцочками, чтобы у тебя было много сил для твоей Доротки... – прошептала она, однако не настолько тихо, чтобы выходящий из комнаты старик этого не услышал. Он повернулся в нашу сторону, и я заметил, что он усмехается в усы. Улыбка эта показался мне злой, но, может, это было лишь моё воображение, вызванное тем, что мне не понравился этот человек.
– Пойдём, мой медовый пирожочек. – Дорота потянула меня за руку. – Нам уже взбили перину, постелили свежие простыни. – Она соблазнительно улыбнулась. – Хммм... Что скажешь? Пообедаем, и в постель!
– Днём? – Удивился я, поскольку знал строгие правила, которые действовали (по крайней мере, напоказ) в небольших, отдалённых от цивилизации общинах.
– День, ночь, какое это имеет значение? – Она пожала плечами. – Важно то, что я люблю тебя, мой шоколадный бисквитик. – Она поцеловала меня прямо в губы и одновременно быстрым, кошачьим движением погладила там, где любит каждый мужчина. Это было и неожиданно, и удивительно возбуждающе. Как ни странно, боль, которую я чувствовал до этого, казалось, полностью исчезла.
– Я не в силах отказать. – Я вернул Дороте поцелуй, неожиданно убедившись, насколько вкусны и мягки её губы. Быстро поцеловал её ещё раз. Ха, её губы были даже вкуснее, чем я думал!
Мы, правда, собирались пообедать, но каким-то образом не добрались до столовой, а вместо этого снова оказались в спальне. Признаюсь, что ещё долгое время я разрывался между заботой о Дороте и мыслями об Эберхарде. Видимо, старик собирался оставить меня в чём-то вроде удобного рабства, чтобы осчастливить свою подопечную. Я начал задумываться над ответом на два вопроса. Первый из них был в том, что сделают горцы, когда я против их воли захочу покинуть окрестности Херцеля? Второй касался того, что прикажет им сделать Ансельм Эберхард, когда я по какой-то причине перестану делать Дороту счастливой? Меня отпустят? Или, может, сломают мне ноги, чтобы научить более жаркой любви?
Мне не нужно было напрягаться, чтобы заметить, что за мной постоянно, хотя и незаметно, наблюдали, и если я хотел выбраться в Херцель, то меня всегда сопровождал Маленький Ясик. Видимо, местные решили задержать вашего покорного слугу по крайней мере до тех пор, пока я буду нужен их любимице. С одной стороны, мне не на что было жаловаться: меня великолепно кормили, заботились о моих развлечениях (с Яськом и Мушкой мы охотились на оленей, а однажды ходили и на медведя), а о забавах с Дороткой нечего было и говорить, ибо с точки зрения любовного совершенства они поднимались на совершенно заоблачные высоты. Моя хозяйка была словно сочетание мёда с перцем, и поверьте, любезные мои, что это была смесь, к которой легко привыкнуть.
Но судьбой и обязанностью инквизитора было не то, чтобы дать запереть себя в золотой клетке. Мы, служители Святого Официума, должны не потакать себе и своим желаниям, а служить Господу Богу с полной самоотдачей и как можно искуснее. И как я должен был служить Господу в объятиях Доротки? Да, в моей компании она выкрикивала имя Бога и многих святых гораздо чаще, чем обычно, но я не думал, что на суровейшем суде Господнем этот аргумент будет принят во внимание, и что он перевесит чашу весов моего спасения. Однажды мне придётся уйти. И я должен буду сделать это способом достаточно ловким, чтобы, во-первых, никого не обидеть, что было бы непростительной неблагодарностью за оказанное гостеприимство, а во-вторых, не дать себя поймать, что повлекло бы за собой как стыд и унижение, так и усиление окружающих меня мер предосторожности. И в связи с этим повторная попытка побега уже могла оказаться невозможной. Конечно, я мог бы официально представиться служителем Святого Официума, и тогда удерживать меня в деревне против моей воли, безусловно, будет опасно для её жителей.
Признаюсь, однако, что меня останавливала мысль о том, что на это скажет Доротка, которая, казалось, ненавидит ложь. К сожалению, работа инквизитора иногда, и весьма часто, требовала отступления от истины, расхождения с ней, лавирования между Сциллой правды и Харибдой полуправды. На людей добродушных, как моя милая хозяйка, это могло произвести впечатление неискренности, лжи или лжесвидетельства, а я не хотел в её глазах казаться жуликом, вруном или мошенником. С другой стороны, я бранил себя за то, что никакого служителя Святого Официума не могли беспокоить уязвлённые чувства сельской девушки, но каждый раз, когда я смотрел в кристально прозрачные глаза или тонул в объятиях Дороты, моё сердце таяло, подобно воску на июльском солнцепёке. Что я мог поделать с тем, что я был сентиментальной натурой, человеком с нежным сердцем и нежным нравом?
На данный момент, однако, я и не собирался думать об окончательном прощании с Херцелем, поскольку я прибыл в город с чётко определённой целью. В трактире (том самом, владелец которого избивал хулигана по прозвищу Котожог) я договорился о встрече с нашим информатором. Сопровождавший меня Маленький Ясик куда-то отлучился на некоторое время, и только наполовину приказал мне, наполовину попросил, чтобы я не покидал трактир без него.
