Лезвием кухонного ножа я безотчётно потрагиваю большой палец, не замечая, как режу его в кровь. Боль мне нужна. Очень нужна.
Скрип – ещё одна половица. Он спускается.
Я знаю его движения, не видя, я вижу, я слышу.
– Где же ты, где? – слабо шепчет он, но я разбираю слова обострившимся звериным слухом.
Мерзкая тварь! Он всё ближе.
Ничего не осталось. Только звонкое острие в складках юбки.
Ближе…
Через одежду кожей чувствую, как между нами движется воздух. Он так близко, что, кажется, я ощущаю тепло его тела.
А если убежать? Быстро открыть дверь и убежать? Не успею. Он догонит, достанет, вернёт меня сюда и прикуёт к этому дому навсегда.
– Да где же ты?! – Он говорит громче.
Первым показывается пистолет…
Пистолет?! Я успеваю удивиться, вжимаюсь в угол, и… дверной косяк вдруг оглушительно скрипит, выдавая меня! Он останавливается…
Я слышу, слышу…
Пистолет спрятался. Он стоит за углом возле меня. Он знает, что я здесь.
Движение… шаг… Из-за угла появляется нога, край туловища, плечо, рука, оружие в руке…
– Ч-что?! – Я слышу голос.
И будто тугая пружина расправляется внутри… Мгновенно делаю шаг, выбрасывая вперёд руку с ножом:
– А-а-а-а!
Не чувствую никакого сопротивления, будто втыкаю нож в тряпичную куклу. Достаю и втыкаю снова.
Совсем близко чёрная точка дула, она дёргается, вспыхивая.
– А-а-а-а!! – кричит он.
Горячими клещами рвёт где-то в плече, выше локтя, но боли нет. Пока нет. Два выстрела – пригибаюсь, резкий свист возле уха, и мочка вспыхивает огнём.
Запах пороха жжёно бьёт в ноздри. Складываюсь пополам.
Время безмолвной стеной встает вокруг, окружив частоколом минут. И нам обоим не выбраться живыми из этого круга. Только одному.
Всё происходит так быстро. Всё происходит так медленно.
Уворачиваясь от огненного дула, толкаю его в бок, сваливая на пол, пистолет падает и отскакивает в сторону, он хватается за раненый бок.
Ярость заливает меня до ресниц, огненная и прекрасная, выжигая гниль страха чистым белым напалмом. Добей, добей его, добей, до-бей! Замахиваюсь ножом, и…
Ч-ч-то это?
Застываю соляным истуканом. Смотрю… Оторопело делаю шаг назад, глядя на скрюченного человека на полу. Он выше и больше… Это не Владимир!
Кто?!
Оглядываю незнакомца – он держит руку на боку, тяжело и с присвистом дыша, кровь пропитывает одежду, пачкает пальцы – и продолжает течь. Голова его повёрнута к полу, я не могу разглядеть лица.
Я ошалело смотрю на него, не понимая, что делать.
– Ты… кто? – осторожно трогаю его носком ботинка.
Молчит.
Далёкие полузабытые воспоминания крутятся пыльной каруселью.
Он поворачивает ко мне голову.
– Г-осподи… Г-глеб? Г-леб, это ты?!
Вижу сквозь муть боли в его глазах удивление:
– Л-Лена? Ты живая… Лен…
Как он тут? Откуда? Почему? Мысли окатывают кипятком.
– Ч-чёрт! – Я роняю нож и падаю на колени возле него, я не могу поверить. – Глеб! Глеб! Господи, Глеб! Я же… ты… тут… Как? Как же?! Боже, я думала, что…
Трясу его:
– Ты ранен? Что? Где?
Задираю ему свитер, майку…Справа боку два небольших надреза. Это не надрезы. Нож вошёл на всю длину в тело, если я проткнула ему печень, то дело дрянь. Но для печени слишком низко. Господи, помоги…
– Надо «Скорую». Быстрее. Телефон! У тебя есть телефон?
– В заднем кармане. – Он коротко кивает.
А у меня не укладывается в голове. Поворачиваю его, он стонет.
– Как? Как ты тут оказался?
– Я… приехал за тобой, думал, ты…
Бледный. Испарина на лбу.
– Молчи, молчи! – прикладываю палец к его губам. – Держись! Сей-час…
Добегаю в кухню, хватаю полотенца, бумажные салфетки.
Возвращаюсь, прижимаю как можно сильнее. Стонет, мотает головой:
– Больно, Лен, больно.
– Сейчас… погоди, потерпи немного.
Набираю сто двенадцать, но понятия не имею, где мы находимся.
Чувствую, как у меня по шее бежит тёплая струйка.
– Ты… ранена, – он слабо вытягивает руку, – ухо…
– Глеб?! Не закрывай глаза! Нет! Не закрывай глаза. Дыши, смотри на меня. Слышишь? Я вызываю «Скорую». Как ты меня нашёл? Где мы? Ты знаешь адрес?
– Да, – он смежает веки, – сорок первая трасса, Брусничное…
– Держись, мать твою! – Страх снова впивается иглами изнутри. – Нет, Глеб, нет! Даже не думай! Хватит с меня потерь!
В голове не мысли, а лоскуты: «Как он… здесь? Откуда? Почему? Он искал меня? Всё это время?»
Тишина. Аппарат мёртво молчит. Ни гудков, ни звуков – ничего. Да что ж такое! Сбрасываю и набираю снова. Снова. Снова.
