Новый театр западнее temenos Артемиды, выходящий на море, был грандиознее афинского театра Диониса. Пока шли игры, там собрались все моряки. Пятнадцать тысяч в самом театре, ещё двадцать тысяч — на склонах. Глашатаи передавали в толпу речь командующего. Принц Кир сидел рядом с навархом. Поблизости находились телохранители и компаньоны. С двух возвышений театра, «ушей», были видны афинские эскадры под командованием Алкивиада. Они блокировали гавань.
Лисандр заговорил:
— Спартанцы, пелопоннесцы и союзники, сегодня вид вашей мужественной силы доставил радость не только тем городам, за свободу которых вы сражаетесь, но и богам, которые превыше всего ценят смелость и преданность. И всё же я признаю, что многие среди вас проявляют нетерпение. Вы видите боевые корабли наших врагов. Они безнаказанно приблизились к самым цепям, надёжно запечатавшим вход в нашу гавань, и вы горите желанием дать им бой. «Почему мы должны постоянно тренироваться?»— спрашиваете вы своих офицеров. Ежедневно на нашу сторону переходит всё больше и больше отличных гребцов. Каждый вечер наши ряды пополняются, а ряды нашего противника тощают. Вы кричите: «Давайте атаковать! Сколько ещё ждать?» Я отвечу вам, товарищи, напомнив вам о различии между нашим, дорическим, родом и ионическим родом наших врагов. Мы, спартанцы и пелопоннесцы, обладаем храбростью, а наши враги обладают смелостью. У них — thrasytes, у нас — andreia. Обратите внимание на это различие, братья. Вот где кроется глубокое и непримиримое разграничение. Эти свойства характера отражают враждебные и несовместимые понятия о надлежащем отношении к богам. Этим они предсказывают и предопределяют нашу победу. В доме моего отца меня учили, что нами управляют небеса и следует относиться к ним с благоговейным страхом, почитать их волю. Вот так поступают спартанцы, дорийцы и пелопоннесцы. Наш род не диктует богам свою волю. Нет, мы стремимся узнать волю богов и исполнить её. По нашим понятиям, идеальный человек — тот, кто благочестив, скромен и старается держаться в тени. Наше государственное устройство — гармонично, постоянно, оно основано на общине. Мы считаем, что богам наиболее всего нравятся мужественность людей, их умение переносить трудности и презрение к смерти. Вот что делает нас непревзойдёнными в сухопутных сражениях, ибо цель пехоты — удержать за собою землю. Мы не индивидуалисты, потому что для нас внимание к себе — это гордыня. A hybris, гордыню, мы презираем. Мы считаем, что место человека — ниже небес. Мы не оспариваем главенства неба. Спартанцы мужественны, но не безрассудно смелы. Афиняне смелы, но они не мужественны. Я подробно опишу вам, друзья и союзники, характер нашего неприятеля. Остановите же меня, если я солгу. Заглушите меня криком, братья. Но если я буду говорить правду, тогда приветствуйте мои слова, дайте мне услышать ваши голоса! Афиняне не боятся богов, они сами хотят быть богами. Они считают, что небеса не обладают властью, что всё дело в популярности. Они говорят, что боги распределяют своё одобрение. Вот что поражает смертных страхом и заставляет их соперничать друг с другом. Афиняне стремятся ублажить небеса, слепив себе глиняных божков. Афиняне отвергают скромность и неприметность как качества, недостойные мужчины, сделанного по образу и подобию богов. Небеса благоволят к смелым. Они верят, что их опыт подтверждает это. Дважды смелые действия спасали их от персов, дали им возможность создать империю и удержать её. Афиняне — непревзойдённые моряки, потому что именно там, на море, побеждает дерзкая смелость. Военный корабль в строю должен ударить по врагу. Смелость — могучий двигатель, друзья, но она имеет предел, и всегда найдётся скала, на которую она наскочит. И эта скала — мы.
Бурное одобрение прервало речь Лисандра. Сначала волна покатилась от первых рядов, где слышали самого Лисандра. Затем к ней добавилась вторая, когда глашатаи донесли слова командующего до тысяч сидевших на склоне холма. Третья хлынула после того, как задние ряды наконец узнали, что именно произнёс Лисандр.
