– Что случилось, Мушка? – Заговорил я, когда мы уже сидели за самым дальним столом, выставленным во двор трактира.
– Плохо, сударь, плохо. Госпожа наша, с тех пор как вы сбежали, целыми днями плачет, волосы с головы рвёт, ни на какие вопросы не отвечает, стонет, как будто её заживо сжигают.
– Матушка наисуровейшая! – Проворчал я, поскольку не ожидал такой драматической реакции со стороны Дороты. Я знал, что девушка мной очень заинтересована, и что её сердечко забилось гораздо сильнее с тех пор, как она меня увидела, но я не ожидал, что оно билось так сильно. Признаюсь также, что я почувствовал что-то наподобие гордого мужского удовлетворения, вызванного тем, что, даже не стараясь слишком сильно, я смог привязать к себе это бесхитростное существо столь крепкими узами. Конечно, я жалел её, потому что, как я уже говорил, она была хорошей девушкой, а Мордимер Маддердин неохотно вредит людям, которые делают ему добро. Признаюсь, что я предпочёл бы видеть Дороту счастливой и радостной, чем отчаявшейся и плачущей.
– Это бабьи дела, – Я махнул рукой. – Она отойдёт, вот увидишь. Поплачет, поплачет, а потом найдёт себе другого. Женщины не лебеди, чтобы быть верными одному до конца жизни.
– Плохи дела, господин, плохи дела. – Не знаю, соизволил ли он вообще выслушать моё мнение, так как был занят повторением одного и того же. – Что-то ужасное спускается, – он поднял глаза и уставился вдаль, – откуда-то с гор...
– А что, например? Волосатый монстр, едущий жопой по снегу?
– Случится что-то ужасное, сударь. – Я видел, что у этого могучего парня дрожат руки.
– Нам всегда говорили: угождайте матушке, следите, чтобы была счастлива, потому что её сила защищает нас от зла. А эта сила действует только когда у неё весело на сердце.
– И то же самое было с её матерью, да? – Задумчиво спросил я. – И с матерью её матери
– Ну да, господин, ну да.
– Пива? – Служанка с кувшином в руках зашаркала в нашу сторону.
Я окинул её взглядом. Она была задастой и грудастой, всё как надо, но через её лицо пролегал мерзкий шрам из расчёсанных корост. Ну что ж, для получения мужского удовольствия с такой девчонкой тоже есть способы: делать это очень темной ночью или перевернуть задом вверх, одновременно вжимая её лицом в матрас. А когда девка слегка задохнётся, она начнёт что есть сил извиваться, доставляя дополнительное удовольствие... Служанка, должно быть, заметила мой оценивающий взгляд, потому что улыбнулась мне чернозубой улыбкой.
– Если вам, господин, потребуется чего-то кроме пива...
Надо быть сумасшедшим, чтобы променять милую Дороту на эту шлюху, подумал я.
– Пока только пиво, – сказал я. – Ну давай уже, вали!
– Вернитесь, господин, вернитесь, – снова залепетал Мушка.
– Что может случиться такого страшного? Откуда ты знаешь, откуда другие знают, что вообще что-то случится?
– Сразу как только вы сбежали, то есть, когда госпожа дозналась, что вы и правда сбежали, град выпал с голубиное яйцо. А потом, непонятно откуда, такой пожар в лесу вспыхнул, что старики не упомнят. А будет ещё хуже, господин.
Град не был чем-то необычным в горной местности, а когда разразилась гроза, лес, наверное, занялся от удара молнии. Всё, как это чаще всего бывает, объяснялось здравым смыслом и логикой, но местные жители, видимо, предпочитали, чтобы события имели более драматическое происхождение.
– Что может быть хуже?
– Как нам когда-то было лучше, чем хорошо, так нам сейчас хуже, чем плохо. – Он подпёр кулаками подбородок. – И люди знают, что это из-за нашей госпожи...
– Гвозди и тернии! Ты хочешь сказать, что они придут прогнать её или сжечь?
– Может быть, сударь, может быть.
– Ведь это ваша госпожа! Вы её любите!
– Они любили её, когда она одаривала их счастьем. А теперь они её сожгут, как Бог свят. Потому что все старались, чтобы ей было лучше. И даже пообещали, что найдут ей юношу получше вас... Но куда там! Так плачет, так плачет и плачет, что более несчастной бабы я, господин, в жизни не видел. Мы, что бы ни случилось, останемся с ней. Роберт, Ясик, я, ребята, которые с нами разбойничают... Но если дойдёт до чего, господин, против целой толпы не устоим. А она не хочет убегать. Говорит... говорит, что если она сбежит, то вы её больше не найдёте, когда поймёте, что нужно вернуться. Потому что большей любви, чем у неё, вам в жизни не встретится. Так наша госпожа и сказала.
– Гвозди и тернии! – Повторил я, ударив кулаком по столу. – Вот это история!
Надо признать, я устроил серьёзную заваруху, которая могла иметь далеко идущие и очень неприятные последствия. Я не собирался позволить глупым деревенским суевериям погубить девушку, которая мне нравится. По нескольким причинам. Во-первых, крестьяне не имели права преследовать обвиняемых в колдовстве. Это было исключительной привилегией и обязанностью инквизиторов (в эту процедуру постоянно вмешивались священнослужители или назначенные папой ордена, но до сих пор мы успешно боролись с подобными вмешательствами). Во-вторых, я питал к Дороте тёплые чувства и не собирался позволять, чтобы её несправедливо и незаконно замучили. Если бы она была ведьмой, то это другое дело. Тогда я бы не поколебался спасти её бессмертную душу, даже за счёт мучений и уничтожения тела, хоть и столь прекрасного и столь радующего мужские чувства.