Роюсь в списке вызовов – Кира! Жму… – тишина!!!
Я не могу никуда позвонить! В этом чёртовом доме блокируются все сигналы!
– Глеб, не спи! Нам надо идти! Слышишь! Ты должен встать!
Смотрю на него и понимаю, что не сможет. Он не встанет.
Что же делать? Что делать?!
– Глеб, дай ключи от машины.
Глаза его закрыты, на губах кровь! И на полу тоже… поворачиваю его, смотрю сколько… нет, не так, много… пол-литра? Литр?
– Глеб!! – ору я. – Ключи!!!
Он размыкает веки. Глаза мутные, больные…
– Лен… п-погоди. Скоро… скоро всё кончится.
– Я быстро, Глеб! Я за помощью. Быстро! – вскакиваю.
– Н-не уходи, – слабо просит он, цепляясь за подол юбки, – пожалуйста. Не уходи… мне страшно.
Кашляет, кровавые брызги летят на пол, размазываясь по щеке.
Я не слушаю, забираю ключи, телефон, дёргаю подол, вырывая из рук.
– Лен… – Он делает усилие и снова цепляется за меня.
Я присаживаюсь и говорю с ним как с маленьким:
– Тише, мой хороший, тише, я быстро. Я знаю, тебе страшно, знаю. Так и должно быть. Всё будет хорошо. Обещаю. Мы выберемся. Я люблю тебя, слышишь? Люблю.
Мне легко это говорить. Очень легко. Я не сказала ему этого тогда, но сейчас… он пришёл за мной. Спустя долгие три года он искал меня, он нашёл…
В его глазах стоят слёзы.
– Лен… – хрипит, кашляя, – я… прости меня. Прости.
– Что? – не понимаю, о чём он.
– Э-т-то я… – старается говорить быстро, – я видел тебя в ту ночь, я… знал, что творит Дима, и… не защитил, не уберёг тебя тогда…
Смотрю на него во все глаза:
– Ч-что? Что ты? О чём?
Воздух вокруг смерзается – не вдохнуть.
Он цепляется за юбку:
– Прости… я должен был, должен…
Времени нет, времени совсем нет. Не думай. Не думай ни о чём.
Я разворачиваюсь, выдёргиваю подол из его рук и бегу так быстро, как могу.
Двор, забор, машина… Дорога. Ключ, зажигание, свет фар…
Даю заднюю, чиркаю по дереву, тыкаю телефон – он молчит. Еду… минута, две, три, четыре…
Он умрёт там.
Пять… Я на шоссе. Есть сеть.
Сто двенадцать… гудок… Смотрю в навигатор: координаты, которые он ввёл, чтобы приехать сюда.
Да возьмите вы уже трубку!!
– Алё? Да! Мужчина, ножевое ранение в живот, внутреннее кровотечение, кровопотеря – литр или больше, возможно, задета печень… Куда? – называю данные. – Быстрее, пожалуйста. Полицию? Да, вызывайте, всех вызывайте, только быстрее! Да, я врач. Кто я? Просто… врач. Елена Киселёва.
Отбой.
Откидываюсь на спинку, закрывая глаза, вспоминая… Ключи в руках Глеба, они с Лёшей ругаются. Лохмотья ощущений… бахрома… Меня кто-то отвязывает… Глеб? Это был Глеб?
Трогаю шею, ухо – рваная мочка распухла, висит рваным куском мяса, но раковину не задел. Боль приходит только сейчас – я забыла, что он меня ранил в плечо, смотрю – предплечье навылет.
Я сижу в машине на съезде с шоссе на разбитую просёлочную дорогу, чтобы перехватить «Скорую» и повести за собой. Включаю мигающую аварийку, чтобы меня заметили.
Прислоняюсь виском к стеклу – вокруг тишина новорождённого дня – холодный рассвет развесил клочья тумана на голых ветках, залил низину густым молоком тумана.
Он умрёт. Он наверняка умрёт, а меня посадят. Я приведу полицию в дом, где убитая девушка, прикованный в подвале парень и… раненый или мёртвый мужчина.
Медленно моргаю и слышу сирену. Это они – уже близко. Глаза закрываются сами собой, свет съёживается, расползаясь по швам, и исчезает…
Эпилог
Дверь приоткрылась, и в проёме показалась темноволосая голова:
– Елена Васильевна, можно?
– Моё мнение не изменится. – Елена оглядела долговязого парнишку – джинсы на три размера больше, расхлябанные ботинки, яркий свитер и сверху халат. – Кухаренко, вы же неглупый парень, голова работает отлично…
Он заулыбался похвале преподавателя:
– Да у меня, знаете ли, то одно, то другое… Елена Васильевна, а Елена Васильевна, а давайте я всё-таки пересдам сейчас? Ну, пожалуйста, а?
– Нет, Игорь, извините, – заговорила она, смягчаясь, – все пересдачи уже осенью – и это будет последний шанс. Скажу вам откровенно, мне совсем не понравится, если вас отчислят. Хирург из вас получился бы неплохой.
– Гм… – парнишка облокотился на косяк двери, явно расстроившись, – совсем никак, а? Может быть, всё-таки…
Она молча смотрела на него.
– Ладно, я понял, – он чуть подсобрался, – эх… жаль. Ну, что ж, попробую осенью.
– Попробуйте. – Она кивнула, отворачиваясь.
Он потоптался ещё немного в аудитории, понял, что ждать ему нечего, тяжко вздохнул и вышел.