— Наша скала — это мужество, братья, о которое смелость афинян разобьётся и отступит. Thrasytes потерпит поражение, но andreia выдержит. Усвойте эту истину и никогда не забывайте её. Смелость нетерпелива. Мужество, напротив, долготерпеливо. Смелость не может вынести трудности или промедления. Она алчна и ненасытна, она должна питаться победами, иначе она умрёт. Смелость зиждется на воздухе, она прозрачна и призрачна. А мужество твёрдо стоит на земле и черпает силы из священного источника богов. Храбрость предпочитает командовать небесами, она распоряжается рукой божества и называет это добродетелью. Но мужество чтит бессмертных и желает, чтобы небеса руководили им; оно действует только для того, чтобы проводить в жизнь волю богов. Послушайте, братья, что же это за человек с такими противоречивыми качествами. Смелый человек одержим гордыней, он бесстыден и амбициозен. Мужественный человек — спокоен, богобоязнен, надёжен. Смелый человек стремится разделять. Он желает, чтобы всё принадлежало только ему. Он оттолкнёт собственного брата, лишь бы самому захватить добычу. А мужественный человек — не эгоист. Он придёт на помощь товарищу, зная, что то, что принадлежит всему обществу, принадлежит и ему тоже. Смелый человек домогается чужого, он таскает соседей по судам и интригует. Мужественный человек довольствуется своей долей, он уважает волю богов и принимает её смиренно, как и положено слуге небес. В тяжёлые времена смелый человек мечется, страдая и жалуясь на судьбу всем встречным и поперечным, как женщина, ибо у него нет силы характера. Он не в состоянии найти выход из положения и не тащить за собою в пропасть других. Но посмотрим, как ведёт себя мужественный человек. В чёрные дни он сносит всё молча, не жалуясь. Почитая круговорот времён года, порядок, установленный небесами, он невозмутимо выполняет свои обязанности, поддерживая в себе уверенность в том, что умение терпеливо выдерживать несправедливость — это признак благочестия и мудрости. Это то, что касается человека мужественного и человека смелого. А теперь поглядим, что такое — смелый город. Превыше всего смелый город ставит расширение власти. Он не может смириться со своим теперешним положением, он обязан совершать походы в другие государства и грабить другие города. Смелый город облагает данью империю. Презрительно относясь к небесам и закону, он — сам себе закон. Свои стремления он ставит выше справедливости и оправдывает любые преступления, совершенные в его интересах. Нужно ли называть этот город? Афины!
Овация, как гром, пронеслась над театром и гаванью. Её было слышно даже на кораблях, стоящих на рейде.
— Взгляните на море, братья, посмотрите на эскадры противника, которые выставляют напоказ своё предполагаемое превосходство у самого порога нашей цитадели. Они знают о нашей неопытности на море и осмотрительности в действиях. Они считают это нашим недостатком, слабостью, благодаря которой рассчитывают сокрушить нас. Но они не принимают во внимание собственные нетерпение и упрямство — а ведь это их недостаток, причём фатальный. Наши недостатки можно компенсировать учением, тренировками, самодисциплиной. А их недостатки — у них в крови, они неизгладимы, неизлечимы. Алкивиад полагает, что заблокировал нас. На самом деле это мы его заблокировали. Он думает, что мы умрём от голода, но это мы морим его голодом. Мы морим его победой, которую он должен одержать, победой, которая столь необходима демосу Афин, ибо он не обладает мужеством. И если вы сомневаетесь в истинности этих слов, друзья мои, то вспомните Сиракузы. Мир знает, как окончилась та война. Наши враги роковым образом заблуждаются в своём понимании правильного отношения человека к богам. Они не правы, а мы правы. Боги на нашей стороне, потому что мы почитаем их и боимся их кары. Боги не на стороне афинян, потому что они рвутся на Олимп, расталкивая всех на своём пути, потому что они желают обитать там, где живут боги, потому что они жаждут сами стать богами.
Лисандра прерывали так часто, что он вынужден был останавливаться почти после каждой фразы и ждать, пока шум стихнет.
— Наш род, братья, поставил своей целью узнать, что такое мужество. Мы познали его источник. Мужество рождается от подчинения. Это результат братства и любви к свободе. Смелость же — порождение неуважения и вызывающего поведения. Она — побочное дитя непочтительности и пренебрежения к закону. Смелость чтит лишь две вещи: новизну и успех. Это её пища, без этого она умирает. Мы лишим наших врагов этих продуктов, которые заменяют им хлеб и воздух. Вот почему мы постоянно тренируемся. Мы потеем не ради пота и учимся грести не ради гребли. Мы учимся действовать сплочённо, чтобы воспитать в себе andreia, чтобы поселить в наших сердцах уверенность в себе, в своих товарищах, в командирах. Говорят, будто я боюсь встретиться с Алкивиадом. Меня упрекают в трусости. Да, я действительно опасаюсь его, братья. Но это не трусость, а осторожность. Встретиться с ним корабль к кораблю — не храбрость, но безрассудство. Ибо я признаю мастерство нашего противника и вижу, что в этом мы пока уступаем ему. Дальновидный командир с уважением относится к силе своего соперника. Его умение — не в том, чтобы нанести удар превосходящей силе, а в том, чтобы отыскать слабое место и ударить именно туда. И не тогда, когда враг будет готов. И не туда, где враг ожидает нападения. Нужно выждать момент, когда противник будет расслаблен. А слабое место афинян — время. Thrasytes можно победить. Это как фрукт — ароматный, когда спелый, и воняющий до небес, когда сгнил. Поэтому наберитесь терпения, братья. Я говорю вам: я рад, что мы ещё не готовы. И даже если бы мы были готовы, я искал бы предлог удержать вас ещё на какое-то время. Ибо каждый час, что мы не даём нашему врагу одержать над нами верх, действует против него, лишает его силы. В своём безбожном тщеславии Алкивиад льстит себе, полагая, будто он — второй Ахилл. Ну что ж, если он т действительно второй Ахилл, то смелость — его уязвимая пята, и, клянусь небесами, мы ударим его в пяту и повергнем его!