Примадонна. Банкирша. Шлюха — страница 16 из 74

- Не называй меня по имени! У меня всего одна минута!…

То, что она услышала дальше, потрясло бы любого человека. Ее «заказали».

- Что значит «заказали»? - растерянно переспросила она.

И тогда дрожащий голос в телефонной трубке сбивчиво пояснил, что ее хотят убить. Может быть, даже сегодня. А поэтому нужно срочно спрятаться куда-нибудь. Лучше всего - уехать подальше.

Разговор оборвался на полуфразе. В трубке раздались гудки отбоя.

Она тупо смотрела на замолкший телефон. О розыгрыше нечего было и думать. У подруги просто не хватило бы фантазии на такое. Значит, правда. Значит, над ней действительно нависла смертельная опасность.

Думать о том, кому она перешла дорогу, просто не оставалось времени. Это можно выяснить потом. А сейчас надо действовать. Кто знает, может быть, убийца уже рядом.

Преодолев слабость, она вскочила и опрометью кинулась в спальню.

Глава втораяДругая музыка

Год 1982-й. Иванцов и Трофимов


Жанна, кажется, влюбилась. Рано или поздно это должно было произойти. Что-то похожее уже случалось в ее жизни. Но безответные влюбленности школьных лет смешно было принимать в расчет. Сейчас дело обстояло по-другому. И ничего бы в этом факте не было особенного, если бы она не влюбилась сразу в двоих.

Иванцов и Трофимов, дружившие с незапамятных времен, были совершенно разными людьми. В отличие от долговязого, очкастого, скандинавского типа Володи Трофимова, Митя Иванцов был невысок, темноволос и улыбчив. Основательный, неторопливый Трофимов высаживал за день по две пачки крепчайших сигарет без фильтра, собирал джазовые записи и потрясающе реставрировал старую мебель, которую он разыскивал на помойках. Иванцов, человек множества разнообразных талантов, был незаменим в компании, где всех смешил до слез своими байками и сражал наповал песенками собственного сочинения, которые он распевал, аккомпанируя себе на гитаре. «Живой как ртуть», - иронически говорил о себе Митя.

При таком несходстве натур оба были не дураки выпить хлебного вина, как они величали водку, и оприходовать при случае подвернувшуюся представительницу прекрасного пола. Не все, что движется, конечно, но не обязательно кинозвезду. Оба уже дважды вкусили семейной жизни и в момент встречи с Жанной находились, так сказать, в свободном поиске.

Знакомство этой пары на режиссерском факультете Института кинематографии началось с мордобоя. Обычно невозмутимый, Володя Трофимов по забытому уже пустяковому поводу внезапно дал в ухо Мите. «Живой как ртуть» ответил мгновенным апперкотом. Их растащили. Казалось, началась вековая вражда. Но уже через месяц их было, что называется, не разлить водой. Они расставались только на ночь. Такой же неразлучной парой друзья вылетели из института за скандальный капустник на темы набивших оскомину фильмов о революции, всполошивший даже КГБ. Потом они вместе мотались от Бреста до Камчатки, клеймя своими фельетонами разные пороки, чем и заработали себе имя. Вдвоем они пришли на Центральное телевидение, где выпросили совершенно гиблое утреннее время для эфира. Все ожидали провала, поскольку тогда по утрам никто не смотрел телевизор. Но их субботнее шоу, стыдливо называвшееся тогда музыкально-развлекательной передачей, неожиданно взлетело на самый пик популярности.

Друзья обнаглели настолько, что появлялись в кадре без пиджаков, в подтяжках, и первыми осмелились совсем по-западному давать между музыкальными номерами рекламу. Письма от зрителей шли мешками. Звезды эстрады строились к ним в живую очередь. Но Иванцов и Трофимов старались зажигать новые на эстрадном небосклоне, и иногда им это удавалось. Наконец, объевшись популярности, вдоволь насладившись тем, что их рожи узнает любая собака на улице, друзья решили круто переменить курс. Эстрадные шлягеры стали захлестывать телевизионный эфир, и нужно было искать что-то новенькое, чтобы остаться на волне. Так возникла идея обратиться к музыке, которую официально не признавали. К бардовским песням, к «жестоким романсам» с несправедливым клеймом пошлятины, к полублатной лирике. Короче, к тому, что пели в электричках, на кухнях, в ресторанах и на вечеринках.

Уже само название новой программы - «Другая музыка» - вызвало настороженность Солдатова, главного музыкального редактора.

- Что это значит - «Другая музыка»? Какая «другая»? - спросил он у Иванцова с Трофимовым, пришедших выбивать съемочную технику. - Не наша, что ли?

- Наша, наша, - успокоил его Иванцов. - Только такая… Ну, бытовая, так скажем.

- Не понимаю.

- Ну вот что вы с друзьями дома после рюмки поете? - двинулся напролом Трофимов.

Солдатов сморщился, точно от зубной боли:

- Пить мне врачи запретили. Язва. И дома я не пою. Мне музыки на работе хватает. До тошноты. Вы мне список названий представьте.

«Сейчас, только шнурки погладим!» - хотел сказать Иванцов, но удержался, не столько из-за несвежести шутки, сколько из опасения, что Солдатов зарубит идею на корню.

