Елена уткнулась лбом в холодное стекло: «Нет, не буду это вспоминать!» Передёрнула плечами, ощущая, как воспоминания царапают изнутри, сдирая живое. Больно. Не сейчас. Стремительно встала: «Всё, спать!»
Сон был дурной и тревожный – детская карусель, с которой она все пытается сойти, но у неё не получается. Карусель высокая и всё крутится и крутится. Не быстро, но бесконечно долго.
– Мам!
Теперь на карусели оказывается маленькая Кира, которая сидит на лошадке, а Елена стоит рядом. Дочка начинает плакать, и она хочет остановить эту проклятую карусель, но не знает как.
– Мам! – кричит её девочка.
– Сейчас, сейчас. – Она видит в глазах дочери страх.
– Мама, проснись! – Голос сегодняшней Киры выхватывает её из дурацкого сна. – Мама!
– Что? – Елена разлепила глаза. – Что такое?
Нашарила выключатель, зажёгся свет…
Кира держалась за живот, её пижамные шорты были в крови.
– Ч-чёрт! – Елена мгновенно проснулась. – Много крови?
– Н-не знаю, кажется, не очень… или много? Живот болит.
– Схватками? – Елена выскочила из-под одеяла, взяла дочь под руку и осторожно отвела в её комнату.
– Мам, я боюсь.
– Ложись, – Елена быстро набрала сто три, – придётся ехать в больницу.
Огромные глаза дочери на бледном лице.
– Мне страшно.
– Я знаю, милая, – щелчок в телефоне, – «Скорую», пожалуйста. Девушка, восемнадцать лет, беременность четырнадцать недель, кровотечение. Адрес? Кто вызывает? Мать.
Мать из меня прекрасная – его мать. Я играю эту роль без малого три года и вжилась в неё абсолютно.
– Машенька, здравствуйте, – стою посреди гостиной, – очень рада вас видеть!
Она смущается, клонит голову набок:
– Я тоже очень рада вас видеть…
– Светлана, – подсказывает он ей на ухо.
– Я знаю! – Она его шутливо отталкивает. – Светлана… Володя настаивал, чтобы я вас называла без отчества, вы не против?
Я едва заметно дёргаюсь от чужого имени, но моя радость настоящая. Видеть живого человека, который видит и слышит тебя, – это невероятный подарок!
– Ну что вы! Конечно, нет, с отчеством уж слишком официально.
– Отчество старит, – вставляет он, – а ты у меня всегда будешь самой молодой и прекрасной, мамочка! – Он расплывается в улыбке.
– Конечно! – поддакивает Маша.
А мне кажется, что моё имя покинуло меня, а новое слишком чужеродно, чтобы остаться. Мысленно я себя никак не называю. Его тоже не называю никак, потому что ни одно человечье имя ему не подходит.
Он стоит, уперев руки в бока, оглядывает сумки:
– Маша, принеси, пожалуйста, из машины продукты.
– Ох, снова всего навезли!
Маша уходит в коридор, по направлению к входной двери, там оборачивается:
– Вовка, а ты мне не поможешь?
Он стискивает кулаки, зло смотрит на меня, но отвечает ей:
– Там осталось всего две сумки, я хочу с мамой побыть немножко.
Он боится оставить меня одну.
Хлопает входная дверь – она вышла.
– Мамочка, как и в прошлый раз, я взял с собой успокоительное, если вдруг ты почувствуешь себя нехорошо, я сделаю укол.
– Всё будет хорошо, Володя. – Я смотрю на него ласково.
Чувствую, что он сегодня заметно нервничает, но не понимаю почему. А это значит – нужно быть осторожной. Очень осторожной.
Всё повторяется по сценарию прошлой встречи – мы с Машей нарезаем салат, перебрасываясь ничего не значащими фразами, а потом со всеми мисками-тарелками выходим на веранду, которая снова напоминает нормальную веранду нормального загородного дома, а не тюрьму класса люкс с железным стулом, прикрученным к полу.
– Налить вам вина? – спрашивает он, глядя на меня и поднимая бровь.
Я хочу вина. Он снова привёз красное и розе.
– Нет, спасибо, – отвечаю я, отворачиваясь от бутылки, – налей лучше Маше.
– Мне розового. – Она протягивает ему бокал и обращается ко мне: – А может, всё-таки и вам немножко?
Я очень хочу вина.
– Спасибо, дорогая, сегодня воздержусь.
Он едва заметно кивает, спина его распрямляется, жесты замедляются – ему нравится моё подчинение.
– Мне кажется, ты сегодня немного напряжён. – Я смотрю прямо на него.
Это моя маленькая месть за вино. Он не ожидал подобного вопроса.
– Что-то случилось, сыночек?
– Ещё нет, но, надеюсь, случится. – Он смотрит на Машу.
Я жалею, что спросила.
– Что случится? – Маша делает несколько глотков. – Ты уж нас не пугай.
«Вот именно», – хочется добавить мне, но я молчу.
– Ох, мама, не хотел говорить заранее, – глаза его лихорадочно блестят, и мне становится по-настоящему страшно. За этим может последовать всё что угодно. – Но… давай-ка я налью тебе вина, сегодня, я думаю, можно.
