Он может воспользоваться мною, если я соглашусь.
Алкивиад хотел наложить запрет на прошение о вакансии на поместье, подав dike pseudomartyrou, иск по поводу ложного свидетельства; после чего намерен назначить временным управляющим поместья любого родственника, кого я назову. Он будет следить за этими землями до моего возвращения.
— Возвращения? Откуда?
— Но ты, Поммо, не должен оспаривать другой иск — обвинение в измене. Тебе придётся действовать так, словно это правда. Ты должен бежать.
Я мог думать лишь о жене и тётке. Как я объясню им это? Как я смогу заботиться о нашем ребёнке? Если я скроюсь, Аврора и ребёнок не приедут в Афины. Что касается меня, то разве своим бегством я не подтвержу свою виновность? Я рискую оказаться в изгнании навсегда.
— Разве когда-либо мне не удавалось защитить тебя, Поммо?
Алкивиад уверил меня, что до тех пор, пока он остаётся у власти, ни один человек, ни один закон не причинит зла ни мне, ни моей семье. Он всё сделает как надо и с выгодой для меня.
— Наши враги хотят представить тебя сторонником Спарты. Очень хорошо. Мы не возражаем.
Он хотел, чтобы я перешёл на сторону врага. Поехал вместо него в Эфес, оплот спартанцев в Эгейском море. Там теперь находится Лисандр. Он наконец-то сделался навархом. Прежнее знакомство Алкивиада с Лисандром да ещё эти обвинения в связях со Спартой откроют передо мной его двери. Я буду представляться частным лицом, но, когда Лисандр позовёт меня, чтобы порасспросить — а это случится обязательно, — следует открыть ему, что я — личный посланник Алкивиада. Я должен подтвердить добросовестность намерения установить дружеские отношения со спартанцами. Если Лисандр пожелает обменяться с Алкивиадом сообщениями, то я послужу курьером. Что касается любого приговора, вынесенного мне в Афинах, то Алкивиад своей властью strategos autocrator просто издаст указ о помиловании.
— Ну, так сделай это для меня сейчас, — потребовал я.
Мой командир замолчал. Наши взгляды встретились.
Его глаза не были ни холодными, ни злыми, просто упрямыми.
— Сейчас делаются большие дела, Поммо.
— Это твои большие дела.
— Я так же ограничен ими в своих действиях, как и ты.
Он отметил ещё одну деталь. Дней за десять до этого из Халкидики доставили несколько групп военнопленных. Среди них был мой старый товарищ Теламон. Я освободил его. Он находился теперь в госпитале, излечиваясь от ран. Об этом я не поставил в известность ни Алкивиада, ни кого-либо ещё, считая это дело мелким, недостойным их внимания. Конечно, Алкивиад знал об этом.
— Вызволи твоего человека из лап костоправов. Договорись с ним. Действуйте сообща, демонстрируйте вашу полезность в качестве убийц. Это укрепит доверие Лисандра к тебе. Он даже может попробовать использовать тебя в таком качестве против меня.
Я согласился поехать. Что ещё я мог сделать?
— Мне жаль, что я пользуюсь твоим трудным положением, Поммо. Но крайние обстоятельства требуют крайних мер. Я знаю, тебя это мало волнует. Но если эта тяжёлая задача будет решена успешно, то изменится судьба не только Греции, но и всего мира.
— Ты прав, — сказал я. — Мне всё равно.
В этот момент с прогулки по холмам как раз возвратились Эвриптолем и Мантитей. Они заметили, что я в затруднении из-за поручения командира. Любыми средствами мне следует заглотить обвинение в измене, сказал Эвриптолем. Я не должен допустить, чтобы меня поместили за решётку. До суда пройдёт не один месяц. Кто может предсказать настроение народа? Было бы сумасшествием искушать судьбу, представ перед судом афинян. Особенно ввиду того, что мои защитники должны будут довольно скоро отправиться на войну.
— Гляди веселей, Поммо, это разнообразит твою биографию. — Двоюродный брат нашего командира засмеялся, положив руку мне на плечо. — Разве ты не знаешь, что нельзя считать себя истинным сыном Афин, если ты не побывал в ссылке и не был приговорён к смерти?
Глава XXXVIIОХОТА НА ПАРНАСЕ
Моё положение было ещё одним, и не самым главным, следствием хитрого плана Алкивиада, который он запустил за несколько дней до этого. Кампания тяжбы с законом была лишь элементом ответа его врагов. У тебя есть родственники и коллеги, Ясон, которые присутствовали при происходившем в тот вечер. Нет сомнения, ты помнишь его. Я расскажу тебе, насколько мне позволяет память.
Через несколько дней после своего возвращения в Афины, почти сразу после триумфа в Элевсине, Алкивиад организовал охоту на склонах Парнаса. Он пригласил туда не только своих сторонников, но и несколько личных и политических противников, включая Анита и Кефисофонта, будущего тирана Крития, а также Лампонта, Гагнонта и твоего дядю Миртила. Последние трое представляли крайнее правое крыло партии Хороших и Истинных. Они были самыми злобными из обвинителей Алкивиада во время слушания дела о мистериях. Клефонт и Клеоним представляли приверженцев радикальных демократов. Был приглашён также Харикл. Вместе с Писандером он настраивал народ против Алкивиада. В те дни резкость их выступлений содействовала разжиганию вражды. Во время разгула террора, среди прочих мер, они предложили аннулировать закон, запрещающий пытки граждан. Эта охота на Парнасе, как объявил Алкивиад, была способом протянуть оливковую ветвь мира бывшим врагам. Он хотел дружбы с ними.