- Списка пока нет, - сказал Трофимов. - Мы ищем.

- Вот найдете, тогда поговорим.

Такой поворот в разговоре был предсказуем. Солдатов всегда придерживался старинного правила: лучше перебдеть, чем недобдеть. Еще был свеж в памяти случай с безобидной песенкой «Спят курганы темные», про которую Солдатов сказал, что она выйдет в эфир только через его труп.

Вообще-то это был неплохой вариант, но друзья все же спросили - почему?

- А вы помните, кто эту песню в фильме пел? - прищурился Солдатов. - Диверсант! Враг!…

Словом, Солдатова голыми руками было не взять.

- Значит, вы запрещаете новую программу? - спросил Иванцов, подбавив в голос драматизма. - Тогда напишите свою резолюцию на нашей заявке.

Это был единственно верный ход. Иванцов и Трофимов были не последними людьми на студии. Запрет грозил шумным скандалом.

- Хорошо, - сказал со вздохом Солдатов. - Под вашу личную ответственность.

- А как же! - воскликнул Иванцов, ловко выдергивая из-под рук начальника заявку, на которой тот едва успел поставить свою подпись.

Таким образом, друзья на две недели получили в свое полное распоряжение «репортажку», или ТЖК - телевизионную журналистскую камеру, которой можно было снимать с плеча, а в придачу к ней - оператора Алика Алексашина, своего давнего приятеля. На студии водились операторы и посильнее, но Алик обладал несколькими неоспоримыми преимуществами. Одно из них называлось «дурным глазом». «Дурным» в данном случае означало - необычным. Он всегда старался увидеть объект съемки в каком-нибудь причудливом ракурсе. «Через жопу», - как говорили в операторском отделе. К тому же Алик был человеком легким и любил подурачиться не меньше Иванцова с Трофимовым. Приступая к очередной совместной работе, Алик сразу входил в образ выдуманного денщика Ахметки, прислуживающего двум офицерам. Но все эти милые сердцу игры для взрослых ничуть не мешали серьезной работе.

Постепенно первая передача из задуманного цикла «Другая музыка» обретала вполне определенные очертания. Удачно прошли съемки на кухне у Юлика Кима. Там и разговор получился интересный, и лихо была спета знаменитая кимовская песенка «На далеком севере ходит рыба-кит». С беспощадной документальностью был запечатлен на видеопленке вечерний разгул в ресторане «София» с безумными плясками под кабацкий шлягер про Мясоедовскую улицу. Потом удалось разыскать одного безногого деда, который после стакана перцовки исполнил на расческе «Полонез» Огинского, ни разу не сфальшивив.

Через знакомых нашелся страстный поклонник Вертинского, сохранивший редкие снимки и уникальные записи опального певца. Но Иванцов и Трофимов продолжали свои поиски.

Их случайная встреча с Жанной произошла в только что открывшемся подземном переходе на Арбатской площади. Друзья шли хорошо протоптанной тропой в ресторан Дома журналистов, где коротали почти каждый вечер за бутылкой коньяка и филе «по-суворовски». Внезапно Трофимов сделал стойку. Наверняка положил глаз на очередную претендентку разделить с друзьями холостяцкий ужин.

- Рекс, фу! - тут же сказал Иванцов. - Рядом, Рекс!

Он всегда этой фразой одергивал Трофимова, готового сходу завязать новое знакомство.

- Подожди, Димитрий, - отмахнулся Трофимов. - Ты посмотри, какой цветок асфальта!…

Эти слова относились к Жанне, которая стояла у стенки с гитарой в руках. У ее ног лежала картонная коробочка из-под рафинада, в которой виднелась сиротливая горстка мелочи.


Годы 1979- 1982-й. Жанна


В те времена уличные музыканты были в Москве совершенно новым явлением. Парни с гитарами, мужички с гармошками, робкие скрипачки из музыкальной школы, рискнувшие немного подзаработать прямо на улице, сначала удивили, а потом и рассердили милицию.

Они ничем не торговали, кроме звуков, и в этом отношении были безупречны перед законом. В попрошайничестве их тоже обвинить не удавалось. Они ничего не просили. А вот общественный порядок нарушали. Петь и играть, когда на дворе не Первое мая, было явным отклонением от нормы. И милиция принялась гонять этих жрецов искусства с тем завидным упорством, с каким у нас делаются все бессмысленные дела.

Жанне повезло. Надо сказать, что она не вдруг решилась выйти с гитарой на люди. После печальной истории с рестораном «Дружба» она какое-то время смогла прожить на деньги, заработанные в Ромкином ансамбле. Поскольку никаких занятий у Жанны не было, она попыталась разыскать подруг. Но в 14-м доме по Лужнецкому проезду уже работал дворником студент-вечерник из автодорожного института, ничего не знавший о судьбе своей предшественницы. В поисках Миледи Жанна отправилась к ее тете. Но Евгения как раз в это время уехала по заданию редакции в Норильск, и на звонки в дверь, естественно, никто не отозвался.

Между тем проклятые деньги опять подходили к концу. Жанна регулярно посылала матери открытки бодрого содержания, но просить у нее не хотела ни рубля. Как-то в переходе на Арбатской она увидела лохматого п