– Мы вернёмся так быстро, как только сможем, – пообещал я.
– Вы уедете прямо сейчас?
– А ты не со мной?
– Я не смогу бежать за лошадью, господин. Только поклянитесь, что вернётесь. – Он посмотрел на меня умоляющим взглядом голодной собаки. – Что вы меня не обманете... Что для нашей госпожи... – Он потёр глаза кулаком.
– Именем Иисуса Христа присягаю, – поклялся я, тронутый верностью парня Дороте, и сделал это искренне, потому что я действительно собирался вернуться и навести в окрестностях Херцеля порядок. Тем более что каким-то образом в беспорядке был виноват я сам, не преднамеренно и не напрямую, но всё же.
Когда я добрался до Херцеля (город гудел от сплетен и слухов, выдумывались даже несусветные небылицы), я сразу же направился на квартиру, где остановились инквизиторы. Я надеялся, что они уже вернулись с объезда окрестностей и смогут послужить мне, если не помощью или советом, то хотя бы информацией о том, что произошло. Я застал их за обеденным столом. Оба были одеты в официальные наряды: чёрные кафтаны со сломанным серебряным крестом. Уже по одному этому я понял, что атмосфера в городе настолько горяча, что мои товарищи предпочитают ходить в инквизиторском одеянии, так как часто случалось, что вид сломанного креста остужал горячую кровь в людях, которые в противном случае могли бы напасть.
– Мордимер Маддердин, – сказал Тур таким тоном, словно представлял меня кому-то. – Скажите пожалуйста, кто почтил нас своим присутствием...
– Заглянул на завтрак... Как мило! – Отозвался Уйм с набитым ртом.
– Если пригласите меня в компанию...
Теодор, не сказав ни слова, указал мне стул, и я сел и положил на тарелку солидную порцию ветчины и хлеба, поскольку действительно чувствовал сильный голод.
– Это не сила реликвии вызывает эти необыкновенные изменения, – твёрдо сказал Тур. – Это девушка, с которой ты жил и с которой спал. Она ведьма. Могущественная ведьма, Мордимер. А ты... – он вперил в меня взгляд бледно-голубых, избавленных от всяческих эмоций глаз, – ты много дней трахал ведьму.
– И с немалым удовольствием, – ответил я шутливым тоном. – Я вижу, вы легко отказываетесь от теорий, в которых раньше были уверены, – добавил я уже всерьёз. – И уверяю тебя, ты ошибаешься. В этой девушке нет ни капли магии. Ничего. Ноль. Кроме той, которой обладает каждая красавица, – закончил я снова шутливым тоном.
– Почему мы должны тебе верить? – Уйм, когда задавал этот вопрос, ткнул в меня указательным пальцем, словно кинжалом. Мне не нравится подобное поведение, и меня подмывало научить его смирению и сломать ему палец. Однако позже я решил, что подходящий момент ещё не настал.
– Я не призываю вас мне верить. Честно говоря, меня не волнует, поверите вы мне или нет. Но тот факт, что два квалифицированных инквизитора позволяют себя обмануть толпе тупых горцев, кажется мне более чем странным. Что ж это вы, услышали охотничьи рожки и решили присоединиться? – Спросил я с явной и целенаправленной насмешкой в голосе.
Игнатий Уйм покраснел, но у Теодора Тура даже бровь не дрогнула.
– Глупости говоришь, – коротко бросил он. – Садись. – Он указал мне на стул, а потом сел рядом. – Как присоединиться, Мордимер? К кому присоединиться? Всё уже кончено...
– Как это... кончено?
– Сожгли её усадьбу, перебили слуг...
– А Дорота?! – Я сам не заметил, как вскочил со стула.
– Как в воду канула. Во всяком случае, они её не поймали.
– А вы ничего не сделали?! Только инквизиторам разрешено преследовать ведьму!
– Мы строго запретили кому-либо преследовать эту девушку. Мы пригрозили местным жителям, и, возможно, они послушаются. А может, и нет. Советую тебе как можно скорее найти свою невесту. По многим причинам...
Я испытал облегчение при мысли, что Доротка пока в безопасности.
– ...несколько дней назад ты спрашивал нас, Мордимер, о способе, благодаря которому мы сможем обнаружить реликвию. Мы не сказали тебе о нём...
– Я! Это я сказал не говорить, – напомнил Уйм.
– Так и есть, Игнатий, это твоя заслуга. – Тур не соизволил даже взглянуть в сторону товарища. – Мы не сказали тебе о нём, но уверяю, что он был прост в использовании и легко применим в действии. Хочешь послушать?
– Даже если бы не хотел, определённо бы услышал, – буркнул я.
– Нет причин для грубости, – вздохнул Тур.
– Напротив, Теодор, есть причины! – Я позволил себе повысить голос. – Ты обвиняешь меня в некомпетентности. В том, что я не распознал ведьму, несмотря на то, что провёл с ней несколько дней под одной крышей. А если ты не обвиняешь меня в некомпетентности, то это ещё хуже, так как это приравнивается к обвинению в измене. Значит, я спал с ведьмой, зная, что она ведьма! Может, я ещё и летал с ней на шабаши с метлой в заднице, а?