- Понимаю… - сказал Соловых ошеломленно.
- Ни черта ты не понимаешь! Думаешь, я тебя спасаю? Да положил я на тебя с прибором! Я честь мундира милицейского спасаю. И так уж нас полощут, где хотят. А тут такой вой поднимется! Мент ради личной наживы людей облапошил! Иди, Соловых, и молчи, как могила. А мыто тебя по-своему успокоим. Работай пока. А через месяц-другой уволишься из органов. По состоянию здоровья!…
Соловых вернулся домой сам не свой. Спрятанные деньги не давали ему покоя. Участковому хотелось их сжечь.
Зоя, как нарочно, все время стояла у него перед глазами.
- Что с тобой, Гена? - не выдержав, спросила жена. - Неприятности?
- Это мягко сказано, - буркнул Соловых и отвернулся.
Он был в районном суде, когда там оглашали приговор Зое. Приговор довольно милосердный - три года на стройках Большой химии. Слушая его, Зоя встала и на мгновение встретилась глазами с участковым. Ее взгляд ничего не выражал. Соловых кивнул ей незаметно, но Зоя уже отвела глаза.
Годы 1980-1981-й. Зоя
Она попала на строительство комбината синтетического волокна в степях под Куйбышевом. В дикую, несусветную жару Зоя вкалывала бетонщицей. Ей сказали, что ударным трудом и примерным поведением можно значительно сократить срок. Уже через месяц она стала бригадиром и прочно обосновалась на Доске передовиков. Начальство не могло на нее нарадоваться и говорило мечтательно:
- Эх, побольше бы нам таких заключенных!… Если бы не бараки, оцепленные колючкой, да не вооруженная охрана, это был бы просто трудовой лагерь. По субботам сюда привозили кино, а порой даже танцы устраивали. Писем Зоя не писала. Да и кому? Не матери же. «Здравствуй, мама! Пишу тебе из мест заключения…»
Соловых она вспоминала редко и без обиды. Сама была во всем виновата. А через пару месяцев участковый вообще стерся из ее памяти, будто его никогда и не было.
Соловых, видно, тоже не пробовал с ней связаться. Но однажды все-таки напомнил о себе совершенно неожиданным образом. Зоя поняла, что она беременна. Сначала она объясняла явные признаки этого переменой климата и тяжелой работой. Но вскоре стало очевидно, что Зоя носит под сердцем ребенка Соловых. Широкая брезентовая роба долго скрывала от чужих взглядов округлившийся живот. Но как-то в знойный полдень Зоя рухнула без чувств прямо на стройплощадке. Ее отвезли в лагерный госпиталь, где она в тот же день родила девочку. Родила на удивление легко.
Уже через десять дней Зоя снова стала к бетономешалке. Теперь ей тем более нужно было поскорее выбираться на волю. В тот день, когда маленькой Маринке стукнуло два месяца, Зою срочно вызвали к начальнику лагеря.
- Бумага на тебя пришла, Братчик, - бесстрастно сказал ей начальник. - Москва твое дело пересмотрела. Срок сокращен. Думаю, тут наши положительные характеристики сыграли значение.
- А когда? - спросила Зоя.
- Что когда?
- Когда теперь меня освободят?
- А прямо сегодня. Поздравляю. Зоя стояла, тупо глядя на начальника.
- Ты чего? Не рада? - удивился он.
- Рада…
- А мне, честно говоря, жаль такие кадры терять. Ты, если что, обратно к нам просись. Ты нас знаешь, мы тебя знаем. Просись к нам.
- Ладно, - сказала Зоя. - Попрошусь.
Торопиться Зоя не стала. Дождалась конца смены, попрощалась с девчонками, получила бумаги и подъемные. Уже под вечер, с запеленутой Маринкой на руках и тощим рюкзаком на плече, она вышла за ворота. Шофер продуктовой машины обещал подбросить ее до станции.
На вытоптанной площадке возле ворот стояло пустое такси. Соловых, опершись о капот, курил нервными, быстрыми затяжками.
- Здравствуй, Зоя, - сказал он глухо. - Поздравляю с досрочным освобождением.
- Спасибо, - ответила Зоя.
Странно, но она почему-то ничуть не удивилась его появлению здесь. Впрочем, ей было все равно. Она знала этого человека сто лет назад, в какой-то другой жизни.
- Садись, Зоя. Машина ждет.
- А ты на такси в такую даль! Значит, не все еще деньги потратил?
Соловых промолчал. Вся тогдашняя выручка из ГУМа ушла на адвоката, который все-таки добился пересмотра Зоиного дела. Но сейчас говорить об этом Соловых казалось неуместным.
- А ты, я смотрю… с прибавлением, - неловко сказал Соловых. - Мой?
- Моя. Девочка.
- Как назвала?
- Мариной. А что?
- Ничего. Неплохо. У меня до сих пор только пацаны выходили.
- Вот и иди к своим пацанам. Мы уж с Маринкой сами как-нибудь.
- А мне идти некуда. - Он растер ладонями лицо. - Развелся я, Зоя.
- Зачем?! - ахнула она.
- Ну как это зачем? Не рваться же пополам. - Его оловянные глаза вдруг подернулись предательской влагой. - Я это… вроде люблю тебя, Зоя.
- Вроде?
- Ну люблю… - сказал Соловых, опустив голову.
- А дети как же?
- Они уже взрослые. И вообще… Много чего случилось. Я, например, из органов уволился. Заставили.
Он замолчал. И Зоя не знала, что сказать.
