В такой обстановке программа Иванцова и Трофимова «Другая музыка» была обречена.
Друзья понимали это и боролись с Солдатовым из чистого упрямства. Когда аргументы с обеих сторон были исчерпаны, главный редактор сам уселся за монтажный стол и порезал программу без всякой жалости. После этого смотреть ее действительно стало нельзя.
- Ничего, - утешали Иванцова и Трофимова знакомые. - Стыдно бывает только раз. В эфире.
Но друзья ни о каком эфире и слышать не хотели.
- Ладно, на Москву мы это давать не будем, - сухо сказал Солдатов. - Но деньги затрачены, и списывать их я не собираюсь. Дадим по «Орбите» на Сибирь и Дальний Восток.
Единственное, что можно было сделать в этой ситуации, - снять из титров свои фамилии. Позориться и на Дальнем Востоке друзья не хотели. Взяв на пару часов монтажную, они переписали титры заново.
Вся эта волынка тянулась достаточно долго. Про Жанну друзьям некогда было вспомнить. Да и что они могли ей сказать? Что вся их затея лопнула? Это и так было ясно.
Но как-то в воскресенье, когда все высокое начальство благодушествовало на подмосковных дачах, случилось непредвиденное. Из дневного эфира вылетела передача «Для тех, кто в поле», которую на студии иронически называли «Для тех, кто в поле не пошел». Техники по ошибке размагнитили резервный рулон. Обычно основной рулон и его дубль синхронно запускали с двух постов - для подстраховки: вдруг аппаратура откажет. Тогда можно сразу перейти на соседний пост.
С одним же рулоном выходить в эфир запрещалось категорически. Чуть что - в эфире возникнет дыра. А за это не одна голова полетит.
Программный редактор быстро прикинул, чем бы заткнуть паузу в сорок минут. Фильм в этот отрезок не помещался. И тут в резервном списке редактор наткнулся на «Другую музыку», хронометраж которой был как раз тридцать девять минут с копейками.
В семнадцать двадцать «Другая музыка» вышла в эфир по первой программе.
Иванцов с Трофимовым узнали об этом только в понедельник. Программный редактор в это время уже печально бродил по этажам, собирая подписи на «бегунке» по случаю увольнения. Солдатов ждал Иванцова и Трофимова в своем кабинете, о чем друзей немедленно известили.
- Вам известно, что ваша «Другая музыка» вчера была в эфире? - грозно спросил Солдатов.
- Теперь известно, - сказал Иванцов.
- Вот уж сомневаюсь, что это произошло без вашего участия.
- Напрасно, - сказал Трофимов. - После вашего обрезания мы не признаем ее своим ребенком.
- Тем не менее авторы - вы.
- В титрах нет наших фамилий.
- Это не важно. - Солдатов сделал скорбное лицо. - У меня состоялся серьезный разговор с Председателем.
Он так и сказал - Председатель, с большой буквы. В студийных кулуарах главных телевизионных начальников звали «буграми», используя милый интеллигентскому сердцу уголовный сленг.
Новый «бугор» по фамилии Саяпин всего три дня назад стал к штурвалу. Но уже было известно, что он с утра до ночи, как ненормальный, смотрит подряд все передачи.
- Ну и что он сказал? - спросил Трофимов.
- Он был просто вне себя.
- Так понравилось? - картинно изумился Иванцов.
- Наоборот.
- Примите наши соболезнования, - сказал Трофимов.
- Я?
- А разве не вы командовали окончательным монтажом?
- При чем тут монтаж! - взбеленился Солдатов. - Его сама идея не устроила. То, о чем я вам все время твердил. На экране какие-то нищенки, алкоголики, недобитые нэпманы - и это наш народ? Он мне сказал, что это не другая музыка, а музыка из подворотни. И был абсолютно прав.
- Надеюсь, вы ему сказали об этом со всей прямотой? - спросил Иванцов.
Солдатов не ответил на его выпад.
- И наверное, - не унимался Иванцов, - в разговоре прозвучали наши звонкие имена?
- Уж не сомневайтесь. Покрывать вас я не собираюсь.
- Сомнениям тут места нет, - уверил Трофимов.
- С вами говорить - как об стенку горох! Идите и хорошенько подумайте.
- О чем?
- О своей судьбе на телевидении. Положение очень серьезное.
Лучше всего думалось в Доме журналистов. Туда друзья и отправились, как только начало смеркаться. В подземном переходе на Арбатской они натолкнулись на Жанну, пожинавшую плоды неожиданной телевизионной популярности. Ее окружала плотная толпа.
- Это же наш кадр! - встрепенулся Трофимов. - Как мы про нее забыли?
- Рекс, фу!
Но Трофимов уже врезался в толпу, спрашивая:
- Кто это поет?
- Арбатова, - ответили ему. - Вы ее разве не видели по «ящику»?
- Однако, - сказал Иванцов. - Какой неожиданный поворот сюжета?…
С этого момента для Трофимова все было решено. Впрочем, и для Иванцова тоже. Несмотря на полную неясность с дальнейшей работой на студии, они взяли Жанну в свою компанию.
Годы 1980-1982-й. Миледи
Для Малюли настали тревожные дни. Перестрелка в Кратове наделала много шума. В «Известиях» появилась большая статья Евгении Альшиц, начинавшаяся словами: «В Подмосковье открыт сезон охоты. Охоты на милиционеров…» Известная журналистка подробно описывала кровавые события в ресторане «Дружба», где были убиты два сотрудника милиции, смертельно ранен руководитель ансамбля Роман Потанин и не смертельно, но достаточно тяжело - некий Сильвер, темная личность, возглавлявшая, по слухам, целую банду.