«Вот же ты дрянь!» Ему нужно было меня испытывать. Я злюсь, но лицо моё безмятежно.
Вечер сегодня прохладный. Серые тучи размазались по небу гуашью, моя кофта предусмотрительно висит на спинке стула, чтобы за ней не нужно было идти.
Он наливает мне розе, мы молчим.
– Вов, ну, не томи! – Маша делает пару глотков. – Что должно случиться-то?
– Мамочка, я хочу, чтобы ты была свидетелем. – Он подходит к Машиному стулу, становится на одно колено…
– Боже. – Она пугается и прижимает руки к груди.
«Нет, только не это, только не это!» – мысленно ору я и молчу.
– Дорогая моя Маша, – он берёт её за руку, – ты единственная девушка на свете, к которой я испытываю такие глубокие чувства. И я очень хочу, чтобы ты оказала честь стать моей женой.
Он достаёт из кармана кольцо и протягивает ей.
Мне становится тошно и смешно, и я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не захохотать. Настолько киношно и нелепо это выглядит.
Но ей нравится. Этой глупой девочке нравится. Слёзы на глазах, дрожащие руки, счастливая улыбка… Она растерянно кивает.
– Это значит «да»? – переспрашивает он, тоже со слезами на глазах.
– Да, да, да! – Она кидается ему на шею. – Ох, Вовка!
– Погоди, – он надевает ей на палец кольцо, – вот. Теперь ты официально невеста.
– Не-вес-та, – она оборачивается ко мне, – Светлана…
– Я очень-очень рада! Очень рада! – Я стараюсь изобразить радость. – Какая прекрасная новость!
– Знаешь, – доверительно говорит он ей, – ты первая девушка, которая понравилась моей маме.
Вот оно как, оказывается, были и другие девушки, которые не нравились его маме. Мне даже страшно подумать, что с ними стало.
– За это ведь стоит выпить, да?
Он неподдельно рад.
– Точно стоит! – Я поднимаю бокал.
– Спасибо вам, – она смотрит на меня тепло, – мне так приятно, что я вам нравлюсь.
Выпиваю, подхожу к ней, он стоит близко, но я обнимаю её с другой стороны.
– Уезжай отсюда, – шепчу на ухо.
Она тоже меня тепло обнимает, отстраняется:
– Что вы сказали?
«Идиотка глухая!»
– Я говорю, счастье-то какое!
И тут же отворачиваюсь, открывая объятия ему:
– Поздравляю тебя, сыночек, ты нашёл свой идеал!
Часть 2
Глава 6
– Идеал ёлки, это абсолютный идеал! Погоди, давай осторожно, – Елена прикидывала, пройдёт ли она в проём, – чуть левее.
Глеб, двигаясь спиной, оборачивался:
– Ещё немного. Главное – её в гостиную внести.
И действительно, заморская красавица была на удивление пышной, с чуть голубоватыми кончиками мягких иголок, со смолистым уютным запахом.
– Какая красивая! И как вы её будете выносить потом? – Кира сидела на диване, наблюдая за процессом. – Давайте помогу.
Она протянула руку, и Елена заметила у Киры на запястье красную нитку.
– Что это? – Она вспомнила, что у кого-то уже видела нечто похожее.
– А, – Кира повертела рукой, – это сейчас модно. Мне одна девчонка в больнице сделала. Говорят, что если красную нитку завязать специальным узлом и «заговорить её», то это к счастью. Сейчас многие такие носят, ты что, не замечала?
– Нет. – Елена пожала плечами.
– Так что, помогу? – Кира встала.
– А ну брысь, – Елена махнула рукой, – а то мы тебя обратно в больницу отвезём.
– Да-да, беременным девушкам тяжёлое таскать нельзя. – Глеб посмотрел на неё поверх очков.
Кира вернулась на диван.
– И вообще, тебе нужно меньше ходить и больше сидеть, а ещё лучше – лежать, – она положила верхушку ёлки на пол, – и выполнять все предписания врача, если ты хочешь выносить этого ребёнка.
– Всё-всё-всё, – Кира замахала руками, – я поняла, я ВСЁ поняла.
Она совсем сникла и уткнулась в телефон.
Глеб опустил ствол и отошёл – деревце занимало почти половину комнаты.
– Игрушки есть?
– На антресолях была коробка. Может, ты слишком строго? – прошептал Глеб, когда они вышли в коридор.
– Да ну, брось, – она оглянулась, – вот эта стремянка, да?
– Угу, – он подтащил лесенку, – ты держи меня, чтобы я не свалился.
– Если она хочет этого ребёнка, то должна понимать, что за неё никто его не выносит.
Елена чувствовала, что иногда перегибает палку. Где-то в глубине души она надеялась на выкидыш и страшно этого стыдилась, поэтому проявляла о дочери повышенную заботу.
– Ну что, как там с игрушками?
– С-сейчас… чего тут только нет! Вот, кажется… Слушай, возьми, – его голова высунулась из антресолей, – старые фотографии, под ними как раз коробка с игрушками, она не тяжёлая, только большая.
Елена взяла два увесистых фотоальбома и положила на верхнюю полку стеллажа, потом обернулась принять коробку с игрушками.