- Командир! - позвал таксист, высунувшись из окошечка. - Мы едем или как?
- Едем! - сказала Зоя. - Возьми у меня рюкзак, Гена.
- А на дочку дашь взглянуть?
- Да уж теперь придется.
Маринка сладко спала.
- На тебя похожа, - сказал Соловых дрогнувшим голосом.
- А глазки оловянные, как у папки.
Они взглянули друг на друга и засмеялись.
Год 1977-й. Миледи
Миледи вышла на улицу. Неподалеку над темными кронами густых тополей призрачно светились купола Новодевичьего монастыря. Ярко освещенный пустой троллейбус неожиданно затормозил рядом с Миледи и приветливо распахнул двери. Она вошла, села у окна и понеслась по притихшей Пироговке к центру. В сущности, ей было совершенно все равно, куда ехать, лишь бы оказаться среди людей, еще не завалившихся спать.
Она сошла у Пушкинской площади и бесцельно побрела по направлению к Кремлю. Из ресторана ВТО вывалилась веселая актерская компания и, производя страшный шум, стала ловить такси. Некто с шикарными усами остановил на Миледи взгляд и сказал озабоченно:
- Минутку! Вы уже снимались в кино?
- Нет… - растерялась Миледи.
- Куда только эти ассистенты смотрят! - вздохнули Усы. - Я с «Мосфильма», из группы Чухрая. Дайте ваш телефончик.
- А у меня нет телефона.
- Как это? Тогда запишите мой домашний…
- Витя!… - Женщина с отчаянным макияжем дернула Усы за рукав. - Ну что ты, как рюмку выпьешь, так первой же встречной под юбку! Вы его не слушайте, девушка. Он у нас лакеев в очередь играет!
Женщина втянула Усы в подвернувшееся такси, а Миледи все так же бесцельно пошла дальше. Скоро улица кончилась, и Миледи перешла на другую сторону, где у входа в «Националь» еще толпились люди.
Большей частью это были ярко одетые девушки, стоявшие или медленно прогуливающиеся в ожидании. То и дело сюда подкатывали машины, в том числе иномарки. Распахивались дверцы, открывались окна. Невидимые внутри машин мужчины заводили с девушками негромкую беседу и увозили то одну, то другую. Однако девушек на этом бойком пятачке, похоже, меньше не становилось.
Для Миледи все это было в диковинку. Она остановилась, с интересом наблюдая за происходящим. Но долго стоять ей не позволили. Платиновая блондинка в чисто условной юбке похлопала Миледи по плечу.
- Слушай, подруга, - сказала она. - Ты кто такая?
- Я? Я никто.
- Вот я и вижу, что никто. А чего же ты тут делаешь?
- Просто стою. Нельзя?
- Нельзя.
- Почему?
- А потому, что ты в чужом огороде пасешься. Хочешь, чтобы тебе ноги выдернули и спички вставили? Это тут быстро. Малюля устроит.
- Какая Малюля?
Блондинка посмотрела на Миледи с недоумением:
- Ты что, приезжая?
- Приезжая.
- Приехала - и сразу на самую клевую точку. Сильна! Мы тут годами ломаемся, Малюле по семьдесят процентов отдаем, а она сразу в дамки!
Я по-хорошему советую, подруга, мотай отсюда…
Блондинка не успела договорить. Внезапно ее глаза испуганно округлились. Миледи невольно оглянулась и увидела, как из подъехавшего автобуса шустро выскакивали люди в милицейской форме.
Блондинка рванулась в сторону, но крепкие руки схватили ее за плечи.
- Какой сюрприз! - раздался насмешливый голос. - Ну привет, Филина! Давно не виделись!
Пятачок перед «Националем» мгновенно опустел. Нескольких девушек, угодивших в милицейский невод, повели к автобусу. Они шли, весело переругиваясь с милиционерами, испортившими им сегодня вечернюю работу.
Миледи тоже крепко взяли за локоток.
- Она тут ни при чем. Она не наша, - попыталась вступиться блондинка. - Она просто мимо шла.
- Все вы просто мимо шли, - ответил розовощекий лейтенант, которого все запросто звали Сашей. - А мы просто мимо ехали. Ты уж совсем оборзела, Филя. Малолеток втягиваешь. Поехали!…
Слабо сопротивляющуюся Миледи запихнули в автобус, где, кроме нее и платиновой Фили, набралось еще семь пленниц.
- Угости сигареткой, Саша, - попросила Филя.
- Ты ж мои не будешь, - отозвался тот добродушно. - Я же нашу «Приму» смолю. Трогай, Никифоров, в отделение!…
Автобус медленно отчалил от «Националя».
Вслед за ним двинулись неприметные, мышиного цвета «Жигули» первой модели, таившиеся в темном переулке возле Ермоловского театра. Сидевшая рядом с водителем немолодая тяжеловесная женщина сказала со вздохом:
- Я Лубенцову уши надеру. Не мог позвонить про облаву? Сегодня же его дежурство.
- А ты сними его с довольствия, Малюля, - усмехнулся водитель. - Замены ему, что ли, не найдется?
Малюля промолчала. Настроение у нее было паршивое. Опять придется отмазывать девчонок, опять совать ментам деньги. Сплошное разорение!
Год 1978-й. Жанна
Через пару дней в ресторане появилась новая уборщица, и Жанна официально стала солисткой в Ромкином ансамбле. У нее завелись какие-то деньги, и она смогла снять комнатку в Кратове. Пела она шесть вечеров в неделю, кроме вторника, а днем репетировала с музыкантами.