Затеявший стрельбу Рашид Худойбердыев был объявлен во всесоюзный розыск. Его и до этого уже подозревали в торговле наркотиками, но Рашид был сводным братом важного партийного чиновника из Ферганы, и в серьезную разработку его не брали. Теперь все переменилось. Милиция не прощала гибели своих сотрудников.
Капитан Лубенцов майорских погон не получил. Он едва с капитанскими не расстался. Личного участия в операции он не принимал. Не его это была епархия. Но наводку на ресторан «Дружба» муровцы получили именно от него, и Лубенцову с большим трудом удалось скрыть своего информатора. Назови он имя Малюли, их давние связи вышли бы на свет, и капитан сам мог запросто загреметь на нары. С той поры его отношения с Малюлей стали напряженными.
Сильвер валялся в лазарете Бутырской тюрьмы, долгое время балансируя на грани жизни и смерти. Естественно, его мальчики так за Миледи и не приехали. Пронесло. И Миледи осталась при Малюле как некий залог будущей большой удачи.
Сама Миледи пребывала в счастливом неведении. В ее жизни не произошло никаких перемен. Она все так же блаженствовала, занимаясь только шлифовкой собственного тела. Когда в руки Малюли попала газета со статьей Альшиц, Миледи неожиданно получила от своей наставницы новую модную игрушку - плейер.
Тогда даже в Москве миниатюрный магнитофончик с наушниками был редкостью. Теперь Миледи все время шлялась по квартире в наушниках, только успевая менять в плейере кассеты.
Так было и в тот день, когда мрачная тень Сильвера упала на дом Малюли.
Ближе к вечеру Миледи вылила в ванну пол-флакона «бадузана», взбила до небес ароматную пену и погрузилась в нее, слушая свой любимый шведский квартет «АББА».
- Открой, Миледи! - крикнула Мал юля, когда в прихожей прозвучал звонок. Но Миледи, во-первых, ни за что бы не вылезла из ванны, а во-вторых, она просто ничего не слышала, хоть из пушек стреляй.
Малюля сама пошла к двери. Но прежде чем открывать, она заглянул в глазок. И ничего не увидела. Снаружи глазок был прикрыт чьей-то ладонью. В дверь снова позвонили условным звонком. Значит, кто-то из своих. Малюля загремела замками и задвижками. Внезапно дверь распахнулась от сильного удара, Малюлю отбросило в сторону, и она, не удержавшись, растянулась на полу. Вошли двое. По их угрюмому виду Малюля сразу поняла - это мальчики Сильвера. Она закрыла глаза.
- Ушиблась, мамаша? - спросил первый с фальшивым сочувствием.
- Ничего, - сказал второй. - Сейчас подлечим.
Они втащили ее, словно мешок, в комнату и швырнули в кресло.
- Ребята… - прошептала Малюля в ужасе. - Вы что, ребята?
- Сама знаешь. Думала, бросила Сильверу такую подлянку и он тебе простит?
- Какую подлянку? Я даже не знаю, о чем вы!…
- А кто в Кратово мусоров навел?
- Не я! Здоровьем клянусь!
- Здоровьем не клянись. Его у тебя больше не будет.
- Подождите, ребята!… Мальчики!… Я вам денег дам!…
Посланцы Сильвера переглянулись.
- Ну давай, - сказал первый.
Малюля трясущимися руками высыпала на стол содержимое шкатулки: пухлую пачку купюр, несколько золотых колец, кулон с изумрудом.
- Все?
- Все.
- Бедно живешь, мамаша.
- Я завтра еще с книжки сниму. Утром.
- Ты еще доживи до утра, мамаша!…
Страшный удар опрокинул Малюлю на пол. Ударившись затылком, она потеряла сознание и уже не чувствовала, как ее били. А били жестоко, ногами. В лицо, в живот, по почкам.
- Ладно, хорош! - сказал наконец первый, отдуваясь.
Они сгребли со стола деньги и золотишко. Постояли, прислушиваясь. В квартире было тихо. Миледи неподвижно лежала в ванне, наслаждаясь «Танцующей королевой» - самой лучшей песней на кассете.
Валим отсюда! - сказал второй.
«АББА» в наушниках смолкла. Миледи накинула пушистый халат прямо на мокрое тело и вышла из ванной. Странная тишина в доме удивила ее.
- Малюля! - позвала Миледи.
Никто не отозвался. Она вошла в комнату - и обомлела. На полу в луже густеющей крови лежала Малюля с разбитым, обезображенным лицом. Миледи зашлась в истошном крике. Кое-как она сумела набрать номер «Скорой помощи»:
- Приезжайте скорей! Тут женщину убили!…
Годы 1982-1984-й. Зоя
Зоя сама взялась врачевать мужа, которому врачи обещали двухстороннее воспаление легких. Она поставила его на ноги за десять дней.
Вернувшись на мясокомбинат, Соловых объяснил директору, что зашел в холодильник случайно и там вдруг почувствовал себя плохо. Объяснение было признано удовлетворительным. Затем Соловых заглянул в разделочный цех. Когда он вошел, все замерли.
- Здорово, мужики, - сказал Соловых, поглядывая на разделочные ножи, угрожающе поблескивающие в руках мастеров. - Картина художника Репина «Не ждали». Все забыть не могу, как вы меня приласкали. Должок за мной, согласны?