Сама охота была показным жестом хозяина, поскольку в семи милях к востоку, в районе форта в Декелее, всё ещё находились значительные силы спартанцев. Смелость Алкивиада произвела впечатление на город, поскольку даже самые искусные охотники уже несколько лет не решались охотиться в тех горах. Спартанцы настолько считали это место своим, что в сезон охоты лакедемонская конная охрана оставляла в охотничьем домике кирки, лопаты. Они даже переложили каменную печь, когда та накренилась. Там же имелась и кладовая для мяса. Нельзя было ответить отказом на подобное приглашение. Весь город гудел. Добровольцы из числа конницы взялись обеспечить охрану. Конечно, все хотели узнать, что задумал Алкивиад.
Стихия разгулялась. Дожди не переставали лить два дня. Охотники все вымокли. Но охота была грандиозная, и, надо сказать, никто не жаловался. Они возвратились в хижину, сняли намокшие туники и развесили их перед огнём. От одежды повалил пар. Грелись в огромных чанах с горячей водой, натирались тёплым маслом, а потом отдыхали, не отказывая себе в удовольствии полакомиться красным виноградным вином, грушами, фигами и сыром. Всем также пришлись по душе куропатка, оленина и жареный гусь. Наконец гости, уставшие и сытые, расположились на ложах в большом зале, где четыре медных колокола служили дымоходом для двух разожжённых очагов. Ловчие, загонщики, псари и слуги были отпущены. Осталась только личная прислуга — на молчание этих людей можно было положиться. Всего осталось около тридцати человек.
Среди друзей нашего хозяина были Эвриптолем, Адимант, Мантитей, Аристократ и молодой Перикл. Ферамен, Фрасил, Прокл, Аристон и его партия представляли умеренное крыло; имена оппозиционеров я упоминал раньше. Такое разграничение способствовало усмирению враждебности. Все, казалось, смягчились, когда хозяин, одетый в охотничий плащ, встал рядом с очагом и начал говорить.
Без всяких предисловий он сразу предложил закончить войну и заключить со Спартой мир. Пока гости в недоумении таращили глаза, Алкивиад продолжал: следует совместно со Спартой двинуться на Персию. Цель этой новой войны заключалась не только в освобождении греческих городов Малой Азии, но и в захвате Сард, Суз, Персеполя. Другими словами, он планировал захватить всю Персидскую державу вплоть до Индии.
Безрассудная смелость такого предприятия выглядела настолько захватывающей, что одни гости, обретя наконец дар речи, расхохотались, а другие спросили, не сошёл ли с ума их дорогой хозяин.
Алкивиад сначала обозначил практические выгоды. Самая первая — спартанцы уйдут из Аттики и к нам возвратятся все наши поместья. Одно только это совершит чудо: успокоит враждебность богатых и ослабит их интриги против демократии. Верните им их виноградники и лошадей — и вот они уже не хотят никаких переворотов. Доходы от такого предприятия получит не только аристократия. Обогатится также и demos. И не только наши собственные неимущие граждане, но также и метэки — иностранцы, проживающие в Афинах и не имеющие права голоса на выборах; и даже рабы, большинство которых стремится к действию даже больше, чем полноправные афиняне. Предоставь им возможность участвовать в войне, сулящей выгоду и славу, причём не грек против грека, а грек против варвара, да ещё против такого варвара, с которого просто капает золото, — и прощай недовольство.
— Это я и называю «кормлением чудовища». Это значит обеспечить для беспокойных слоёв нашего народа цель, достойную их стремлений, цель, которая не делает их врагами, но напротив — примиряет между собой их личные цели, зачастую коренным образом отличающиеся друг от друга. Сейчас таким чудовищем стала вся Греция, ибо последняя война соскребла мох с каждой эллинской задницы. Все они стали афинянами, даже спартанцы.
Он предложил провести резкое разграничение партий в Лакедемоне. Экспансионистская фракция, возглавляемая Эндием, ухватится за эту идею, если только убедится в её осуществимости, равно как и Калликратид, и старая гвардия, которые ненавидят варвара и возмущаются низкопоклонством перед его золотом. Партия Агиса и Лисандра будет противостоять нам, но не потому, что они не верят в это предприятие (они в любом случае начнут рваться к лидерству, если решат, что это послужит их интересам), но потому, что их амбиции слишком тесно связаны с кошельком принца Кира. Личные посланцы, поведал Алкивиад, давно подали сигнал обеим партиям. Чего нельзя добиться убеждением, то можно купить золотом.
Непобедимость персов — миф, продолжал Алкивиад. Их армия, составленная из солдат, которых мобилизовали из подчинённых государств, разбежится даже перед второсортными спартанскими силами, как это случилось во время войны на Геллеспонте, а их флот окажется бумажным при встрече с афинскими кораблями. Алкивиад описал персидскую систему управления: независимые сатрапы и расставленные между ними барьеры. Здоровье Дария плохо. Борьба его наследников потрясёт всю Азию. А наши стремительные удары разнесут всю его империю в клочья. Алкивиад произнёс это настолько убедительно, что стало казаться, будто всё это неотвратимо. Особенно если эллины будут действовать в союзе с македонцами и фракийцами, а ведь фракийские владыки хорошо расположены к Алкивиаду. Следует также привлечь греческие города Ионии, которые всегда стремились к независимости. Они все как один встанут под знамёна объединённой родины.