– Простите, что так грубо обошёлся с вами обоими в нашу прошлую встречу. – Сказал трактирщик с сокрушённой миной. – Но, знаете, с этим инквизитором вы тоже перегнули палку. Надеюсь, вы не держите на меня зла? – Я заметил, что он бросил быстрый взгляд на исчезающего за моей спиной Маленького Ясика. Что ж, этот здоровяк производил на людей впечатление...
– Это вы меня простите, – сказал я. – Я уже чувствовал такую усталость и сонливость, что плёл, что слюна на язык принесёт, лишь бы только поспать.
– Как я слышал, Бог соблаговолил, чтобы ваша судьба сложилась лучше, чем если бы вы кое-как переночевали у меня. – Я заметил, что он старается тщательно подбирать слова.
– Да, Бог соблаговолил, – согласился я с трактирщиком, – одарив меня милостью прекрасной госпожи.
– Да, да, они уважают её, те люди в горах. Мы знаем. Даже, извиняюсь, худшие говнюки и мерзавцы преклоняются перед ней, как перед знатной дворянкой или какой-то благодетельницей.
Я почувствовал едва слышный тон неприязни в его голосе. Так, словно эту неприязнь к ней он ни за что на свете не хотел ни обнаружить передо мной, ни даже самому себе в ней признаться, но она проскальзывала помимо его воли.
– Признаюсь, и я полон восхищения силой, с которой молодая женщина сумела справиться с такими грозными людьми, – сказал я.
– В этой семье всегда было именно так. – Он покачал головой. – И её мать, и мать её матери, и далее, сколько самые старые люди помнят, все они были очень уважаемы.
Поразительно! Может, они были жрицами какого-то языческого культа, в котором особую роль играли женщины? Культа, который выжил на предгорьях и в горах и процветал вдали от святой веры? И не о таких вещах и не о таких мерзостях мы слышали. Не раз и не два подобные остатки древних суеверий инквизиторы выжигали огнём и вырезали железом, восстанавливая в окрестностях божественный покой. Хотя, надо признать, что это выжигание и вырезание мы иногда проводили с таким рвением, что после завершения расследований и процессов требовалось призывать новых поселенцев, ибо некому было возделывать землю и разводить скот. Поэтому феодалы не смотрели на подобные действия благосклонным взглядом. Но я также знал, что с некоторого времени Инквизиториум пытался привлечь на свою сторону сильных мира сего, а, следовательно – немного аккуратней разбрасываться смертными приговорами среди их подданных.
– А настоятель-то уж на неё не нахвалится, – продолжал трактирщик. – Она даже худших мешкорезов, карманников и других негодяев обращает к добру и заставляет их исповедоваться и принести щедрые пожертвования. И сама она, знаете, подарила прекрасный алтарь в их церковь.
Ха, вышеизложенная характеристика мало соответствовала языческой жрице, но почему бы и нет? В конце концов, мы, инквизиторы, нередко встречались с отвратительными и закоренелыми грешниками, которым удавалось в глазах соседей выглядеть святее самого Папы. Я бы даже сказал, что служители Святого Официума внимательнее, чем обычно, обращали внимание на всевозможных благочестивых, щедрых дарителей, златоустых проповедников, святейших отшельников или других людей, щеголяющих своей любовью к Господу Богу и Церкви. Ибо мы по умолчанию думали, не скрывают ли эти благочестивые, богоугодные дела от глаз инквизиторов грехов, совершаемых этими людьми? Не скрывает ли позолота, бросающаяся людям в глаза, ржавчины, и не заглушают ли ароматные масла и духи зловония гнили? И знаете что, любезные мои? Когда Инквизиториум всерьёз и с полной самоотдачей принимался за такого святошу, чаще всего оказывалось, что он грешил против законов божеских и человеческих, и тогда с полной уверенностью в своей правоте мы могли складывать костёр.
Конечно, не везде, не всегда и не во всём следовало видеть руку Дьявола. И в нашем не лучшем из миров находились люди благородного сердца, известные праведными деяниями. Недавно в городе Виттлих (жителей которого я спас от мерзкого существа особого сорта) мне довелось познакомиться с таким человеком, который за содеянную ему милость умел щедро отплатить.
– Поистине святая женщина, – сказал я серьёзным тоном.
Он быстро взглянул на меня, как будто проверяя, не издеваюсь ли я над ним, но я сохранил каменное выражение лица.
– Так тоже некоторые говорят, – согласился он со мной, – потому что она всегда подталкивает людей только к хорошему, и, знаете, так искусно это иногда делает, что те и не догадываются, что их подтолкнули.
На этот раз эти слова прозвучали с искренним уважением, и я подумал, что это так же интересно, как и весьма хвалебное описание характера и поступков моей хозяйки. Однако это по-прежнему вовсе не означало, что она не была виновна в занятиях чёрной магией, а лишь то, что она хорошо умела маскировать своё истинное лицо и обманывать людей фальшивыми поступками. Однако, признаюсь, я не был бы в восторге, если бы подобные предположения оказались правдой, ибо тогда следовало бы начать расследование, а Дороту подвергнуть пыткам и сжечь. А ни один инквизитор не любил