К ее ногам уже швыряли мятые купюры, требуя исполнения любимых песен. Жанна хотела поделиться неожиданным гонораром с музыкантами, но Ромка сказал:
- Не надо. Это твои башли.
Совмещать пение с уборкой стало невыносимо. Ромка сам взялся все уладить с директором ресторана.
- Владимир Егорович, надо искать новую уборщицу, - заявил он.
- А эта чем плоха?
- Трудно ей, понимаете?
- Ты что, Потанин? Живнул с ней? Так это еще не повод.
Ромка покраснел от злости:
- Я ее не трогал. Просто чувиха поет как бог. И должна только петь.
- А где она поет?
- Здрасьте! Да у нас в «Дружбе». Каждый вечер.
- Не узнал… - сказал директор озадаченно.
- Ну это не удивительно.
- Ты что имеешь в виду? - спросил директор с подозрительностью, свойственной алкашам.
- Я и сам не верю, что на сцене нашу уборщицу вижу.
- Так Рыжик - это она?
- Конечно. Теперь половина гостей к нам на нее ходит.
- Ну раз так, пусть поет. Не возражаю. Найдем какую-нибудь бабку убираться.
Ромка передал этот разговор Жанне. Не весь, конечно, а только последнюю часть.
- В общем, Егорыч сдался, - заключил он.
- А куда ж ему было деваться! - усмехнулась Жанна.
«Это только первый шаг, - с ликованием подумала она. - Я все-таки зацепилась! Зацепилась!…»
Годы 1960-1997-й. Участковый
Соловых чувствовал, что он на пределе. Казалось бы, отношения с Зоей Братчик только расцветили монотонную жизнь участкового. Настоящего высокого чувства к женщине он никогда не испытывал. Его женитьба была делом случая, нелепого к тому же. Сельский паренек с Орловщины тянул себе лямку в стройбате, где единственным развлечением была переписка с незнакомыми девушками, наобум писавшими солдатам тоже не от хорошей жизни. Так у Соловых завязался, с позволения сказать, почтовый роман с москвичкой по имени Василиса. Вскоре он в письмах стал по-свойски называть ее Васей. Они обменялись фотографиями. Соловых запечатлелся в парадной форме у развернутого знамени части. Вася прислала карточку, на которой она сидела с раскрытой книгой в руках, напоминавшей Большой энциклопедический словарь. Похоже, это должно было намекать на то, что девушка не так проста.
Вася стройбатовцу приглянулась. Впрочем, если два года не видеть никого, кроме соседей по казарме, это не удивительно. Письма Соловых стали погорячее. Он решил набиваться в женихи, слегка присочиняя по поводу своих армейских подвигов. Вася, со своей стороны, тоже метила в невесты. Даже призналась, что хотела бы иметь не менее троих детей.
Короче, в один из чудесных майских дней взволнованный дембель постучался в дверь Васиной квартиры. И тут почтовый роман едва не завершился трагически. Вася оказалась настолько непохожей на свою фотографию, что Соловых чуть умом не двинулся.
Более того, девушкой на фото оказалась двоюродная сестра Васи, давно уже выскочившая замуж. Именно она, желая устроить личную судьбу довольно страшненькой Василисы, затеяла вместо нее переписку с солдатом.
На что она рассчитывала, неизвестно. Бабья дурь, да и только. Обнаружив этот ужасный обман, Соловых сделал четкий поворот кругом и отбыл. Казалось, навсегда. В тот же день он запил по-черному. Пил он ровно трое суток и притормозил лишь тогда, когда отдал за кружку пива свою новую фуражку. Перспектива остаться вскоре голым его отрезвила. В похмельном тумане Соловых появился на пороге Василисы. Открыв ему дверь, Вася ударилась в плач, забормотала какие-то жалкие слова, но Соловых был настроен решительно.
- Подбери сопли, - сказал он. - Я жениться пришел. Раз уж так получилось.
Они сыграли свадьбу, и Соловых взялся строгать детей. В результате их получилось трое, как и наворожила двоюродная Васина сестра.
В милицию Соловых поступил чуть ли не под звуки фанфар. Там любили прошедших армейскую школу. Он быстро выбился в участковые и пребывал в этом качестве до сих пор, не брезгуя мелкими поборами, укреплявшими семейный бюджет. Супруга и дети ходили у него по струнке. А что касается любви, то мысль о ней Соловых не посещала вовсе.
С появлением Зои все перевернулось. Сначала-то участковый просто захаживал к ней, так сказать, для здоровья.
Но через полгода ему стало необходимо видеть Зою каждый день. Он зачастил к ней, и это уже были не шутки. Во-первых, кто-нибудь мог накапать жене. А во-вторых, и это было самое главное, Соловых стал опасаться, что скоро надоест Зое. Пышущая здоровьем молодая дворничиха довела его до крайнего физического истощения. Раз за разом он оставлял ее неудовлетворенной, и хотя Зоя помалкивала, он боялся, что она в конце концов найдет себе мужика посильнее.
Вот если бы он мог предложить ей еще что-нибудь, кроме койки. Но только от мысли пригласить ее в ресторан или, того хлеще, в театр Соловых прошибал холодный пот. И денег даже на пустяковый подарок у него тоже не было. Тем не менее именно на деньги он, после тягостных раздумий, решил сделать ставку и однажды предложил Зое провернуть вместе одно рискованное дельце.
Год 1979-й. Зоя
Соловых объяснил ей все осторожно, полунамеками, чтобы она не подняла его на смех или вообще не послала подальше. Братчик, уже потихоньку зверевшая от беспросветной жизни в подвале, неожиданно сказала:
- А что? Если выйдет, сразу разбогатеем. Ты это сам придумал или в своих протоколах вычитал?
- Сам, - ответил Соловых, ощущая себя полноценным мужиком.
На подготовку ушло две недели. И вот наконец решающий день настал.
Утром, когда толпы зачумленных приезжих кинулись штурмовать прилавки ГУМа, в уголке на первом этаже откуда ни возьмись появилась тумбочка с кассовым аппаратом. Рослая розовощекая девица в синем фирменном халате под наблюдением пожилого милиционера с оловянными глазами вывесила на плечиках роскошную дубленку. Вокруг сразу же собралась наэлектризованная толпа.
- Это чьи дубленки? Почем? - раздались нервные выкрики.
- Все узнаете. Станьте в очередь, - сказал милиционер. - Предупреждаю: по дубленке в одни руки.
Очередь мгновенно тугими кольцами опоясала кассовый аппарат так, что усевшуюся за него розовощекую девицу стало не видно. Она долго копалась, пока выбила первый чек.
- А где получать? - спросила счастливица, возглавлявшая очередь.
- В четырнадцатой секции. После обеда, - ответила кассирша, не поднимая глаз. - Там все размеры будут.
- Как это - после обеда?
- А вот так. Не хотите - тут кроме вас есть желающие.
- Отходите! Сколько можно? - зашумела очередь, напирая на кассу.
Дальше дело пошло бойчее. Глупых вопросов больше никто не задавал. Милиционер с оловянными глазами сновал в толпе, зорко поглядывая по сторонам.
Из-за кассирши, которая постоянно ошибалась, очередь двигалась медленно, но никто не роптал. Да и как было роптать, когда ни с того ни с сего привалила такая удача - потрясающие заграничные дубленки в свободной продаже!…
Ровно в час дня милиционер протолкался к кассе и сказал, не разжимая губ:
- Хватит. Заканчивай.
- Почему? - удивилась кассирша.
- Заканчивай, я сказал!… - Он обернулся к очереди и громко объявил: - Все, граждане! Перерыв!
- Какой еще перерыв?
- Обеденный. До двух. Так что расходитесь. Но никто, конечно, и не подумал сдвинуться с места.
- Мы постоим, - донеслось из задних рядов. - Столько стояли, еще за час не развалимся.
- Ваше дело, - сухо сказал милиционер и отвернулся.
Он помог кассирше сложить выручку в холщовый мешок, снял с плечиков дубленку, спрятав ее в большой пластиковый пакет, и зашагал прочь. Через одну из боковых дверей он вышел в проезд Сапунова и смешался с толпой.
Тем временем, кассирша, снимая на ходу синий халат, двинулась к выходу на улицу 25-го Октября. В дверях ее остановили двое мужчин:
- Минутку. Вы из какого отдела?
- А что такое? У меня обед, - ощетинилась она.
- Ничего. При вашей комплекции полезно немного поголодать.
Мужчины отвели ее в кабинет на третьем этаже и, не теряя времени начали допрос.
- С вами, гражданка Братчик, - сказали ей через полчаса, - более или менее все ясно. Теперь нас интересует личность вашего сообщника в милицейской форме.
Но прижатая к стенке Зоя участкового не выдала. Она упрямо твердила, что на эту аферу ее подговорил незнакомец, случайно встреченный в ГУМе. То же самое она позже сказала на суде.
Год 1979-й. Участковый
Соловых, вернувшись домой, тщательно припрятал холщовый мешок с деньгами. Потом отвез дубленку, которую брал напрокат у двоюродной сестры Василисы. О кассовом аппарате, брошенном в ГУМе, он даже и не думал. По плану аппарат должен был остаться в магазине.
Вечером участковый, как обычно, отправился к Зое, но наткнулся на запертую дверь. Не появилась дворничиха и на следующий день. Соловых испугался. Он немедленно развернул бурную деятельность и вскоре по своим милицейским каналам установил, что Зоя арестована.
Соловых заплакал бы, если б умел. Очертя голову, он бросился к самому высокому начальству, до которого его допустили, и там признался во всем. Ему казалось, что, если заберут и его, это облегчит участь Зои. Он все взял на себя, рассказав, что именно он втянул в неблаговидную историю эту глупую девчонку.
Холеный полковник, выслушав Соловых, сломал в пальцах карандаш и разразился восьмиэтажным матом.
- Тебя расстрелять надо, сержант! - крикнул он.
- Расстреляйте…
- Патрона на такого мудака жалко! Ты мундир наш замарал, гад! Понимаешь?
- Конечно…
- Ну и что мне с тобой теперь делать?
- Арестовать. Что же еще? - тихо сказал Соловых. - Деньги я сдам добровольно. До копейки.
- Я тебе сдам! - снова взбеленился полковник. - Ты кому уже об этом проболтался?
- Никому. Вам только.
- Ничего я не слышал! Понял? И ты мне ничего не говорил! И никаких денег у тебя нет! У тебя вообще в тот день понос был, ты от толчка на минуту не мог отойти. Ясно? И жена должна подтвердить!